Хотя почему не примет? Быстро схватив плащ, я накинула его на плечи, водрузила на лицо носатую маску, нахлобучила поглубже треуголку и, быстро натянув перчатки, которые были мне малы, взяла в руки трость. Месье был намного ниже меня, так что пришлось сгорбиться под плащом, но я надеялась, что все, ожидавшие Шахрияра, не будут сомневаться, что под этим одеянием именно он. Подойдя к двери, я попыталась нащупать ручку, которой, конечно же, не было. Прошло еще несколько томительных секунд, пока я вытаскивала из-под пальто, скрытого плащом, рубиновый перстень и подносила его к впаянной прямо в дверь пластине. Портал распахнулся, милостиво пропуская меня внутрь. И я, не зная, не совершаю ли сейчас самую большую ошибку в моей жизни, вошла внутрь. * * * …Уж не знаю, чего я ожидала: какого-нибудь зала заседаний тайного общества в духе Дэна Брауна и Голливуда, точнее, и Голливуда, и Дэна Брауна: массивные плиты огромного круглого зала, горящие на стенах факелы, рыцарские доспехи, чаша Святого Грааля на колонне-постаменте… Ничего подобного: помещение, во-первых, было небольшое, во-вторых, прямоугольное, в-третьих, погруженное во тьму и освещенное только двумя небольшими, вполне современными, светильниками на противоположных стенах. Зато все остальное очень смахивало на заседание тайного общества: гигантский, почти во всю комнату, стол, вокруг которого стояли старинные резные стулья, на которых восседали фигуры в черных плащах, носатых масках и с тростями в затянутых перчатками руках. Носатые маски, словно по команде, повернулись в мою сторону, и я, не зная, что принято говорить и принято ли вообще что-то говорить, молча проскользнула к единственному свободному стулу, который, к счастью, был практически напротив портала-двери. А что, если месье Шахрияр и был главой этой самой Лиги Леонардо – и мне надлежало теперь проводить заседание? Размышляя над этой коллизией, я медленно, как подобает пожилому человеку, опустилась в кресло. Сидевшая во главе стола носатая маска подняла стоявший перед ней массивный бронзовый колокольчик и, тряхнув в него, произнесла по-французски старческим голосом: – Последний Леонардо прибыл, мы можем начать заседание! Прошу, однако, в следующий раз, брат Леонардо, не опаздывать. Иначе портал для тебя больше не раскроется. Я молча кивнула носатой маской, решив, что не время ставить Лигу в известность о том, что никакого следующего раза не будет и что сей портал для месье Шахрияра уже никогда больше не раскроется. На столе перед собой я заметила повестку заседания, от руки выведенную на пергаменте красными чернилами, причем по-латыни. Пока я собиралась с мыслями, заседание началось. Говорил в основном председатель, который докладывал о сегодняшнем, нет, уже о вчерашнем аукционе. Причем, судя по всему, он сам принимал в нем участие. – Брат Леонардо, не хочешь ли ты поведать нам о том, как тебе повезло стать обладателем кодекса Мастера? Отрицательно качнув головой, я отказалась от предложенной чести, и председатель заявил: – Такая скромность украшает тебя, брат Леонардо… Кто-то рядом со мной шепнул своему соседу: – Такая не свойственная для него скромность! Месье Шахрияра в тайном обществе явно не особо жаловали. А председатель продолжил свой рассказ. Наконец он завершил повествование и снова спросил меня: – Брат Леонардо, когда кодекс будет передан тебе? Я замешкалась, думая, что и, главное, как ответить, чтобы во мне не распознали подложного месье Шахрияра. Но за меня ответил кто-то с другого конца стола: – Ну, это не так важно! Ты ведь принесешь его и покажешь нам, брат Леонардо? Настоящий месье Шахрияр наверняка бы не принес и не показал. Поэтому я громко вздохнула и пожала плечами. – Ты никогда не показываешь нам своих приобретений, брат Леонардо! – заявил еще кто-то, причем весьма раздраженным тоном. – Зачем, спрашивается, ты, вообще, являешься членом нашей Лиги! Председатель, призвав при помощи колокольчика к порядку, назидательно заявил: – Брат Леонардо, прошу, без нападок! – Но ведь он прав! – поддержал предыдущего оратора мой сосед справа. – Шахрияр никогда не… – Брат Леонардо, попрошу без имен! – взвился председатель. – Тебе отлично известны уставы нашей Лиги! Анонимность – прежде всего! Меня рассмешила такая таинственность: наверняка все, или во всяком случае большая часть присутствующих, прекрасно знали, кто скрывается под треуголкой, плащом и носатой маской, но, играя в карбонариев, предпочитали напускать на себя загадочность. Ну да, все-таки это заседание тайного общества! – Но в уставе, брат Леонардо, записано и то, что каждый из братьев обязан предоставить всем другим братьям возможность насладиться своим приобретением, созданным Мастером! Поднялся гвалт: каждый захотел сказать что-то важное, и председатель напрасно трезвонил в колокольчик, потому что на него никто не обращал внимания. Я же поняла, что, желая оказаться на собрании могущественной тайной секты, попала то ли в старшую группу детского сада, то ли в дом престарелых. Быть может, и туда, и туда одновременно. Нет, ни к тайным организациям, вершившим судьбами мира, как в фильмах про агента 007, ни к секретным обществам, желавшим разоблачить козни Ватикана, как в романах Дэна Брауна (ну да, не люблю я его пустые, выстроенные всегда по одной схеме книги: жутчайшая старинная тайна – головастый профессор – разбросанные там и сям по стандартным туристическим местам ключи – предсказуемый финал, – вот и поминаю постоянно, хотя перед его талантом зарабатывать деньги, причем такие, которые я на своих махинациях с предметами искусства не заработаю никогда, всемерно преклоняюсь), сие сборище отношения не имело. Похоже, я зря сюда заглянула. Никакие это не вершители судеб и владетели секретов, а всего лишь пресытившиеся, обожавшие переодевания и ролевые игры престарелые толстосумы, почитавшие себя знатоками творчества Леонардо. И почему они не выбрали себе Мастером, к примеру, Рафаэля или Микеланджело? А добавь они еще и Донателло, то вполне могли бы основать клуб любителей черепашек-ниндзя. Подумывая над тем, что, изобразив оскорбленную невинность, я во время этого вселенского гвалта смогу беспрепятственно покинуть заседание и поехать наконец отсыпаться в отель, я услышала громкий одышливый голос председателя: – Прекратите, братья! Только что появилось сообщение, что Клод Моргенштерн умер – убит в своей квартире на рю Франсуа Мирон. Клода Моргенштерна я лично не знала, впрочем, его никто лично не знал, но, как и все в мире искусств, была наслышана об этом ужасно богатом старике, единственном наследнике банкирской династии, который обитал в своей огромной парижской, забитой, по слухам, редкостными раритетами квартире и в последний раз покидал ее то ли тридцать, то ли все сорок лет назад. Крики немедленно стихли, и все уставились на председателя, который, сдвинув свою носатую маску, за которой виднелась седая борода, просматривал ленту сообщений на мобильном. – Никаких современных средств связи! – снова взвился мой сосед справа, видимо, крайне неугомонный тип. – Это же по твоему настоянию, брат Леонардо, подобный пункт был прописан в статуте! Председатель, поправив маску, заявил: – Брат Леонардо, почитай статут внимательнее. На председателя это положение не распространяется. Последовал вопрос: – Это точно – убит? Кем убит, грабителями? Полный удовлетворения (ну точно дом престарелых!) голос моего соседа слева добавил: – Этим и должно было закончиться. Еще бы, хранил такие ценности, а обитал в обыкновенной квартире, даже не на Елисейских Полях или на авеню Фоша, а в Сен-Жерве. – Говорят, на Фоша у него тоже имеется еще одна, забитая под завязку прочими шедеврами. – Врут! Он бы тогда туда регулярно приезжал, а Клод не выходил из своей квартиры десятилетиями! Последний раз я сталкивался с ним лет двадцать назад… – Да как это двадцать? Он тридцать четыре года не покидал свою квартиру. – Не перебивай! У меня память, в отличие от тебя, отличная. Да, точно двадцать! И, вообще, откуда ты знаешь, что не покидал? Он может о себе такие слухи распространять, а на самом деле каждую ночь на улицу выходить… – Сам ты не перебивай! Мои соседи справа и слева, явно пожилые мужчины с избыточным весом и холеричным темпераментом, к тому же знакомые и друг друга не выносившие, решили пойти врукопашную, причем через мою голову. Председатель, выпрямившись во весь рост, рявкнул: – Вы, два идиота, прекратите! А не то, пользуясь дарованным мне статутами нашей Лиги правом, вышвырну вас прочь! Воцарилось молчание, и председатель, медленно обведя всех взором из-под своей носатой маски, продолжил: – Нет, не грабители. Тут сказано – какая-то восточноевропейская девица. А на другом сайте указано: «рыжеволосая русская туристка, которая сбежала с места преступления». Все ахнули, а я отчего-то вспомнила рыжеволосую особу, которая, опередив меня, купила у Барбары «Мону Лизу» – мою «Мону Лизу». Ну нет, вероятность того, что Клода Моргенштерна убила она, была не просто ничтожна, ее не существовало вообще. Таких совпадений не бывает, да и на убийцу эта девица ну никак не походила. – Клод к себе шлюху привел, а она его кокнула! – хохотнул кто-то злорадно. – Ну, будет ему уроком! Сидевший напротив меня, доселе молчавший брат Леонардо заявил сочным басом: – Ну, положим, шлюх к себе Клод не водил никогда.