Получается, «Мона Лиза» для человечества исчезнет, а будет существовать только для одного, отдельно взятого индивидуума? Потому что, если верить тому же Юрбену, тот несчастный, который вынес ее из Лувра (и получил теперь подделку), намеревался все же вернуть ее своей – и «Моны Лизы» – родине: Италии. А вот коллекционер желал только одного: иметь возможность любоваться ею в одиночестве, как в свое время Наполеон, повесивший ее в свою спальню в Тюильри. Хотя даже там он любовался на «Мону Лизу» не один… Лиза вздохнула и взглянула на часы. Уже начало второго, значит, в любой момент мог раздасться стук в дверь и… И «Мону Лизу» заберут, чтобы отдать ее новому хозяину, тому, который не даст никому взглянуть на нее. Но если так, то кто сказал, что этим новым хозяином должен стать этот самый анонимный коллекционер? А не, к примеру, она сама? * * * Решение пришло невероятно быстро. Лиза прошла в соседнюю комнату и отыскала среди множества набросков вторую копию «Моны Лизы», ту, что удалась не так, как первая, идеальная, попавшая теперь в руки к похитителю, и внимательно взглянула на нее. Ну да, ей-то, создавшей эту копию, видны огрехи и недочеты, но вряд ли они бросаются в глаза, например, тому же коллекционеру, который, как обычно водится в подобных случаях, в искусстве наверняка разбирается крайне слабо. И, заполучив картину, не будет сомневаться в том, что это оригинал. В то время как это будет копия, причем далеко не лучшая. Лиза, зайдя в кладовку, подняла серую бумагу, в которую была упакована «Мона Лиза», настоящая «Мона Лиза», и быстро завернула в нее свою работу. А затем, перевязав веревками, произнесла: – Что же, капиталист-кровопийца получит копию и будет уверен, что это оригинал. А вот оригинал останется у меня… Но что она с ним сделает? Если оставит себе, не вернув в Лувр, то чем она будет отличаться, собственно, от этого беспринципного коллекционера? Хотя бы тем, что сумеет оценить гениальность работы Леонардо, а также насладиться тем, что у нее подлинник, а у того – копия. Изготовленная ею копия. И все же это не ответ на вопрос, как поступить. Оставить оригинал себе – или вернуть Лувру? Или… Еще до того, как она успела прийти к какому-то окончательному выводу, раздался стук в дверь, и в этот раз Лиза не сомневалась: за синьорой пришли. Она не ошиблась – на пороге стоял Юрбен, а за его спиной еще несколько мрачного вида типов. Те, по-хозяйски пройдя в мастерскую Лизы, брякнулись на диван, а один из них протянул: – Баба-художник? Неплохо, совсем неплохо! Ты притащишь нам что-нибудь горло промочить? – Могу предложить кипяченую воду! – ответила Лиза. – Хотя, если месье желают, могу и сырую… Месье не желали. Развалившись на диване, они и не подозревали, что на стоявшем на небольшом отдалении мольберте, прикрытая простыней, находится «Мона Лиза». Та самая, ради которой они и пожаловали в мастерскую. Лиза вынесла пакет с поддельной картиной, вдруг испугавшись, что обман раскроется. И что тогда эти типы с ней сделают? Думать об этом не хотелось… Она заметила Юрбена, который крутился около прикрытого простыней мольберта. – Что это ты рисуешь, детка? Может, и меня изобразишь? Его рука дотронулась до простыни с явным желанием сдернуть ее, а его приятели на диване загоготали: – Давай тогда уж нас всех! Только голыми! Лиза выпустила из руки пакет с поддельной «Моной Лизой», которая, грохнувшись о дощатый пол, тотчас отвлекла внимание Юрбена от мольберта, на котором под простыней находился оригинал. Он, метнувшись к Лизе, завопил: – Дура безрукая, ты что делаешь? – Забирайте свое добро и выметайтесь отсюда! – заявила девушка. – И учтите, никогда более не хочу вас видеть, это понятно? Юрбен, схватив пакет с поддельной «Моной Лизой», процедил: – Мы уходим, так как делать тут все равно нечего. А синьора все равно уже сегодня вечером попадет в руки того, кто хочет ее заполучить. Ты же, детка, ни о чем не знаешь! Ее окружили приятели Юрбена, один из которых поднес к ее шее нож. – Будешь держать язык за зубами, потому что если вякнешь, то лишишься этого самого языка. И ты, и твой сумасшедший русский папочка! Расхохотавшись, типы удалились, причем один из них не преминул погладить Лизу по груди. Та дала ему пощечину, и тип тотчас ощетинился, угрожая ей ножом: – Хочешь, чтобы я применил силу? Я ведь могу ночью вернуться… – Возвращайся, – пожала плечами Лиза. – У меня имеются два револьвера, топор и скалка. Что выберешь, милый? Под гогот дружков тип ретировался, а Юрбен с порога крикнул: – Если все выгорит, то станем твоими регулярными клиентами, крошка! – Если хотите, чтобы я обо всем забыла, то и сами забудьте дорогу сюда. А теперь убирайтесь прочь, месье! * * * …Когда те наконец удалились, Лиза, заперев за ними дверь на засов, долго проветривала комнату, а потом, опустив занавес, сняла с мольберта простыню. – Синьора, что же мне с вами делать? – произнесла задумчиво девушка. – Я могу немедленно вернуть вас в Лувр, хотя бы анонимно, но тогда бандиты поймут, что я их обманула. А к их угрозам Лиза относилась очень даже серьезно. – Значит, синьора, мы просто подождем. Вернуть вас в Лувр я смогу в любое время, когда все уляжется. А пока что вы будете обитать у меня, ведь вы не против? И она повесила «Мону Лизу» у себя в спальне, за шкафом. * * * То, что беременна, Лиза поняла не сразу, а когда врач, которого она навестила по причине продолжающегося недомогания, высказал это предположение, окаменела. Отцом ребенка, которого она, выходит, носила под сердцем, мог быть только один человек, единственный мужчина в ее жизни – Клод. Возвращаясь после визита к врачу домой вдоль набережной Сены, Лиза вдруг поняла: вероятно, это прощальный подарок Клода, который теперь мертв. Она бы могла заявиться к его матери, потребовать части огромного наследства для своего отпрыска, затеять сенсационный судебный процесс, действительно получить очень много денег, но она сразу отмела эту возможность. Ребенок будет ее – и только ее. Почти что как «Мона Лиза». Отец, которому она сообщила, что он станет дедом, сразу же воскликнул: – Лизонька, Сергей Апполинарьевич будет в восторге, если сумеет стать отцом этого малыша, хотя бы на бумаге. Ты должна все-таки думать о приличиях. – Папа, я думала, что в прекрасном революционном будущем институт брака отменят и будет царить свободная любовь. Ведь об этом ты писал в своем последнем труде? Отец, быть может, об этом и писал, однако отнюдь не считал, что подобного образа жизни должна придерживаться его собственная дочь. – После всемирной пролетарской революции, Лизонька, да, но никак не до! И, вообще, если ты, не будучи замужем, родишь, это может повлиять на круг твоих клиентов, это же все такие респектабельные люди! А если ты потеряешь заказы, то на что мы будем жить? Более того, на что будет жить бедный Сергей Апполинарьевич? Действительно, на что? – Папа, мы-то с тобой перебьемся. Тебе на бразильский кофе с круассанами и пармскую ветчину, обещаю, всегда хватит. А что касается Сергея Апполинарьевича… Возможность того, чтобы его сестры все же пошли работать, не рассматривается?