Ласлинг стал парусным мастером Адраны, и у него были все стимулы для того, чтобы работа шла без осложнений. Он то и дело требовал притормозить, изучал показания тензометрических датчиков и торсиометров, дважды выходил наружу, чтобы произвести проверки и регулировки, которые можно выполнить только в вакууме. Он совещался с Меггери по необходимости, поскольку результат трудов в значительной степени зависел от того, насколько согласованным будет сотрудничество с ионным мастером. Однажды он подал знак Тиндуфу, и оба заговорили на малопонятном для посторонних профессиональном жаргоне, поскольку Тиндуф кое-что смыслил в проблемах, с которыми столкнулся Ласлинг. Несмотря на эти паузы, ни на одной стадии не возникло серьезной заминки, и развертывание обычных парусов, а не тех, что из ловчей ткани, теперь казалось Адране довольно простым и скучным делом. Ближайшие дни – и даже недели – уйдут на неспешную настройку и отладку, для чего понадобится многочасовой труд в вакууме. Но так устроена жизнь на любом паруснике, и у рутины имелся дополнительный плюс: космоплаватели не успевали сойти с ума, пребывая в замкнутом пространстве. Тем временем команда «Мстительницы» занималась собственными парусами, и поскольку кораблю предстояло вскоре пройти проверку, выдав себя за мирного частного агента, пришлось обменять часть парусов на обычные, такие же как те, которыми украсила себя «Веселая кобыла». Так делалось и раньше, на подходе к Колесу Стриззарди, Скряге и Малграсену, но в последние месяцы «Мстительница» летала на ловчей ткани, за исключением случаев, когда навигация требовала иного. Вот и теперь это черное совершенство пришлось нарушить, добавив квадратные лиги ярких зеркальных парусов, легко обнаруживаемых на больших расстояниях и весьма подверженных парусным вспышкам. Альтернативы не было. Когда оба корабля окажутся в зоне досягаемости подметалы Тревенца-Рич, что может произойти раньше, чем ожидается, им надо будет выглядеть безобидно. Возможно, придется выдержать осмотр с более близкого расстояния, и поэтому экипажу «Мстительницы», как только он закончит с парусами, надо будет заклеить орудийные порты просмоленными листами. Это уже делалось, но в недавних стычках маскировка частично пострадала. Вскоре корабли оказались на расстоянии тысячи лиг друг от друга, а когда солнечный ветер наполнил их паруса, разошлись на десять тысяч. Такое расстояние казалось почти непостижимым, а ведь это была лишь крохотная доля диаметра Собрания, который составлял пятьдесят миллионов лиг. Но даже пятьдесят миллионов лиг были ничем – меньше, чем ничем, – по сравнению с необъятностью холодной пустоты, посреди которой парило Собрание, эта одинокая пылинка, изредка сверкающая в бескрайнем мертвом пространстве, царстве тьмы и тишины. Адрана пыталась осторожными прикосновениями разбудить инопланетянина в его кроватке. Щелкун неприятно хлюпал во сне – если этот термин действительно определял его состояние, – и поскольку она хотела, чтобы он постоянно находился в ее каюте, приходилось затыкать уши, чтобы на чем-нибудь сосредоточиться. – Тазакнакак, пожалуйста, проснись. Вуга парил сзади, скрестив руки на груди и наблюдая. – Тебе не кажется, что было бы лучше оставить его на Малграсене? – Даже храп не заставит меня пожалеть, что щелкун здесь, – ответила Адрана. – Но без этой травмы было бы намного легче. – Тебе бы не пришлось терпеть эти звуки, да? – Ему тоже было бы лучше, Вуга, но не стану отрицать, что у меня есть личный интерес. Я уже во сне слышу это фырканье. Ты действительно думаешь, что сможешь ему помочь? – Пусть он сам решает. На моей совести и так достаточно пятен, не хватало еще смерти пришельца. – Мы постараемся сделать так, чтобы до этого не дошло. Но он болен, и я думаю, что предложенная тобой мера может ему хоть немного помочь. Она встряхнула инопланетянина энергичнее, и его глаза чуточку приоткрылись. Тазакнакак развернулся – спал он в позе зародыша, – высвободил все шесть конечностей и потянулся двумя верхними парами. От него исходил сладковатый и слегка затхлый запах, как от крошек на донышке коробки из-под галет. – Тазакнакак, проснись. Видишь этого человека? Кажется, он придумал, как тебе помочь. Адрана вручила пришельцу бумагу и ручку. Он нащупал и то и другое и написал: Не похоже, что это тот же корабль. – Не тот, – подтвердила Адрана. – Я взяла под начало другое судно, «Веселую кобылу», и этот человек, Вуга, – из ее команды. Наше соглашение аннулировано? – Нет, мое обещание в силе. «Мстительница» следует за нами, и где-то позади идет вражеская эскадра. Мы с Арафурой пришли к выводу, что лучший способ доставить тебя в Тревенца-Рич – переправить на борт этого корабля, и он полетит самым коротким маршрутом. Мы уже четверо суток идем разными курсами – ты все это время был без сознания, иначе я бы сообщила тебе о наших планах. Пожалуйста, не буди меня больше. Я очень скоро опять засну, чтобы сберечь как можно больше энергии. Если не умру к тому моменту, когда мы окажемся вблизи от Тревенца, верни меня в контейнер. Он серьезно поврежден, но устройство эффекторного вытеснения должно продержаться достаточно долго, чтобы вы сумели доставить меня в пункт назначения. Попав в Тревенца, ты свяжешься с моими друзьями, если они не найдут тебя первыми. – Тазакнакак, я бы не стала будить тебя без серьезной причины. Знаю, твоя каска повреждена, ты не можешь получать сенсорную картину и воспроизводить звуки обезьяньей речи. Он опять принялся писать: Ты разбудила меня, чтобы напомнить об ужасе моего положения? – Вуга, покажи ему. Вуга неуверенно опустился на колени рядом с Адраной у кроватки щелкуна и поднял свой фартук, высыпав на пол содержимое его карманов. – У меня есть умная смола, ваша инопланетность. Это редкий материал, и обычно мы бережем его на крайний случай… но полагаю, это он самый. Смола? – Скажи ему, Вуга. – Ее еще называют быстрым стеклом. Если появилась трещина в визоре, можно намазать сверху. Смола втекает в трещину и образует уплотнение. Ну, на самом деле все хитрее. Она сама знает, что надо делать. Если на визоре есть изгиб, она растечется по нему. И как только смола затвердеет, что занимает считаные минуты, она приобретет тот же цвет и прозрачность, что и стекло визора. Так хорошо подстраивается, что невозможно разглядеть, где заканчивается старый материал и начинается новый. Инопланетянин посмотрел на Адрану снизу вверх. Хотя его глаза были малы и имели лишь второстепенное значение, она как будто увидела в них отчаянную надежду, умеряемую только ужасом от мысли, что предложение может оказаться обманом. – Вуга считает, что с помощью быстрого стекла можно подремонтировать твою каску, – сказала Адрана. – У нас его немного – это технология Девятого Заселения, очень ценная, – но должно хватить. Если оно работает с живой тканью так же хорошо, как с инертной материей, то сможет вернуть каске прежние свойства. Это снова позволит тебе чувствовать и говорить. Но есть риск. – Да, есть. Возможно, ты знаешь больше меня, Тазакнакак, но я не думаю, что подобное когда-либо проделывалось с живым организмом. Не говоря уже об организме щелкуна. Тебе нужно мое согласие. – И не только, – сказала Адрана. – Еще у меня деликатная просьба. Тазакнакак, я очень надеюсь, что ты доживешь до встречи с твоими друзьями, но если случится иначе… мне бы хотелось иметь письмо, написанное твоим почерком, который невозможно подделать. Письмо, освобождающее нас от любой ответственности за твою смерть. Пришелец медленно кивнул и написал: Ты права, это действительно деликатный вопрос. – Ну и что ты скажешь, Тазакнакак? Скажи своему человеку, чтобы приготовил смолу. К тому времени ты получишь гарантийное письмо. Листок бумаги был сложен вдвое, как любовная записка, затем вставлен в шов между дверью в капитанскую каюту и переборкой. Фуре сначала даже подумалось, что это бледный мотылек, как-то проникший на борт на одном из миров, – никем не замеченный, он тщетно бился о дверь, пока не застрял в щели. Она вынула листок с аккуратностью криминалиста, отнесла к своему столу, развернула. Он лежал перед ней, омываемый розово-красным светом Паладина. Всего лишь небольшой бумажный прямоугольник – возможно, оторванный уголок страницы, – и на нем одна строчка. Аккуратный почерк Меррикс был ей знаком по записям в вахтенном журнале обзорной рубки. Мой отец сказал неправду. Вот и все. Этого было достаточно. Фура выдвинула ящик из стола и взяла футляр с флаконами и стеклянным шприцем. Она уже приняла шестьдесят пять доз, из которых шестьдесят три ей ввела Адрана. Последние две, с тех пор как корабли разошлись, она сделала сама – неловко и нерешительно, но вполне успешно. Она могла бы пойти к Эддралдеру или даже к Прозор, но теперь, когда Адраны не было, стоило воспользоваться возможностью все делать самой. Она опустошила седьмой флакон наполовину; осталось только три нетронутых флакона. Тридцать пять доз; меньше половины того, что уже израсходовано, но хватит еще на семьдесят дней, если придерживаться нынешнего режима. «Веселая кобыла» прибудет в Тревенца-Рич через три недели; «Мстительница» – через четыре, в зависимости от погоды и корректировки курса. Все равно остается запас примерно на месяц. Месяц – долгий срок, сказала себе Фура. Очень многого можно достичь за месяц. – Я собираюсь повидаться с Эддралдером, Паладин, – сказала она. – Сообщи, если узнаешь что-нибудь новое с помощью твоих приборов или обзорной рубки. Она вложила записку Меррикс в свой вахтенный журнал и покинула капитанскую каюту. Пересекла камбуз, прошла по желто-зеленым от светового плюща коридорам, миновала батареи гаусс-пушек и механизмы управления парусами и оказалась перед дверью в комнату доброты. Она напряглась в ожидании тошнотворного запаха – хорошо помнила, как смердела, меняясь, рана Страмбли, – но сейчас его не было, только назойливый химический фон лекарственных и дезинфицирующих средств. Страмбли была некрепко привязана к койке под тонкими простынями, а Меррикс измеряла ей температуру. Глаза раненой были открыты, но выражение лица не изменилось: по-прежнему никаких эмоций, ни малейшего интереса. – Без перемен. – Эддралдер оторвал взгляд от медицинского альманаха, но сначала вложил закладку между страницами. – Я бы сообщил вам, если бы было о чем. – Страмбли, – позвала Фура. В лице что-то дрогнуло, но все же взгляд остался устремлен мимо Фуры, словно космоплавательница узрела нечто далекое и любопытное. – Когда меня навестит капитан Труско? – спросила Страмбли шепотом. – Мне сказали, что он придет. – Капитан Труско не придет, – ответила Фура. – Он уже давно мертв, Страмбли. Разве не помнишь? – Мне сказали, что он придет. – Он умер. Теперь я твой капитан. Капитан Фура Несс. Ты знаешь, на каком корабле находишься? Страмбли выразила недоумение, затем ее похожее на маску лицо расплылось в обескураживающей улыбке: – Да, знаю! «Рассекающая ночь»! «Алая дама»! Боса Сеннен взяла нас в свою команду! – Нет… ты ошибаешься. Раньше корабль так назывался, но это было давно. – Я вижу в вас светлячка, капитан! – Страмбли подняла руку, указывая на Фуру, и та же гримаса вновь исказила черты. – Я вижу! Вы им напичканы по самые уши, так и блестите, ага! Даже глаза сверкают! Эддралдер тихо объяснил: – Время от времени она приходит в себя, но периоды бреда все длиннее. Порой она вообще без сознания, и я бы не назвал это сном. А когда она приходит в себя, жалуется на жуткий холод. – Значит, это лихорадка – признак того, что ее организм борется с инфекцией.