Прислонившись к дверному косяку, он неторопливо стягивал вакуумные перчатки. Его челка низко падала на глаза, напоминая полуопущенный визор. – Ну, как там, снаружи? Красиво? – Весьма. – Мы все иногда немного скучаем по дому, – заметил Ласлинг. Адрана сделала приглашающий жест: – Присоединяйся к нам. Я благодарила Ласлинга за успешную работу. С попутным ветром мы прибудем в Тревенца-Рич на день раньше. Лагганвор подтащил стул и опустился на него с большой осторожностью. Учитывая малое ускорение «Веселой кобылы», вряд ли мужчины нуждались в том, чтобы сидеть, но Адране нравилось принимать гостей так, словно она была хозяйкой салона в Мазариле, а эти двое желали дать отдых усталым ногам после целого дня на скачках. – Я поговорил с Коссел, когда вернулся на борт, – сказал Лагганвор. – На подметале чисто и никаких телеграфных сообщений с тех пор, как появилась новость об Инсере Сталлисе. В любом случае мы скоро выйдем из зоны досягаемости телеграфа. – Парусные вспышки? – Ни одной. Если эскадра за кормой «Мстительницы», то она летит очень дисциплинированно. – Пока «Мстительница» темна, ее не найдут, – сказала Адрана. – Приближаясь к порту, она поднимет обычные паруса, – возразил Лагганвор. – Но не раньше, чем это будет необходимо. Я знаю сестру, она не станет глупо рисковать. – Адрана налила порцию выпивки и вручила стакан Лагганвору. – Покажи Ласлингу свой глаз, Лаг. – Мой глаз? – Он его не видел, и я думаю, ему будет интересно. Теперь между нами не должно быть секретов, согласен? Он глотнул, восхищенно ахнул и поднес бокал к свету. Затем поставил его на стол, откинул челку и вынул глаз. – Дрон, – объяснил он, когда взгляд Ласлинга заметался между пустой глазницей и натуральным до последней прожилки и оттенка органом. – Получил от Босы Сеннен, чтобы шпионить для нее. У него имеются… определенные возможности. – Он видит насквозь? – Не так хорошо, как смотровой камень. Но может путешествовать независимо от меня и летать на разведку. Он способен даже убить, если понадобится. – Заставь его двигаться, – сказала Адрана. – Я бы предпочел этого не делать. – Ласлинг подумает, что это обычный стеклянный глаз. – Ласлинг ничего не подумает, – сказал парусный мастер с добродушной беспечностью. – Я верю всему, что мне говорят. Лагганвор протянул свободную руку и расположил ладонью над глазом. Потом поднял, и стеклянный шарик взлетел, словно подвешенный на невидимой нити. – Чего наш добрый капитан не совсем понимает, – процедил он, – так это того, что все это стоит усилий. Контролируя глаз, я теряю энергию. Вот почему предпочитаю не пользоваться им без острой необходимости. – Он напряг руку, повернул ладонь вертикально и послал глаз прочь. Возле колыбели щелкуна дрон развернулся и полетел обратно. Лагганвор поймал его двумя пальцами: – Довольна? – Спасибо за демонстрацию, – ухмыльнулась Адрана. Лагганвор вернул глаз на место. Его взгляд был настороженным, как она и ожидала. Он снова взъерошил челку, затем сделал большой глоток из своего бокала. – Если повезет, Ласлинг, ты больше никогда не увидишь мой глаз иначе как в глазнице. – И ничуточки не пожалею об этом, мистер Лаг. – Ласлинг неловко улыбнулся, как человек, который ощущает смутное напряжение, но понятия не имеет, что случилось и насколько все серьезно. Из колыбели донесся шелест. Тазакнакак откинул одеяло и верхними руками обшарил результаты ремонта, которому подверглась его каска. Он ощупывал себя, осторожно огибая границы между живой тканью и быстрым стеклом Вуги. Открылись глаза, маленькие и сонные, как у апатичного бледного кита, которого Адрана видела в общественном аквариуме на Мазариле. Затем раздался звук, похожий на треск детской погремушки. Он ускорялся и усиливался, пока отдельные щелчки не слились друг с другом, породив более сложный ритм. – Проведу минутку наедине с моим гостем, если позволите, – сказала Адрана. – Не хочу, чтобы он смутился при виде посторонних. Глава 15 Она вынула щелкуна из колыбели и устроила на освобожденном Лагганвором стуле, подложив подушку, чтобы лицо оказалось на уровне ее глаз. – Тазакнакак, ты не умер. Я расцениваю это как обнадеживающий знак. Смола прижилась? – Похоже на то… Я… благодарен вашему помощнику… Он очень… то… то… толковый. Чтобы понимать его речь, Адране приходилось ловить каждое слово, однако это было типично для общения со щелкунами – по крайней мере, теми немногими, с которыми ей довелось встречаться. Каска и резонансная полость издавали чудесные певучие звуки, но не были приспособлены для имитации того, что произносили обезьяньи органы речи. Стоило удивляться не тому, что беседа с Тазакнакаком требовала особой сосредоточенности, а тому, что она вообще была возможна. – Мы немного пообщались в Малграсене, если помнишь, но сейчас твой голос звучит по-другому. Думаю, Вуга неплохо справился, и все же не обошлось без изменений в резонансных полостях. К тому же ты отвык. Должно быть, это все равно что заново учиться говорить. – Скоро привыкну. Но даже если бы я не мог произ… из… из… нести ни слова на вашем языке, я снова вижу мир. Вы не в силах представить себе, что значит лишиться дара звукозрения, капитан Несс. У вашей расы не бывает аналогичных увечий. – Не сомневаюсь в этом, Тазакнакак, ведь ты наверняка изучил нас достаточно хорошо. Так эта способность правда к тебе вернулась? – Да. Прямо сейчас я создаю ваш звукообраз. Он… несовершенен. Аляповатая мазня, которая опозорила бы даже свежевылупившегося младенца. Но это гораздо лучше, чем вообще никакого звукообраза. На фоне треска и стрекота, позволявших щелкуну подражать человеческой речи, постоянно звучал вой в гораздо более высокой тональности, почти на пределе слышимости. Адрана предположила, что большая часть издаваемых им звуков недоступна для ее ушей. – Рада, что наши жалкие медицинские потуги не оказались совсем уж бесполезными. – Она кашлянула. – Уверена, твоим друзьям удастся помочь тебе по-настоящему. – Вы сделали все, что могли, капитан, и большего от вас нельзя было ожидать. – Если у тебя имеются какие-либо неотложные потребности, не стесняйся довести их до моего сведения. Ты хоть представляешь, сколько времени прошло с тех пор, как я получила от тебя гарантийное письмо? – Признаться, нет. – Мы прооперировали тебя через день или два после того, как разошлись наши корабли. Порознь так плывем уже две недели. Ты… выздоравливал большую часть этого времени. Мы решили не мешать твоему организму. – Сколько нам еще плыть под парусом? – Не больше недели. – Ваши корабли невыносимо медленные. Как же вы это терпите? – Мы все делаем в собственном темпе, Тазакнакак, и нас это более-менее устраивает. В Собрании двадцать тысяч населенных миров, и ни один не расположен дальше чем в годе плавания от другого. Обычно требуются недели, даже дни в самых благоприятных ситуациях. Мы не хотим ускоряться. Ускориться – значит просто затосковать и разочароваться гораздо быстрее. Мы предпочитаем безопасные рейсы и не хотим беспокоиться о будущем. – Вы не можете тосковать о том, чего никогда не знали. – Мне известно, что ваш космический транспорт быстрее нашего, но это не делает его лучше. Нужны ли на хитроумных щелкунских кораблях такие люди, как Ласлинг или Тиндуф? Очень сомневаюсь. Надо думать, любви и внимания этим кораблям требуется не больше, чем лампочке. А этот корабль… – Она погладила край стола. – Этот корабль не быстр, но он летает благодаря труду до седьмого пота, терпению и мудрости, на приобретение которой уходит полжизни. – Хорошо быть довольным своим положением. Адрана ощутила первые уколы головной боли. Она где-то слышала о таком. Причина недомогания – непосредственная близость щелкуна, постоянное ультразвуковое воздействие его органов чувств. – Вы хотите затронуть истинную цель этого разговора, – заявил вдруг пришелец. Она вздохнула, обескураженная тем, что намерение так откровенно выразилось на ее лице. – С моей стороны было бы неразумно поступить иначе, учитывая, что каждая секунда приближает нас к Тревенца-Рич. Уверен, что друзья будут ждать тебя? Он сплел обе пары рук, невыносимо лучась самодовольством: – Совершенно уверен. – Хотела бы я сказать то же самое. Мозаичники с Малграсена чуть не помешали тебе улететь. Даже пытались убить тебя. – Тупые орудия дураков. Они бы не доставили никаких проблем, если бы я эвакуировался по моему собственному плану. Увы, все пошло наперекосяк, когда появились вы и настояли на вашем плане. Она постаралась сохранить самообладание: – Какая жалость, что ты не мог выбрать другой корабль, Тазакнакак, и какая жалость, что мы не могли выбрать другого пассажира. Но наши обязательства скоро будут выполнены, не так ли? – Если вы доставите меня в Тревенца-Рич в целости и сохранности.