– И ты ответишь на мои вопросы. – Не раньше нашего прибытия. Какая у меня гарантия, что вы не дадите мне умереть, как только я стану для вас бесполезен? – Первая гарантия: я не монстр. Вторая: я сама предпочла бы передать тебя твоим друзьям живым. Но вряд ли делу повредит, если ты проявишь немного доброй воли. – Например? – Мои вопросы сложны и взаимосвязаны. Одним ответом не обойдется, сам понимаешь. Так почему бы тебе не продемонстрировать искренность, дав мне что-нибудь сейчас, не дожидаясь, когда мы доберемся до Тревенца-Рич? – Действительно, – согласился Тазакнакак, – потребуется не один источник света, чтобы озарить обширный ландшафт вашего невежества. – Тогда начнем с одного ответа. Я задам два вопроса, а ты сам решишь, на какой отвечать. Другой подождет до конца пути. – И какова будет плата за эту… преждевременную откровенность? – Наши продолжающиеся добрые отношения. Уверена, мы оба не хотим подвергать их опасности. Вот вопросы. Мне очень интересно, почему пистоли начали тянуться к Старому Солнцу. Моя сестра обнаружила это первой. Никто не замечал этой странности до Корректировки, и изменившееся поведение пистолей как-то связано с их истинной сутью. – А второй вопрос? – спросил он с надеждой, как будто этот вопрос мог быть ему больше по вкусу. – Любопытная загадка, донимающая меня после встречи с мозаичниками в Малграсене. Лагганвор сказал, это временные агенты, сшитые из кусочков обезьян и инопланетян. Они… одушевлены, одержимы какой-то целью, и у них достаточно ума, чтобы этой цели добиваться. Но я не понимаю, как такое возможно. – Вы живете в мире, где необъяснимое в порядке вещей, капитан Несс. Черепа, поля шарльеров, реликвии призрачников, устройства эффекторного вытеснения. Вы понятия не имеете, как это все работает, но, похоже, вас это непонимание нисколько не гнетет. К чему беспокоиться из-за очередного пустяка? – А я вовсе не уверена, что это пустяк. Там, где мы с сестрой выросли, есть место под названием Нейронный переулок. Наверняка подобные места имеются на тысяче миров. – Несомненно. Что же касается пистолей… – Дай договорить. В переулке есть магазины, где продают необычных животных. Мы видели их на витринах – в клетках и аквариумах. Чудесные существа и малость жуткие. Их создавали путем генетических манипуляций, с применением технологий и методов, о которых продавцы имели крайне слабое представление, но которые были доступны в применении. Можно было взять какое-нибудь свойство у одного существа и передать его другому существу. Таким образом продавцы создавали лягушек, светившихся, как ночные фонари, птиц с блестящими крыльями стрекоз, многолапых змей и тому подобное. Такие существа называются химерами. Они не способны размножаться, но способны существовать – исключительно благодаря сходству биологических характеристик их организмов-доноров. В очень далеком прошлом у доноров были общие предки. Потому и удалось пробудить забытые фрагменты генетического кода или передать их от представителя одного вида к другому. На самом деле эти виды никогда не были друг для друга чужаками. – Ваши наблюдения весьма похвальны. Но давайте я отвечу на первый вопрос, касающийся природы пистолей… – Если средства для создания мозаичников не так сильно отличаются от средств, используемых этими продавцами, то получается… Ты слушаешь, Тазакнакак? – Это… нежелательная тема, капитан. – Как я и предполагала. И все же расскажу, куда эти рассуждения меня привели. Я думаю, мы не так уж сильно отличаемся друг от друга, как принято думать. Если мозаичники состоят из фрагментов обезьян и пришельцев… тогда те, кого мы считаем обезьяной и пришельцем, не могут различаться слишком уж радикально. Должно быть сходство, глубинная биологическая связь… – Ее нет, – перебил Тазакнакак. – Категоричное утверждение не является ответом на мой вопрос. – Каждый из нас знает свою историю, капитан. Ваша история – это история Заселений, насчитывающая десять миллионов лет или более. Дискретная, бессвязная, с туманным прологом. Вы даже не помните, как давно решили демонтировать свои восемь старых миров. Наша история не похожа на вашу. Она целостна и необъятна. Это гобелен, который ткался миллиарды лет, и в нем нет ни одной лишней нити. Вы могли бы спросить о том же у ползунов или броненосцев, да у любой инопланетной культуры, предлагавшей свою помощь обезьянам. Вы всегда получали бы один и тот же унизительный урок. – И встречала бы такую же уклончивость, Тазакнакак? – Адрана вздохнула и пожала плечами, понимая, что тема зашла в тупик. – Хорошо, перейдем к пистолям. Их тянет к Старому Солнцу, и данный факт не мог ускользнуть от твоего внимания. Что это значит? – Это значит… Со стола донеслось жужжание. Адрана хотела было попросить гостя, чтобы он вышел, но затем наклонилась и нажала кнопку интеркома: – Каюта капитана. В чем дело? Из динамика послышался невнятный писклявый голос, как будто кто-то дул в органную трубку. – Это обзорная рубка, говорит Меггери. Я кое-что вижу, капитан. Сигнал слабоват, но сдается, это опять телеграф на «Мстительнице». Я записываю, пока говорю. Перед дверью комнаты доброты дочь Эддралдера медленно, с обреченным видом стягивала хирургические перчатки, а изнутри доносилось методичное клацанье убираемых инструментов и лекарств. – Она все еще жива? – спросила Фура. Меррикс потерла чистым суставом пальца покрасневший глаз. – Жива… Но она не поймет, что вы здесь. Вряд ли она сейчас вообще хоть что-то понимает. – Я хочу ее увидеть. – Отец сделал все, что мог. – Внезапно взгляд девушки сделался умоляющим. – Вы ведь в этом не сомневаетесь? – Я не питала иллюзий, Меррикс. Уверена, что вы оба сделали все, что от вас зависело, учитывая ситуацию. Но я все равно хочу увидеть Страмбли. – Тогда заходите. Только боюсь, вам это не понравится. Фура прошла мимо Меррикс, откинув занавеску, которую отец и дочь повесили над дверным проемом, затем миновала громоздкие машины, помогавшие оперировать. Теперь все устройства спали, их кожистые мехи больше не пыхтели и не кряхтели, ворчливые насосы для крови остановились, экраны осциллографов с зеленой сеткой потемнели. Эддралдер рассматривал на просвет огромный стеклянный шприц, проверяя его чистоту, прежде чем поместить в идеально соответствующее гнездо в обитом бархатом медицинском ящике. Страмбли лежала на операционном столе, вокруг которого был натянут прозрачный пластик. Фура вгляделась в нечеткий силуэт. Ноги и туловище Страмбли были накрыты простыней, которая не давала понять, далеко ли Эддралдер продвинулся в устранении инфекции. Интуиция подсказывала, что не слишком. Доктор продолжал складывать инструменты. – Что случилось? – Я не справился. – Мы все не справились, – сказала Фура. – Нет, это только моя вина. Я был слишком нерешителен, слишком напуган. Зря надеялся, что на старые описания можно положиться. Я потратил впустую мефрозин. Надо было прооперировать ее, как только она стала моей пациенткой. – Никто не знал, как это будет развиваться. – Меррикс вошла следом за Фурой. – Покажи ей, отец, – сказала она тихо, но властно. Эддралдер отдернул пластик, отделявший их от Страмбли, и откинул простыни. У Фуры глаза полезли на лоб, она была не в силах поверить в увиденное. На миг подумалось, что доктор и его дочь сговорились устроить что-то вроде злого розыгрыша над ней. Абсурдность этого предположения было легче принять, чем кошмарную реальность. Трансформация охватила всю пораженную ногу, сделав конечность бесцветной и полупрозрачной. Плоть почти целиком усохла, остались лишь кости, окруженные призрачными сухожилиями, венами и артериями, похожими на застывшие струйки дыма. Чем сильнее Фура в них вглядывалась, тем сильнее они трепетали и расплывались. Как будто норовили спрятаться, пятились от точки, на которой был сосредоточен ее взор. Это само по себе было плохо – явно никакой надежды спасти конечность, – но еще больше пугал тот факт, что трансформация затронула другую ногу. Верхняя часть бедра приобрела перламутровый оттенок, который со временем обернется прозрачностью. Нога ниже колена выглядела почти здоровой. – Это невозможно, – сказала Фура. – И все же это происходит. – Эддралдер сделал паузу и взглянул на Меррикс. – Я измерил температуру крови в незатронутой части ноги. Холоднее, чем должно быть. Похоже, между сердцем и ногой ее кровь… куда-то уходит. Уходит вместе с костями и нервами, а затем возвращается сюда. Вот почему эти разрозненные части остаются живыми. Фура тоже почувствовала холод. – И куда же все это уходит? – Он не знает, – вмешалась Меррикс. – Никто не знает. – Трансформация возможна только в живом носителе, – сказал Эддралдер. – Паразиту требуется субстрат. Поэтому он что-то делает с живой плотью. Перемещает ее клетки и ткани в какую-то область, которую мы не в силах ощутить. Это холодное место, но не настолько, чтобы замерзала кровь. Таким образом сохраняется жизнь… сознание… почти до конца. – До конца чего? Меррикс приподняла простыню так, чтобы был виден торс Страмбли. Жемчужный прилив поднялся почти до середины груди. В области таза плоть тоже сделалась полупрозрачной, и в глубине парили сероватые очертания костей. Нижняя часть тела напоминала некачественное изображение скелета на рентгеновском снимке. – При первом же прикосновении скальпеля процесс ускорился. Я пытался вырезать пораженную ткань, чтобы достичь границ трансформации. Безнадежно. Она развивалась быстрее, чем мы успевали действовать. Ее распространение было видно невооруженным глазом. – Потом она замедлилась, – сказала Меррикс. – Как будто паразит осознал, что победил. Должно быть, он израсходовал слишком много энергии на этот взрывной рост и теперь ему нужно восстановиться. – Даже если так, уже недолго осталось, – сказал Эддралдер. – Вы сообщите «Веселой кобыле», что мы потерпели неудачу? – Если бы я могла сообщить что-то определенное… Но что я скажу? Доктор Эддралдер прооперировал Страмбли, и теперь она скорее призрачница, чем человек? Если бы она умерла, всем нам было бы намного проще. Фура подошла Страмбли со стороны головы. Глаза казались еще более стеклянными, чем раньше, а теперь и кожа вокруг них теряла цвет и обретала прозрачность. – Зараза добралась до ее мозга? – тихо спросила Фура. – Зараза должна была укрепить свою власть. Очевидно, что она проникает в нервную систему еще до того, как достигает внешних тканей. Если это вас утешит, я сомневаюсь, что Страмбли осознает свое состояние. – Не хочу, чтобы она страдала. – Мы тоже не хотим. – Если она все еще способна чувствовать, пусть и едва-едва… необходимо избавить ее от мучений. – Я не могу принять такое решение, – сказал Эддралдер. – Значит, его принимаю я. У вас есть необходимые средства. Покончите с этим. – У Фуры защипало в глазах, когда она попыталась оттолкнуться от Страмбли. – Мне так жаль, что мы ничем не смогли помочь, – проговорила она, обращаясь к подруге. – Ты заслуживала лучшего.