Когда Фура нашла Тиндуфа, тот как раз заканчивал надевать скафандр и в этом облачении из кожи и металла выглядел громоздким, как медведь. Он стоял у двери главного шлюза по правому борту, всматриваясь в иллюминатор справа от себя. – Что с Прозор? – прямо спросила она. – Пока не знаю, мисс Несс. Я тут перекинулся парой слов с доктором Эддралдером, и он какой-то нервный. Кто-нибудь пострадал? – Пока нет, Тиндуф, но такая возможность обязательно появится, если мы будем тянуть. Фура втиснулась рядом с ним, прижалась лицом к вогнутому стеклу. Иллюминатор был куполообразный, позволяющий видеть корпус во всех направлениях, а не только смотреть прямо. Но было трудно что-нибудь разглядеть во тьме. – Черт бы побрал световой плющ, – пробормотала Фура, потому что растение за спиной еще больше мешало смотреть сквозь стекло. – Надо было его проредить еще несколько месяцев назад. Может, ты ее слышал? – Нет. Я бы обязательно услышал топот ее ботинок, если бы она приближалась. – Плохо, Тиндуф. Должно быть, с ней что-то случилось. Тиндуф опустил визор, затянул уплотнитель винтами с обеих сторон подбородка, затем повернулся к Фуре спиной, чтобы она проверила герметичные соединения. – Волнуюсь, – донесся его голос, приглушенный стеклянным щитком. – Я тоже. Может, просто проблема с трещальником. Она надевала скафандр в спешке… Что-нибудь зацепилось, или батарея разряжена. – Надеюсь, так и есть, – сказал Тиндуф без всякой уверенности. – Я быстро обернусь. Думаю, мы можем потерять немного дыхали – на Тревенца-Рич прибудем раньше, чем закончится запас… – Я что-то вижу. Фура по-прежнему с трудом отличала корпус от космической мглы, но теперь что-то и впрямь появилось в поле зрения. Оно медленно кувыркалось в вакууме – темное, но не такое черное, как пространство вокруг. И когда оно поворачивалось, его плоскости слабо поблескивали, отражая свет Собрания. Поэтому Фуре удавалось разглядеть то острый край, то решетку, то заслонку. Она смотрела на эту штуковину еще несколько секунд, ничего не понимая, пока разум не соединил фрагменты в единое целое. Это был телеграфный ящик – громоздкий прямоугольный предмет, лениво следующий собственным курсом. И в нем было что-то неправильное. – Тиндуф, – позвала Фура, – гляди. Он как мог прижался шлемом к иллюминатору: – В чем дело, мисс Несс? – Не знаю. Я думала, понимаю, на что смотрю, но теперь… Она знала, как должен выглядеть телеграфный ящик; она достаточно часто выходила наружу, чтобы познакомиться с его работой. Спереди заслонки, которые защищают хрупкую оптику, а внутри высокоскоростной механизм затвора, его можно открывать и закрывать с помощью элементов управления, встроенных в ручки, выступающие из противоположной стенки ящика на манер бычьих рогов. У этих ручек появилось что-то еще… какое-то продолжение, делающее их толще и длиннее. Это вовсе не телеграфный ящик, решила Фура, а просто какой-то похожий по размеру обломок корабля, таинственным образом оторвавшийся. Вот что это такое. Да, точно… Для человека в скафандре Тиндуф двигался с похвальным проворством. Он прижал перчатку к ее глазам, закрывая обзор, а затем едва не оторвал ей голову, когда заставил отвернуться. – Нет, мисс, вам не нужно это видеть. – Тиндуф… – пролепетала Фура, пока одна его рука лежала поверх ее лица, а другая не давала обернуться. – Тиндуф, кажется, я видела… Тиндуф! Скажи, что я сейчас видела! Он сжал перчатками ее голову, вынуждая смотреть в визор своего шлема: – Нет, мисс Несс. Не сейчас. Возвращайтесь и скажите мистеру Паладину, что мне понадобилось выйти наружу. Я не задержусь. – Ее убили? – спросила Фура. Она слышала голос, но не ощущала, что звуки исходят из ее горла. Как будто говорил кто-то другой, главный герой совсем иной истории, не ее собственной. – Она возвращалась к шлюзу, и ее убили. Инсер Сталлис убил Прозор. Фура как будто утратила жизненно важную часть тела, на которую привыкла полагаться, но никогда не уделяла ей достаточного внимания, пока не стало слишком поздно. Она приняла факт смерти подруги без малейших колебаний, осознала полную и бесповоротную правду так же легко, как могла бы осознать потерю паруса или куска обшивки. В конце концов, она вовлечена в войну, а на войне гибнут люди, в том числе хорошие, надежные. Даже те, кто уже выдержал худшие испытания, которым их подвергла судьба. Прозор была такой жизнерадостной, такой находчивой, не знающей жалости к себе и не склонной к самокритике… Временами Фуре казалось, что ее подруга – ходячая мозоль, которая от любой несправедливости или жестокого обращения лишь крепчает; грубый нарост на теле Вселенной, от которого та не могла избавиться, как ни старалась. Прозор пережила экспедиции в шарльеры и странствия с присущими им опасностями; пережила потерю единственной настоящей любви; пережила Босу Сеннен, встречу с мигальными башками и враждебные действия других кораблей. И все это не имеет никакого значения, потому что пришел Сталлис. Фура медленно перевела дух. От светлячка зудела кожа. Она смирилась с произошедшим; смирилась с тем, что уже нельзя попросить прощения за резкие слова. Она не смирилась с тем, что преступление сойдет ему с рук. – Я сделаю с этим щенком что-нибудь очень-очень плохое, – пообещала она. – Идите к мистеру Паладину, – повторил Тиндуф, прежде чем протиснуться в шлюз. Глава 21 Адрана не рассчитывала, что Фура включит трещальник, – это было бы равнозначно отказу от той маскировки, что еще оставалась в ее распоряжении, – но когда наконец пульт зажужжал, сигнализируя о начале приема, у нее в душе всколыхнулась слабая надежда, что это сестра и что новости окажутся не ужасными. Но хороших новостей быть не могло. Она следила за развитием боя. Атака на «Мстительницу» вступила в жестокую и медленную вторую фазу. Пять кораблей эскадры стреляли уже не так активно, но по характеру дульных вспышек было ясно, что они терпеливо, методично приближаются к своей добыче. Адрана вообразила поле, на котором только что произошла кошмарная бойня. Теперь победители неторопливо движутся среди искалеченных, окровавленных тел, иногда останавливаясь, чтобы вонзить меч в стонущего врага, которому не хватило везения умереть быстро. Формально бой еще идет – он не закончится до тех пор, пока не затихнет последний поверженный, – но остались своего рода жуткие бюрократические нюансы. Так обстояло и с нападением на «Мстительницу». Корабли эскадры находились слишком далеко, чтобы отправлять катера (если планировался именно такой финал), но уже не могло быть сомнений в том, кто одержит победу. Если сравнить «Мстительницу» с загнанной в угол крысой, то ее истязают пять кошек. Каждые десять или двадцать минут Инкассаторы выпускали один-два снаряда и сканировали пространство в поисках парусных вспышек или блеска корпуса, чтобы скорректировать прицел. А Фура до сих пор ни разу не нанесла ответный удар. Адрана даже не могла наблюдать за этим кошмарным спектаклем в одиночку. О происходящем заговорили на всеобщей трещальной волне, и появились новостные сюжеты на местных мерцательных каналах Тревенца-Рич. Сотни комментариев, теорий и мнений. Никто не мог обоснованно доказать, что стреляли по кораблю сестер Несс, и никто в Собрании не мог официально объяснить действия эскадры. Но многие наблюдатели примерно догадывались, что происходит. Для этого не требовались огромные дедуктивные способности: снарядить пять кораблей для длительного боя всегда было дорого. Кто стоит таких затрат, кроме сестер Несс? Утешала Адрану лишь одна мелочь: насколько она могла судить, никто еще не догадался, что сестры Несс могут управлять разными парусниками и один из них придет из Пустоши другим курсом… – Возможно, – проговорил Ласлинг секунд через десять, на протяжении которых продолжал жужжать сигнал вызова, – нам стоит ответить. Адрана сорвала переговорное устройство с рычага: – Капитан Верранвелл с «Веселой кобылы». С кем я говорю? – Это Тревенца-Рич, капитан Верранвелл. – Последовала пауза, которая показалась Адране весьма красноречивой. – Вы у нас на подметале, приближаетесь со скоростью сто лиг в час. Каковы ваши намерения? Голос был мужской: низкий и сдавленный, как будто говорившему не терпелось харкнуть. – Нам необходимо причалить как можно скорее. На нас напали без всякого повода и бросили умирать в Пустоши. Наш капитан, мой дорогой отец, убит, и наши ресурсы истощены. Адрана подозревала, что ее собеседник – мелкий чиновник портового управления, если только «Веселая кобыла» не успела заинтересовать кого-то рангом повыше. Скуки в его голосе убавилось лишь самую малость. – И кто совершил нападение? Шарльерные захватчики? Какой-нибудь другой частный агент? – С нами не вышли на связь, сэр, но кораблей было много – у нас есть все основания полагать, что в этой части Пустоши действует некая эскадра. Пока мы с вами говорим, на общей трещальной волне обсуждают сражение – возможно, с участием тех же кораблей, которые подстерегли нас. – Подстерегли? – Наверное, они обознались, сэр. Наш трещальник был поврежден, мы не могли назваться, и они восприняли это как предложение всадить в нас несколько снарядов. – Адрана громко сглотнула и попыталась говорить так, словно еле сдерживала поток слез. – Бронебойные снаряды, сэр! Это был не просто предупредительный залп. Нам здорово досталось, мы потеряли половину дыхали. – Очень прискорбно, капитан Верранвелл. Но вы должны понимать, что мы не можем просто так принять чью-то сторону, даже если у вас, по вашим словам, имеются законные претензии… – Прекрасно вас понимаю, сэр. – Адрана стараясь говорить со всей серьезностью и смирением, на какие была способна. – Мне известно, что вы должны придерживаться определенных норм. Говоривший насмешливо переспросил: – О каких нормах речь, капитан Верранвелл? – Перед своей кончиной мой дорогой отец попросил нас доставить его тело в тот мир Собрания, который он при жизни любил больше всех прочих. Но мы не уповаем на ваше милосердие, мы понимаем, что Тревенца-Рич – мир, где законность соблюдается, как нигде в Собрании, где институты права пользуются самозабвенным почитанием, на которое в процессиях, лежащих поближе к Старому Солнцу, никто не способен… Она шмыгнула так убедительно, что даже вытерла нос рукавом. – Мой бедный покойный отец был очень тверд в этом вопросе, сэр. Он говорил, что хоть его сердце обливается кровью при мысли о том, что мы не сумеем доставить бренные останки к желанному месту упокоения, мы ни в коем случае не должны подвергать сомнению добрые намерения хозяев мира-веретена. Ведь вполне вероятно, сказал он, что эскадра, обстрелявшая нас столь безжалостно, на самом деле выполняла поручение прославленных финансовых учреждений, пользующихся уважением даже в такой глуши, как Тревенца-Рич. Рядом с ней Ласлинг махнул рукой: хватит! Она на мгновение замерла, а потом решила, что терять нечего и нужно сыграть свою роль до конца. – Я лишь хочу сказать, сэр… несмотря на то, что с нами случилось, и несмотря на очень сильное желание моего отца быть похороненным в мире, где с ним всегда обходились хорошо и о котором у него остались такие теплые воспоминания, мы никоим образом не желаем создавать проблемы и заставлять ваши власти выбирать между словом скромного частного агента и объединенным авторитетом банков и торговых учреждений… Адрана испытала облегчение, когда ее прервали. – Достаточно, капитан Верранвелл. Боюсь, ваш отец слегка заблуждался или всего лишь хотел, чтобы вы избежали неловкой ситуации. – Я не понимаю, сэр. – Я хочу сказать, мы не какой-нибудь незаконный фригольд. Однако мы всегда гордились тем, что сохраняем определенную… уважительную дистанцию… между собой и Собранием с его делами и заботами. Конечно, мы соблюдаем всеобщие законы в вопросах, имеющих общеобязательную важность, но не являемся вассальным государством внутренних процессий и не обязаны ценить слово банков выше, чем слово честного и трудолюбивого капитана или его дочери, особенно если речь идет о разумнике, который так любил наш мир, что пожелал найти вечный покой в одном из наших шлюзов. Подходите, капитан Верранвелл. Вам будет предложена любая помощь. Но учтите, что мы не примем ничью сторону, пока не изучим досконально каждый аспект этого прискорбного дела. До тех же пор пока не завершится расследование, вы будете иметь статус невиновной стороны с соответствующими правами. – Голос чиновника изменился, став более деловым. – Пожалуйста, сбросьте скорость сближения до пятидесяти лиг в час и продолжайте торможение. Как только окажетесь в десяти лигах от причальной зоны, можете лечь в дрейф или пристыковаться, как сочтете нужным.