Коробка мигнула. По телу Адраны пробежала ледяная волна, она почувствовала, как что-то исчезло. Неторопливо вынула руку из ящика и сжала ее в кулак. Пиллиар и Тендри смотрели ей в лицо. – Мы соблюдаем законы Собрания, капитан Верранвелл, – строго сказала Пиллиар. – Мы не какой-нибудь разгильдяйский форпост или анархический фригольд. Тем не менее… – Если было совершено преступление, – проговорил Тендри, – и необходимо возместить ущерб… – Вы свободны, – перебила коллегу Пиллиар. Она вернула на место крышку и даже закрыла ее на защелки. – И я согласна с вами насчет сестер Несс, если уж на то пошло. За исключением одного момента. – Какого? – спросила Адрана, изо всех сил сдерживая голос. – Виселица – это слишком хорошо для них. Слишком быстро и гуманно. Адрана послушно кивнула. Она по-прежнему сжимала кулак и изо всех сил старалась не дрожать. – Ну, значит, для сестер Несс придумают что-нибудь особенное. «Мстительница» начала разворот. И это была не методичная процедура, занимающая часы и даже дни, когда аккуратно перемещаются отдельные паруса и траектория полета меняется с учетом ветра, скорости и орбитальной механики. Это был внезапный и яростный вираж, начавшийся с мощного всплеска тяги, направленной под прямым углом к воображаемой линии между центром тяжести корабля и центром рабочей поверхности парусов. Ионные двигатели были слишком слабы для такого маневра: чтобы добиться нужного результата с их помощью, потребовалось бы много времени, а его было в обрез. Можно было пустить в ход ракеты. На корпусе «Мстительницы» было установлено несколько небольших маневровых двигателей, редко применявшихся, но надежных, и еще имелись мощные двигатели катера – и те и другие обеспечили бы толчок нужной силы. Но существовал значительный риск, что противник заметит выхлопы, а это в корне противоречило замыслу. Фура предпочла действовать иначе. В шлюзе левого борта повысили давление, а затем всю дыхаль из него выпустили одной могучей струей. Это было расточительство, но на борту имелся достаточный запас, к тому же медленная смерть от удушья была второстепенной проблемой по сравнению с обстрелом из космоса. Дыхаль выходила беззвучно и почти невидимо, и это было все, что требовалось «Мстительнице». От маневра на борту возникла сила тяжести, почти такая же, как в тот раз, когда они обогнули поглотитель на пути к Колесу Стриззарди, и с почти такими же последствиями. Фуре пришлось ухватиться за мебель, чтобы не влепиться в переборку, и все, что оказалось не закреплено, – а в таких предметах никогда не бывало недостатка – полетело кувырком. Затем рывок исчерпал себя, «Мстительница» теперь разворачивалась с постоянной скоростью. Но притяжение к переборке сохранилось: верх и низ сместились на девяносто градусов по сравнению с тем, что ощущалось в обычных условиях, при слабом ускорении, возникающем благодаря парусам и ионным двигателям. Фура знала: это временное явление, привыкать не придется. – Все по плану, Паладин? – Так точно, мисс Несс. Теперь они кружились, как два камня на концах туго натянутой веревки. Одним «камнем» был корпус, другим – на расстоянии многих лиг – паруса. Они весили намного меньше, чем корабль и его содержимое, но все же совокупная масса была немалой, и поэтому паруса оказывали уравновешивающее воздействие, сохраняя нагрузку на снасти, пока их черные поверхности были обращены в сторону от направления, в котором дул невидимый ветер Старого Солнца. Паладину приходилось почти непрестанно регулировать такелаж, чтобы паруса не сносило ветром на корабль – что привело бы к необратимой путанице, – но он миллион раз мысленно отрепетировал последовательность действий и учел возможные отклонения, поэтому не произошло ничего такого, что выходило за рамки его способности к быстрой перенастройке. Несмотря на силу первого рывка, «Мстительница» вращалась медленно; всего в два раза быстрее минутной стрелки часов. Через полчаса, если не предпринять никаких других действий, корабль восстановит прежнюю ориентацию. Через десять минут появится необходимое прикрытие для гаусс-пушек, и еще в течение десяти минут можно будет вести огонь максимальной интенсивности. Когда станет невозможно учитывать необходимый угол упреждения[4], следующий залп придется отложить на двадцать минут. На протяжении десяти минут противник не давал «Мстительнице» покоя. Выстрелы рвали внешние края парусов, а иногда попадали ближе к центру; несколько раз снаряд достигал корпуса и рикошетил, не причинив ущерба, зато убедительно напомнив о том, какой вред способно нанести прямое попадание. Но от того, что атака не прекращалась, Фура ощутила прилив бодрости. Если бы на столь позднем этапе ее вдруг пощадили, она бы пала духом, потому что не могла ответить противнику взаимностью. Это были самые долгие десять минут в ее жизни. Она связалась с Рутером и велела доложить, что видно из обзорной рубки; затем потребовала у Сурт подтверждения, что в системе охлаждения нет свежих утечек. Тиндуф оставил Прозор в главном шлюзе и теперь помогал Паладину, мечась между станциями управления парусами и снимая показания тензометрических датчиков и индикаторов отклонения, так что робот полагался не только на собственные приборы. Эддралдер и Меррикс все еще обыскивали корабль, но центробежная сила, рожденная разворотом, усложняла задачу: все отсеки теперь казались слегка чужими. Когда десять минут истекли и закончилась подготовка орудий, Фура приказала врачу и его дочери вернуться в комнату доброты. Вот-вот на борту станет очень шумно. У «Мстительницы» были две батареи гаусс-пушек на левом и правом бортах, и хотя обе могли стрелять одновременно, в нынешней ситуации это было нежелательно из-за ограничений прицеливания. Предпочтительней было бы отстреляться одной батареей, а через двадцать минут, развернув корпус вокруг продольной оси, пустить в ход вторую, и так чередовать, пока «Мстительница» способна вести огонь. Это позволяло переключать контур охлаждения с борта на борт, а не обслуживать обе батареи разом, тем самым увеличив эффективность огня «Мстительницы». – Мисс Арафура? – обратился Паладин. – Да? – Мы на позиции. Считаю целесообразным получить от вас окончательную команду, на случай если возникли какие-то сомнения. – В нас по-прежнему стреляют? – Совершенно верно. – Тогда у меня нет никаких сомнений. Разорви их, Паладин. Бей наугад, пока во что-нибудь не попадешь. Затем переходи на сосредоточенный огонь, и пусть наша цель издохнет. – Фура сделала паузу и добавила, согнув свою четырехпалую металлическую руку: – Я жажду крови. – В таком случае постараюсь ее обеспечить. Из динамика донесся громкий шепот: Трах-бабах! Размозжите им башку! Призрачники идут! Прежде чем Фура успела задуматься об этом – и задаться вопросом, заметил ли Паладин, – выстрелили гаусс-пушки. Это был прекрасный и жуткий звук; на пару секунд он очистил ее разум от любых зловещих мыслей. Первое орудие, затем следующее, и так по очереди в быстрой последовательности, как громкая удаляющаяся барабанная дробь. К тому моменту, как прозвучал последний выстрел, первая пушка была снова заряжена и готова к стрельбе. Соленоиды гудели и потрескивали. Насосы, подающие охлаждающую жидкость, завывали все пронзительнее, избавляя гаусс-пушки от накопленного тепла. Трубы системы охлаждения скрипели и лязгали, из-за расширения упираясь в кронштейны. Орудия слегка поворачивались между выстрелами, компенсируя угловое движение «Мстительницы». Автоматы заряжания жужжали и бряцали, перенося снаряды из магазинов, завитых улиточьей раковиной, в нагретые чрева орудий, где уже раскалились индукционные катушки. Даже при такой высокой интенсивности стрельбы не грозила опасность полностью израсходовать боекомплект. Тяжелых металлических снарядов размером с дубинку, похожих на толстые карандаши с тупым концом, в одной «улитке» содержались сотни. Боса Сеннен могла экономить топливо и полагаться на один-единственный ненадежный череп, но в части боеприпасов не жадничала. В артиллерийских погребах «Мстительницы» их оставалось достаточно, чтобы устроить в Собрании небольшую войну. Батареи все барабанили, создав убаюкивающий ритм, а затем довольно резко замолчали, и Фура, вздрогнув, поняла: достигнут край сектора прицеливания, десять минут истекли. Насосы продолжали визжать, трубы ворчали, но с каждой секундой пушки становились все холоднее. – Рутер, паруса выйдут из поля твоего зрения в ближайшие пару минут. Сурт, Тиндуф: встретимся у орудий. Они переходили от пушки к пушке, вынимая пересыпанные опилками снаряды из ящиков, наполняя ими ленты, а те укладывая в магазины. Пушки дышали жаром им в лицо, а прикоснуться к металлу означало тотчас получить волдырь. От запаха паленой изоляции и горячего масла щипало в носу и слезились глаза. Сурт закашлялась и замахала рукой, пытаясь разогнать смрад. Тиндуф обернул кулак тряпкой и затянул потуже гайку на охлаждающей трубе там, где она примыкала к жизненно важному органу гаусс-пушки. Потребовалось двадцать минут, чтобы привести в действие батарею на противоположном борту, и за этот срок Рутер не увидел никаких признаков того, что хоть один снаряд достиг цели. Затем снова загрохотали орудия, паруса закрыли ему обзор, и Фуре оставалось только ждать и верить, что ее план не провальный. Стрельба продолжалась. Орудия действовали исправно, за исключением одного: механизм заряжания заело через три минуты. Тиндуф снял крышку, ткнул концом глиняной трубки в перекосившийся снаряд, и лента с лязгом задвигалась. Возле кормовой пары орудий лопнул слабый патрубок, но Сурт была рядом и сумела устранить утечку, прежде чем пушки перегрелись. Ценой было сильно обожженное запястье, уже покрывшееся волдырями к тому времени, как Фура отправила Сурт в комнату доброты. Пальба закончилась. Фура и Тиндуф снова набили магазины до отказа. Фура отдернула живую руку, когда крыса выскочила из снарядного ящика. Капитан Несс поймала тварь металлическими пальцами и сломала ей хребет – бездумно, как будто скомкала ненужный лист бумаги. – Капитан? – Продолжай, Рутер. – Паруса уходят из поля зрения. Я подумал, вам следует знать… Я не стал бы спешить с докладом, если бы мы не были в бою, но… – Да говори уже, парень! – Капитан, я вижу парусную вспышку. Множественную, распределенную… Она слабая, но мне не мерещится. – Я тоже думаю, что тебе не мерещится. – Фура улыбнулась Тиндуфу, который посасывал незажженную трубку, задумчиво наблюдая за происходящим. – Можешь дать Паладину координаты, чтобы мы сосредоточили огонь? – Могу, капитан. Миштер Паладин: вы слушаете? – Я всегда слушаю. – Вот цифры. Фура бросила крысу обратно в ящик, где та разок дернулась и издохла. Глава 23 Меггери остановила Адрану, когда они оказались примерно в десятой доле лиги от порта. Три космоплавателя прошли через дверь в условиях, близких к невесомости, но, следуя по одной из дорог, расходящихся от центра, они все больше удалялись от оси вращения, находясь под медленно нарастающим воздействием центробежной силы. Все утяжелялось, и нести щелкунский ящик приходилось уже вдвоем. Теперь казалось логичным идти пешком, а не плыть, и растущие вдоль дороги деревья сделались толще у основания, в строении их стволов и крон появились признаки ориентации – они уже не тянулись как попало во все стороны, вторя световому плющу из предыдущего помещения. Здания тоже теперь соответствовали нормальным представлениям об архитектуре. Дома здесь были довольно низкими, теснились по сторонам дороги; преобладали задрипанные гостиницы и бордели, изредка попадались бары и ломбарды. Дальше по улице, где она извивалась в сгущающейся дымке грязи и пыли, постройки становились все выше и разнообразнее, сливаясь в кажущуюся непроницаемой массу. Находясь на большой высоте, космоплаватели видели нисходящие террасы крыш и садов, вплоть до небольших участков зелени и сверкающих поверхностей прудов и водных путей. Их взгляду открылась самая широкая часть Тревенца-Рич, за которой мир вновь начинал сужаться к противоположному полюсу – до него отсюда было порядка десяти лиг. В разных частях Тревенца-Рич с регулярностью часового механизма то вспыхивал, то угасал свет. Это в равной мере убаюкивало и раздражало. Лучи Старого Солнца проникали сквозь длинные окна, в определенный момент обращенные к нему, заливая противоположную часть города-веретена тусклым сиянием, но так как мир вращался, вскоре полосы света и тени шириной в окно сдвигались, и тот район города, что минуту назад был освещенным, погружался в сумрак. Чтобы нейтрализовать этот эффект, пусть и примитивным образом, по всей длине мира-веретена была протянута цепочка голубых фонарей. Вероятно, это была какая-то реликтовая технология: хотя отдельные лампы горели ярко, как световые ростки, но не угасая, их было слишком мало для полноценного освещения, и в цепочке встречались бреши – там, где фонари вышли из строя или были украдены. Несмотря на недостатки освещения, вид был потрясающий. Адрана еще не видела очага цивилизации, который мог бы сравниться с этим. Даже многослойные города Малграсена не выдерживали конкуренции с Тревенца-Рич – пусть внутри Малграсен был просторнее, он был разделен множеством оболочек, что не позволяло охватить его взглядом целиком. А еще мир Тревенца-Рич был старым. Об этом говорило все: цвета, текстуры, мода, инфраструктура и свидетельства относительного процветания. Адрана видела места, где районы Тревенца-Рич снова и снова боролись друг с другом, как прилив борется с берегом. Она видела, где они слились, где были отрезаны и изолированы, где осиротели. Она видела, где дороги были перенаправлены и перестроены, а где переплелись друг с другом, завязались в узел, скрестились, как нити в ковре, – и было очевидно, что эти процессы происходили на протяжении столетий, а то и целого Заселения или еще дольше. Мир-веретено был неимоверно древним, он повидал бесчисленное множество путешественников, и ни один его атом ничуть не интересовался историей, которую могла рассказать Адрана Несс. У него было слишком много собственных историй. Это почти отвлекло ее мысли от пальца. – Покажи, – сказала Меггери. В тени трамвайной остановки Адрана разжала кулак. Два верхних сустава мизинца на правой руке отсутствовали. Палец был отрезан, куда-то перенесен и уничтожен в тот самый момент, когда вышло из строя устройство эффекторного вытеснения. – Похоже, кровотечения нет, – сказал Ракамор. Адрана уставилась на бескровный обрубок. Кожа вокруг среза имела матово-голубой оттенок. – Его остановил холод… а может, что-то другое. – И ты терпишь боль? – спросила Меггери. Адрана посмотрела на нее: – А ты терпела? Меггери несколько мгновений не отвечала. Затем разжала собственную руку и сняла металлический палец, который носила с тех пор, как Фура провела первые переговоры с командой «Веселой кобылы». Космоплавательница быстро размотала тонкий ремешок, которым он был прикреплен к руке. – Я взяла его у твоей сестры. Поноси, пока Эддралдер или какой-нибудь другой врач не займется раной. Адрана взяла металлический палец и надела открытым концом на обрубок. Меггери помогла с ремешком, и палец сел надежно. – Хорошо, что ты не вскрикнула, – сказал Ракамор. – У тебя на лице ничего не отразилось. Я даже не понял, что произошло, пока Меггери не сказала. Приближался трамвай. Он увезет гостей в глубину Тревенца-Рич. Адрана наклонилась, чтобы поднять щелкунский ящик, и ничего не сказала.