– Трах-бабах, – прошептала под нос Фура, когда поняла, что одержала первую победу в этом бою. Все случилось внезапно, ничто не предвещало, что один из ее снарядов достигнет цели и добьется столь впечатляющего результата. У некоторых снарядов были взрывчатые или зажигательные наконечники, но большинству для выполнения задачи хватало кинетической энергии. Существовала вероятность, что снаряд пробьет корпус, как бы ни был тот бронирован, и, оказавшись внутри, израсходует остаток энергии на уничтожение экипажа и оборудования, необходимого для навигации и жизнеобеспечения. Даже при наличии герметичных отсеков, резервного оборудования и многочисленного персонала корабль может не выдержать такой встряски и развалиться. Но когда произошел столь заметный, а значит, чрезвычайно мощный взрыв, это могло означать одно: снаряд угодил в резервуар с топливом или артиллерийский погреб. Фура подумала о том, каково было ее врагам в последние мгновения. Возможно, одну секунду они испытывали сильнейший ужас и все вокруг залилось белым сиянием, после чего корабль разлетелся на куски. Затем последовала смерть от удушья в вакууме – быстрое и безболезненное отключение сознания. Фура не находила в себе никакого сочувствия к Инсеру Сталлису и почти никакого – к мужчинам и женщинам, служившим под его началом. Они, несомненно, знали о преступлениях, в которых были замешаны. Они не были невинными ягнятами. Фура была удовлетворена их гибелью и все же не видела причин, по которым эта гибель не могла быть относительно быстрой и безболезненной. Просто толика милосердия… Хотелось бы рассчитывать на взаимность, если дойдет до ее собственной кончины. – Будут ли новые распоряжения? – спросил Паладин, когда новость о взрыве распространилась по кораблю. – Есть ли признаки прекращения атаки? – задала Фура совершенно риторический вопрос. – Вообще никаких. – Тогда мы продолжаем, Паладин. Пощады им не будет. Хрясь рыбку! Хрясь! Башку долой! Никакой пощады обезьянам! Потеря одного корабля, несомненно, стала неприятным сюрпризом для того, кто координировал атаку, но не настолько, чтобы прекратить сражение. Оставшиеся четыре корабля продолжали обстрел, их орудия теперь постоянно светились, и хотя «Мстительница» еще не получала прямых попаданий в корпус, только касательные, нельзя было не тревожиться за паруса и такелаж. «Мстительница», придерживалась прежней тактики, переворачиваясь каждые полчаса и ведя огонь в течение десяти минут, и теперь приближался четвертый залп. Перезарядка магазинов, осмотр пушек и охлаждающих труб стали настолько привычны, как будто Фура и ее помощники занимались этим всю жизнь. А вот тактика врагов изменилась. «Мстительницу» засекли. Последовало несколько локационных импульсов с возрастающей мощностью, с более точной фокусировкой луча. – Пошли ва-банк, – сказал Тиндуф, обливаясь потом, и открыл новый ящик с боеприпасами. – Они знают, что выдадут свои позиции, показавшись на экране нашего подметалы, но зато смогут ударить побольнее. – Выясняют, у кого резервов больше, – кивнула Фура, барабаня пальцами по металлическому снаряду. – Но мы тоже можем поиграть в эту игру. – Они знают, мисс Несс. Уверены, что одолеют нас, хоть и потеряли корабль. Локационные импульсы настигли «Мстительницу» в положении, когда паруса из ловчей ткани не прикрывали корпус, иначе можно было бы проделать незаметно для врага еще один-два поворота. Но теперь не было никакого смысла прятать орудия, и Фура приказала Паладину и Тиндуфу прекратить вращение, как только восстановится нормальная ориентация парусов. «Мстительница» повернулась к врагу кормой, тем самым подставляя минимально возможную площадь корпуса под обстрел. Одновременно она утратила возможность целиться с максимальной эффективностью, потому что пушки на вертлюгах могли поворачиваться лишь до определенных пределов. Фура заставила Паладина и Тиндуфа отрегулировать механизм управления парусами таким образом, чтобы корабль смог раскачиваться с левого борта на правый, выставляя то один фланг, то другой, но не больше, чем это требовалось для ведения огня. Батареи по-прежнему стреляли по очереди, но интервалы между залпами значительно сократились, а нагрузка, связанная с зарядкой магазинов и обслуживанием системы охлаждения, сильно возросла. Наступило некоторое затишье, прежде чем локационные импульсы принесли свои плоды и начали прибывать снаряды противника. Обстрел, которому корабль подвергался до сего момента, был легким дождичком, а теперь началась буря. Впервые снаряды ударили прямо в корпус, и раздался звук столь же ужасный, как грохот собственных орудий «Мстительницы». У нее была очень мощная броня, предназначенная для отражения снарядов, направленных под острым углом, но «мощная» не значит «непробиваемая». Боса Сеннен продержалась так долго, потому что никогда не вступала в бой с противником, превосходящим ее по огневой мощи, и это позволяло ей одолеть даже два корабля зараз. Пиратка была умна и хитра, умела избегать засад – она бы ни за что не оказалась в столь дурацком положении, с целой эскадрой на хвосте. Удача отвернулась от Босы, когда та повстречалась с Фурой, но как будто некоторое время оберегала ее корабль. Теперь Фура чувствовала, как все меняется, – казалось, кто-то снял с нее защитное заклинание. «Мстительница» открыла ответный огонь, сосредоточившись на позициях врагов, которые выдали себя локационными импульсами, и Фура, не дождавшись от Рутера донесения об улучшении результативности попаданий, сама запустила подметалу. От этого не стало хуже, зато полученное эхо дало Паладину более точные координаты для прицельной стрельбы. Так все и шло, а потом Рутер предупредил, что паруса из ловчей ткани повреждены настолько, что сквозь проделанные их собственными батареями прорехи он видит мерцающие фиолетово-рубиновые огни Собрания. Мрачная как туча Фура изумлялась своей самоотверженности. О победе она не думала – победа теперь казалась совершенно недостижимой, – а просто надеялась, что выигранное ею время Адрана использует наилучшим образом. Десять минут спустя Фура увидела, как взорвался еще один корабль противника. Оставалось три, и она ломала голову, как бы поднажать и заставить врага отступить, как вдруг Сурт закричала и обе батареи отключились. – Паладин… – начала капитан Несс. – Полностью отказало охлаждение, мисс Арафура. Одного-двух выстрелов на орудие будет достаточно, чтобы деформировались индукционные направляющие, а три выстрела полностью выведут гаусс-пушку из строя. Зная о риске, вы хотите, чтобы я продолжал стрелять? – Притормози, – велела Фура и отправилась искать Сурт. В орудийном отсеке правого борта завывал горячий пар – лопнуло что-то важное. В некотором отдалении дрейфовала Сурт в позе зародыша: медленно вращалась в беспокойном горячем тумане, закрыв руками лицо. Рядом бился оторвавшийся шланг, извергая пар. Фура подскочила к крану, коснулась его живой ладонью и вздрогнула от жара. Взялась металлической рукой и дергала за спицы, пока колесо не повернулось со стоном, ослабляя перегретый поток. Но этого было недостаточно: задвижка закрывалась слишком медленно, и пальцы все время слетали. У металлической руки хватка была крепче, чем у настоящей, но со скользкими предметами она справлялась гораздо хуже. Кривясь от боли, Фура ухватилась второй рукой за колесо и, упираясь ногами в стену, вложила все силы в поворот. Кран поддался, утечка прекратилась и оторвавшийся шланг обмяк. Фура бросилась к беспомощной Сурт, щуря глаза в жгучем пару. Она обняла подругу и потащила прочь из пекла. Сурт дрожала в ее объятиях и бормотала: – Почему орудия… Почему мы не… – Система отказала, – ответила Фура, переводя дыхание, и только теперь осознала, насколько сама изнурена. – Пушки не охладить, да и снарядов осталось мало – я бы предпочла их поберечь. Сурт все еще держалась за лицо. Одна рука была перевязана, но этот ожог был пустяковым по сравнению с новыми ранами. Везде, где виднелась кожа, вспухли белые волдыри. – Мы идем к Эддралдеру, – сказала Фура. – Он тебя починит. – Как починил Страм? – хрипло спросила космоплавательница. – Других врачей, кроме него и Меррикс, у нас нет, так что лучше поверь в них. Я тебе говорила, что мы взорвали еще один корабль? – С двумя противниками покончили в честном бою, – Сурт закашлялась. – Недурно, если учесть, что мы толком пороху не нюхали. – Весьма недурно. Может, у нас маловато опыта в таких делах, но мы не совсем желторотые. – Фура замолчала, взглянув на свою живую руку, которая была почти так же сильно обожжена, как и руки Сурт. – Ты хорошо поработала – мы и не надеялись продержаться в игре так долго. – Мы можем улететь? Фура вздохнула: – Если получится на таких измочаленных парусах, будет тот еще трюк… Но мы не побеждены, Сурт. Поверь мне. Меррикс и Эддралдер встретили их возле комнаты доброты и взяли Сурт под свою опеку. Меррикс положила ее на ту же койку, где прежде лежала Страмбли, и осторожно отвела пальцы от лица и глаз. Кожа превратилась в маску из волдырей, глаза – в узкие щелочки, из которых струились слезы. Меррикс молча обменялась взглядом со своим отцом и подошла к шкафчику с лекарствами. – Правильно ли я понял, что с войной мы закончили? – спросил Эддралдер, готовя шприц. – Так и есть. А вот закончила ли война с нами, я не могу сказать. – Фура сжимала обожженную руку металлической. – Можем выстрелить еще несколько раз, прежде чем пушки заклинит намертво. Мы с Тиндуфом попытаемся отремонтировать систему охлаждения, но можем и не успеть. Думаю, Сталлис или тот, кто его сменил, рискнет подойти ближе, как только удостоверится, что изувечил «Мстительницу». Меррикс выжала немного мази на пальцы: – Вы повредили руку? – Обо мне не беспокойтесь, – отрезала Фура. Трамвай ехал по рельсам, подпрыгивая и дребезжа. Он словно зарывался носом в углубляющийся темный каньон между высокими зданиями. Над головой простиралась паутина телеграфных проводов, веревок для сушки белья и пешеходных мостиков. Адрана и Меггери стояли на открытой площадке у задних дверей, где они со своим багажом не слишком мешали другим пассажирам. Ракамор в вагоне, пересаживаясь с одного сиденья на другое, тихо беседовал с людьми. Он расспрашивал о «Баре Квелла» и, конечно же, делал это таким образом, чтобы его интерес выглядел вполне невинным. У Адраны пульсировал палец. Но гораздо хуже были мурашки, которые бегали по хребту всякий раз, когда чей-то взгляд задерживался на ней дольше, чем на мгновение. В трамвае было много людей с газетами, и в самых последних выпусках упоминалась космическая битва. Она не могла не пробудить воспоминаний о деле против сестер Несс, и наверняка такие заметки сопровождались иллюстрациями. Адрана сделала все, что могла. Она была совсем не похожа на ту девушку, которая когда-то покинула Мазариль. Дело было не только в короткой стрижке, нарочитой андрогинности одежды и очках с простыми стеклами. Дело было во всем остальном. Космос изменил ее лицо, оно стало худым и жестким. В нем появились углы и выступы, которые, казалось, принадлежали какому-то чужому отражению. Когда она опускала подбородок так, чтобы глаза показались над очками, в них сквозил далекий непостижимый холод. Она чуть не вздрогнула от силы собственного взгляда. Разве может кто-нибудь узнать в ней Адрану Несс? Ракамор бочком вышел на площадку. Он ухмылялся, явно довольный собой: – Как палец? – А как наш пункт назначения? Он оперся о поручень: – Кажется, я узнал, где он. Нам повезло – эта линия приведет нас достаточно близко. Но нельзя лезть туда очертя голову. – Он понизил голос: – Я хорошенько прощупаю этого джентльмена. Если что-нибудь меня не устроит, щелкун останется у нас. – Я не собираюсь возвращаться с ним на корабль. – А я не собираюсь на этом настаивать. Но мы будем действовать с предельной осторожностью и совершим обмен не раньше, чем будем полностью уверены. Адрана кивнула, соглашаясь с его доводами: – А там будут мозаичники? – Думаю, разумно предполагать худшее. Но если репутация Хаспера Квелла не фикция и он действительно дает убежище таким, как Тазакнакак, то мозаичники не смогут добраться до нас в его логове. – Ракамор присел на контейнер, давая отдых усталым ногам, как сделал бы на его месте любой пассажир. – Что еще за мозаичники? – спросила Меггери. – Радуйся, что не знаешь. – Это не ответ. Ракамор посмотрел в потолок, прежде чем ответить: – Среди наших инопланетных коллег есть гнусные личности. Они занимаются незаконными делами, иногда вопреки интересам соплеменников. Такие дела ведутся тайком; и поскольку негодяи не могут с легкостью перемещаться среди нас, оставаясь незамеченными, им требуются агенты. Иногда они подкупают или принуждают обезьян, таких как мы. Но это не всегда возможно или желательно. В крайних случаях пришельцы используют временных агентов, называемых мозаичниками. По сути, это оживленные трупы. Они создаются из фрагментов тел с применением методов ксенотрансплантации и наделяются интеллектом и чувствами сообразно порученной им миссии. Они долго не живут. Это в каком-то смысле гуманно. Говорят, некоторые мозаичники осознают, чем они являются, и от ужаса становятся совершенно неуправляемыми. – Я спрашивала его про ксенотрансплантацию, – сказала Адрана, кивая на ящик. – Этого термина не использовала, потому что не знала его, но смысл моего вопроса не мог ускользнуть. Наш друг отвечал весьма уклончиво. Он вообще не хотел говорить на эту тему. – Грязное дело, – проворчал Ракамор. – Не просто грязное. Если мозаичники, по сути, ходячие пазлы – тут кусочек обезьяны, там обрезок ползуна или щелкуна, – то разве это не говорит о некотором глубинном биологическом сходстве наших рас? Ракамор слегка нахмурился: – С какой стати? Мы произошли от коллективного генофонда предыдущих восьми миров, которые были заселены землянами. У пришельцев совсем другие родословные. Их истории начались задолго до Раскола. Они путешествовали между звездами еще до того, как мы шагнули прочь с нашего родного камешка, не говоря уже о том, чтобы помышлять о демонтаже и перековке старых планет. – Именно так он и выразился.