Адрана хотела сказать именно это, но передумала. Квелл будто прочитал ее мысли, никаких уточнений или пояснений не требовалось. – Я согласна, – сказала Фура. – Другого выхода нет. Мы уже поняли, что двигатель может вообще никогда не заработать, если Тазакнакак не оживит его сейчас же. Вы должны сделать все возможное, чтобы вернуться в Собрание, и если это означает бросить нас с Адраной… – Она заколебалась, покосившись на сестру. – Так тому и быть. Мы учтем риск и обернемся очень скоро, максимум за шесть часов. – Тогда перейдем к другому вопросу, – сказал Жернов. Адрана и Фура откинулись на спинки металлических стульев. Они не ожидали такого поворота. – К какому? – спросила Адрана с легкой тревогой. – Вы хорошо обращались с Паладином. Я говорил с ним. Он поврежден, но его можно починить. Хотя он был вырван из тела, а затем из другого, его основные навыки не пострадали в фатальной степени. Он хотел бы выразить вам свою благодарность. И вам, сестры Несс, и Сурт. Адрана и Фура улыбнулись подруге. Сурт выглядела слегка смущенной. Не привыкшая к публичной похвале, она теребила край своей повязки, как будто хотела опустить ее на глаза и спрятаться от общества. – Нам повезло, что она была с нами, – сказала Фура. – Паладин также выступил в защиту сестер Несс. Он был свидетелем того, что с вами происходило на протяжении многих лет. Он видел немало вещей, достойных порицания, но также и многое, что заслуживает похвалы. Его слово имеет большое значение для существ моего вида. Не каждая машина видела Последние Дожди Сестрамора. Благодаря этим показаниям ассамблея вынесла вердикт в отношении виновности сестер Несс. – Жернов снова повернулся. – Сообщи им, Квелл. Пусть эти слова исходят от обезьяны. Квелл коснулся горла суставами пальцев. Два черных диска в его глазницах загадочно поблескивали. – Если повезет – если щелкун справится, – у Свободного Государства появится будущее. Возможно, недолгое и нелегкое, но уж какое получится. Мы сами станем распоряжаться своей судьбой. У нас будут собственные бумажные деньги, собственный демократический парламент, собственные законы. Многое еще предстоит создать, и я даже не мечтаю, что это будет просто. Собрание не сразу смирится с нашим выбором, и какое-то время – если нам посчастливится вернуться домой – с нами будут обращаться как с преступниками. Но это дело их совести, а нам ничто не помешает поступать по-своему. И одним из первых решений, которые мы примем, – одним из первых распоряжений, которые мы запишем в нашу хронику, – станет официальное помилование сестер Несс. Так постановило Свободное Государство Тревенца-Рич. – Он обратил незрячее лицо к одной сестре, потом к другой. – Вас не прекратят разыскивать, и пока мы ничего не можем с этим поделать, но по крайней мере здесь вы теперь свободные граждане. – Он ухмыльнулся. – Чтобы насладиться свободой, вам нужно всего лишь вернуться к нам. К тому времени, когда сестры собрались улетать, катер удалось привести в исправное состояние, насколько это было возможно. Иными словами, он с большой натяжкой годился для полета в космосе. И это было сущее чудо, учитывая спешку, в которой пришлось работать Вуге, Сурт, Ласлингу и помощникам, которых смог выделить Квелл. Суденышко предназначалось для единственного рейса и не имело никакого запаса прочности; времени хватило только на элементарную отладку двигателя и шлюзов, на восстановление целостности корпуса и тому подобные необходимые мероприятия. Нанесенные Сталлисом повреждения устранили чрезвычайно грубым способом, с помощью заклепок и сварки наспех. На кое-как выпрямленных пластинах обшивки остались следы кувалды. Участницы экспедиции отлично осознавали риск. Собирая оборудование и скафандры в шлюзе перед отлетом, сестры храбрились и всем своим видом давали понять, что относятся к экспедиции как к прогулке на арендованной яхте. – Будем постоянно держать связь по трещальнику, – говорил Квелл, пока Адрана помогала Фуре с креплениями скафандра, с которыми можно было совладать только двумя руками. Они сняли шлемы и отключили подачу дыхали, но в остальном были полностью одеты и готовы пережить разгерметизацию, если узнают о ней чуть загодя. – И вы повернете, как только я скажу. Может, вы и не цените себя, но мы ценим. Ничто на той громадине не стоит ваших жизней. – Ты заблуждаешься, – сказала Адрана. – Это стоит миллиона жизней и даже миллиарда, если поможет предотвратить конец Заселения. Мы должны все узнать, Квелл, и спорить бесполезно. – Капитан Несс? Это был Вуга, торопливо возвращавшийся в шлюз. Сестры обернулись на его голос, но стало ясно, что он обращается к Фуре. Вуга бережно нес в руках деревянный футляр размером с обувную коробку. – Знаю, сейчас не лучшее время, ведь вы хотите поскорее отправиться в путь… Но поскольку у вас не было возможности заменить руку… Фура с сомнением посмотрела на коробку: – Ты сделал мне протез, Вуга? – Не протез, капитан, а штуковину, которая поможет вам продержаться до возвращения. На самом деле их две. Капитан Адрана, не будете ли вы так любезны? Адрана улыбнулась, принимая футляр: – Где сарказм, Вуга? – Потерял по дороге. Если снова разыщу, вы первая узнаете. Он кивнул Адране, чтобы та открыла коробку, – с двумя металлическими защелками было бы нелегко справиться одной рукой. Она так и сделала, принюхалась, как будто в коробке лежали духи, внимательно осмотрела содержимое, затем передала Фуре. Там оказалось два крюка. К каждому крепилось нечто вроде латунной манжеты с затяжными приспособлениями. Меньшая из двух манжет подошла бы руке Фуры после небольшой регулировки, а большая явно предназначалась для ношения поверх рукава скафандра вместо вакуумной перчатки. – Они некрасивые, – сказал Вуга, как будто этот факт не был самоочевидным. – И вы, возможно, не захотите их носить, если так, скажите поскорее, я не обижусь. Их можно переплавить или отдать кому-нибудь из мозаичников мистера Квелла, или лоскутникам, или как они там себя называют… – Он нервно почесал за ухом. – Я просто подумал: там, куда вы направляетесь, лучше иметь это, чем ничего. Фура взяла больший из крюков, поднесла к рукаву скафандра и оценивающе прищурилась. – Уродливо, Вуга. Грубо и практически бесполезно, если только мне не понадобится почесать спину. Но даже тогда будет риск получить травму. Он вытер лоб: – Понял… Я их заберу. – Вот уж нет. Я сказала, что они уродливы, но не говорила, что мне не нравится. – Она улыбнулась интегратору. – Поможешь приладить, пока мы не улетели? Вуга принялся за дело. Тридцать минут спустя, когда Фура все еще восхищалась подарком и обнаруживала, что с его помощью может запросто управляться с многочисленными рычагами и тумблерами на консоли, катер вышел из зоны гравитационного воздействия Тревенца-Рич. Глава 32 Не было в лексиконе Адраны слов, которые могли бы должным образом описать ошеломляющую громадность Звездного Кита. Сказать, что она была размером с мир, значило бы серьезно недооценить реальность. Тем не менее требовалось какое-то сравнение. Собрание ничем не могло помочь. В нем имелись шарльеры, веретенообразные миры, кружевные миры, миры-оболочки и сферические миры, но не было – за исключением самого Старого Солнца – ни одного тела больше дюжины лиг в поперечнике. Возможно, до Раскола что-то сравнимое существовало: не старые миров (ибо они были намного больше – измерялись тысячами лиг, а не сотнями), а какое-то промежуточное тело той разновидности, которая навсегда ушла в прошлое. Может… луна? Ей вспомнился мерзкий доктор Морсенькс, семейный врач на Мазариле. Сестры прозвали его Морденьксом, и он чем-то напоминал луну, хотя Адрана и Фура ни разу не видели ее воочию и не могли увидеть. Но на картинках, которые показывал Паладин, иногда попадались луны: маленькие миры, обращающиеся вокруг больших. Иногда, чтобы позабавить или напугать детишек, на этих небесных телах рисовали лицо, наделяя их характерами. Одна из самых злобных физиономий была просто вылитый Морсенькс… Итак, корабль размером с луну. Это сгодится, пока Адране не придет в голову что-нибудь получше. За сотню лиг до цели они замедлились и поползли вперед со скоростью всего тысячу пядей в секунду, одновременно сканируя объект при помощи подметалы. Адрана из осторожности убавила мощность луча до минимума. А еще она посылала локационные импульсы вручную, не позволяя машине включаться с фиксированным интервалом. Она нажимала на кнопку, ждала ответа и только после кивка Фуры давала новый импульс. Подметала был настроен так, чтобы интегрировать картинку на экране, добавляя конфигурацию пятен каждого нового импульса к предыдущему, чтобы изображение создавалось постепенно. Еще в Тревенца-Рич сестры поняли, что у космического объекта плотная оболочка и протяженность более ста лиг. Теперь, хотя было все еще слишком темно, чтобы разглядеть его на фоне неба – за исключением тех мест, где объект заслонял звезды, – удалось гораздо точнее оценить его форму и размеры. Звездный Кит имел форму эллипсоида: в середине она была толще, чем на закругленных концах, и имела чуть больше двухсот лиг в длину. В самом широком месте достигала сорока лиг и была слегка приплюснута, так что перпендикулярное измерение составляло чуть меньше тридцати лиг. Как буханка хлеба, которая сильно разбухла в процессе выпечки, а затем на нее кто-то случайно сел. На этом очевидные сравнения заканчивались. С каждым интегрированным импульсом подметала выделял все новые нюансы формы и текстуры, для которых сестры не могли подыскать аналогий. Поверхность Звездного Кита была не гладкой и блестящей, как корочка хлеба, а тусклой и бугристой. На ближнем краю имелось отверстие, в котором импульсы не отражались. Впадина или пасть, что-то в этом роде, длиной в несколько лиг. – Думаю, можем взглянуть поближе, – сказала Фура. Несмотря на сильные сомнения, которые никак не унимались, Адрана не стала возражать. Она немного прибавила скорости. – Выйдем на дистанцию десять лиг. Тогда сможем воспользоваться прожектором. – Когда замедлимся, как можно дальше отверни наши дюзы от Звездного Кита. Было бы невежливо пускать газы ему в лицо. Пусть он и выглядит мертвым… – Это не может быть правдой, – согласилась Адрана. – Вероятно, он спит или в коме, но не мертв. Что-то происходит, когда эта штука подлетает к Старому Солнцу, и прошло всего лишь несколько тысяч лет с их последней встречи. Ей должно быть не менее десяти миллионов лет, и вряд ли она протянула так долго только для того, чтобы помереть задолго до гибели Вселенной. – «Что-то происходит» не всегда, – напомнила сестре Фура. – Не каждый раз и даже не один из тридцати. Возможно, она просыпается только единожды в миллион лет или около того – как раз достаточно, чтобы объяснить наши тринадцать известных Заселений. – Или, возможно, она каждый раз пытается сделать что-то очень трудное, – сказала Адрана. – Что-то, у чего меньше одного шанса из тридцати на успех. И все же она не сдается и менее чем через двадцать тысяч лет совершит новую героическую попытку. – Настойчивость не всегда равнозначна героизму. Зверь будет биться головой о грязную клетку, пока его мозги не превратятся в кашу. Возможно, мозги этой штуки уже превратились в кашу и она знает о своем предназначении не больше, чем мы. Ты сказала, она может быть в коме. Есть и другая вероятность: она в маразме. Адрана сбавила скорость, внимательно следя за индикатором топлива. – Тебе не кажется, что вежливость требует не судить заранее о состоянии разума этого создания? – Как скажешь, душа моя. Потребовалось десять минут, чтобы сократить расстояние до десяти лиг и фактически остановить катер относительно Звездного Кита. Сестры находились чуть в стороне от ближайшего конца космического гиганта, на одной линии с областью, где локационные импульсы выявили разрыв в оболочке. Адрана уже отключила подметалу: на близком расстоянии эхо поступало слишком быстро, чтобы прибор успевал его распознать, и в результате картинка на экране превращалась в бесполезный хаос помех и фантомных отголосков. Двигатель замолчал, а насосам системы жизнеобеспечения не требовалось сильно напрягаться с двумя пассажирками на борту, поэтому в катере стало тихо и уютно, как в библиотеке. А еще темно. Десять лиг – достаточно большое расстояние для отраженных лучей, и к тому же прожекторы катера были слабыми по сравнению с навигационными маяками. Адрана выключила подсветку приборов и освещение кабины, чтобы глаза побыстрее привыкли к темноте. Она боялась разрушить чары. – Готова? Слабо светящееся лицо рядом с ней кивнуло. – Включай. Адрана протянула руку в темноте и щелкнула тяжелым поворотным выключателем. Прожекторы заработали, но эффект получился отнюдь не впечатляющим: только подергивание флуоресцентной стрелки амперметра указывало, что приборы работают. Лучи ушли в пустоту; их надо было направить на Звездного Кита вручную, с помощью рычагов. Адрана взялась за них опасливо, словно за поводья лошади, – ей казалось, один неосторожный взмах луча прожектора может разбудить исполина. На борт огромного судна пролился свет. Сестры увидели изгиб корпуса на фоне испещренной звездами безмятежной мглы. Он оказался сине-зеленым, зернистым. Заметив, как исчезает ощущение масштаба, Адрана напомнила самой себе, что освещен участок шириной в лигу. Она подвигала рычаги, и в поле зрения появился выступ, похожий на бородавку. Это был камень – размером с особняк, – втиснутый в шкуру космического кита, как изюминка в булочку. Адрана снова переместила лучи и высветила кратер, достаточно просторный, чтобы в нем поместился стадион для собачьих бегов. Затем еще один камень, больше первого. Она продолжала смещать лучи. Через каждые несколько лиг появлялось какое-нибудь пятно: кратер, яма, валун, твердая выпуклость. Время от времени камни оказывались почти скрытыми – то ли вонзились глубже, то ли раны заросли вместе с инородным телом. Подметив эту деталь и настроившись должным образом, Адрана стала замечать и старые шрамы от кратеров – почти затянувшиеся, похожие на круглые следы кофейных чашек на лакированной столешнице. – Она ремонтирует себя, – проговорила Адрана. – Медленно, но верно устраняет любой нанесенный ущерб. Мы не так далеко от Старого Солнца, чтобы здесь не осталось обломков со времен Восьми Миров. Иногда какой-нибудь обломок сталкивается со Звездным Китом на большей или меньшей скорости. Эти заживающие кратеры – результаты таких столкновений. Если при ударе отколется кусок скалы, Кит вберет его в себя. Вот как он пережил эти ужасные века – не благодаря шарльерному полю или какой-то другой защите, а благодаря постоянному процессу обновления жизни. – Сестра, он правда тебе кажется исцеленным? – Я понятия не имею, как судить о самочувствии этакой диковины. – Я тоже. Но помню, как отец ворчал, когда порезался, открывая конверт любимым ножом для почты. Или когда приступы боли учащались. Он кое-как справлялся, но недуги не спешили его отпускать.