– Я не знаю, тысяча лет потребуется или миллион, чтобы Старое Солнце исцелилось, – сказала Адрана. – Даже Тазакнакак не сможет ответить на этот вопрос. Поживем – увидим. В конце концов более холодные миры согреются, а те, которые сейчас нежатся в тепле, окажутся малопригодными для жизни. Это будет иметь последствия. Такой холодный захолустный мирок, как Мазариль, может сделаться предметом всеобщего вожделения. Но едва ли мы доживем до того, чтобы нас беспокоили такие вопросы. Решать их предстоит потомкам, и меня вполне устроит уверенность в том, что вслед за нашим поколением придут другие. – Кому-то придется рассказать щелкунам о нашей находке. – И остальным пришельцам. – Сомневаюсь, что они придут в восторг. – Конечно, не обрадуются. Если по отношению к этим существам совершались преступления, мы все, как наследники преступников, несем за него ответственность. Надеюсь, пришельцы нас простят, но мы не можем рассчитывать на это прощение так, словно у нас есть на него право. – Она помедлила. – Но в восстании Квелла я вижу смутную основу для оптимизма. Пришельцы, мозаичники, роботы и обезьяны – союзники, друзья. Мы разные и не должны притворяться одинаковыми. Но то, что нас объединяет, бесконечно сильнее наших различий. Мы – разумники, мыслящие существа, этим и ценны, этим можем гордиться. – Она кивнула на передний иллюминатор катера. – Да, то, к чему мы привыкли, уйдет в прошлое. Нас ждут трудные времена. Многим придется внести неудобные коррективы в свою жизнь, и я не возьмусь пророчить, что мы ни разу не пожалеем о своем выборе. Но в глубине души мы всегда будем знать, что ступили на правильный путь и что это лучшая история, которую мы создаем сами. Долгое время Фура и Адрана смотрели на далекий свет Старого Солнца. Теперь слово «солнце» едва ли годилось – просто самая заметная из неподвижных звезд. Сестры удалились от него на расстояние, в двести раз превышающее орбиту любого мира в тридцать пятой процессии, и в сто раз дальше, чем отваживались забираться в поисках шарльеров. Тем не менее, несмотря на значительное уменьшение энергии Старого Солнца, этот свет все еще был заметен невооруженным взглядом. Тусклый шар фиолетового и рубинового мерцания, пятнышко, которое запросто можно прикрыть большим пальцем вытянутой руки. В этой области находились двадцать тысяч населенных миров, и на них жили многие миллионы людей, которые называли Собрание своим домом. Каждый мир, упомянутый в каждом издании «Книги Миров», был пленником этой крошечной сферы, от Оксерри до Хелигана, от Имандерила до Оксестрала, от Превомара до Висперо. Только Тревенца-Рич отважился уйти дальше, но и он лишь самую малость углубился в негостеприимные просторы Пустоши. Даже сейчас… Да, даже сейчас он, по сути, не оторван от Собрания! Абсурдная мысль – но ведь это правда. Путешествие никуда не привело: все равно что ребенок отошел на пару шагов от порога. Тьма за пределами Собрания ничуть не стала привычной, нисколечко не менее жуткой. Наоборот, теперь она сильнее давила на психику. Словно голодная черная тварь, Пустошь терпеливо ждала неведомо чего, и вызов ей бросало лишь неяркое пятнышко жизни и света – Тринадцатое Заселение. На следующий день после благополучного возвращения сестер Несс Квелл распорядился привести Инсера Сталлиса на крышу вокзала на Шестисотой улице. Бывшего командующего эскадрой облачили в пальто, нелепо просторное, цвета верблюжьей шерсти. Карманы были до отказа набиты пистолями, а подкладка разрезана и сшита заново с той же целью, так что одеяние сделалось жестким и звонким, как доспех. Теперь у Сталлиса было значительно больше восьмидесяти тысяч мер, но Квелл сказал, что разница – это бонус, знак величайшей щедрости и благодарности населения Свободного Государства Тревенца-Рич. Хотя ставни оставались открыты, свет Старого Солнца слишком ослаб, чтобы от него был какой-то толк. Но свет пистолей лился из каждого шва пальто, осыпая юную физиономию Сталлиса вычурными желтоватыми бликами. Внизу собралась толпа. Шатающегося и спотыкающегося пленника подвели к краю крыши, где уже стояли Квелл и сестры Несс. Его сопровождали четверо, каждый держал в руках трос, привязанный к пальто. Оно вздымалось и колыхалось, как парус на фотонном ветру. Казалось, не будь этих тросов, Сталлиса унесет, как сорвавшегося дыхального змея. – Мы возвращаемся домой, – сказал Квелл срывающимся голосом, обращаясь к толпе. – Щелкун устал, неимоверно устал, но он сделал все, о чем мы его просили. То, что обнаружили сестры в чреве Звездного Кита, и страшно, и поучительно одновременно. На этом корабле есть технологии и изделия, превосходящие все, что можно извлечь из шарльера, – при разумном использовании они могли бы уберечь нас от новых Темных веков, могли бы продлевать это Заселение, пока бы нам хватало здравого смысла не гасить свет. Но есть там вещи, способные разорвать любой мир в клочья. Вы доверились мне, поэтому я отплачу вот чем: каждый из вас разделит бремя самого волнующего, самого пугающего, самого ошеломляющего открытия из всех, что мне известны. Это открытие совершили сестры Несс. Наши друзья-пришельцы – вовсе не пришельцы. Они забыли свое происхождение – как и мы свое – и придумали ложное прошлое, чтобы заполнить пустоту в хрониках. Но истину, найденную в чреве китов, нельзя опровергнуть. Щелкуны – а по всей вероятности, и ползуны, и броненосцы, и остальные – были сотворены существами, которые не слишком отличались от нас. Можно сказать, во всех важных отношениях мы и пришельцы – это одно и то же. Но есть нюанс: мы их создали для того, чтобы они нам служили. Мы сотворили себе рабов. Наступила тишина. Заявление Квелла проникало в сердца и умы. – Это неправда, Квелл! – прокричал кто-то внизу. – Хотел бы я ошибаться, дружище. Всем сердцем хотел бы, чтобы эта истина и впредь скрывалась от меня. Чтобы можно было двинуть время вспять на день или два и оказаться в нем за миг до того, как у сестер Несс возникло желание заглянуть в этот огромный корабль. Тогда бы мы ничего не узнали. Так и жили бы дальше в блаженном неведении, со всеми нашими предрассудками. Но совершенное преступление никуда бы не делось, и каждый год невежества усугублял бы его. Теперь наконец-то можно что-то исправить. Я не знаю, сколько времени это займет, и закончится ли процесс когда-нибудь, и какую боль он нам принесет, – я лишь знаю, что так надо. Он улыбнулся и вскинул руки, прекрасно понимая, что оглашенная им истина не может за секунду отменить застарелые догмы. – Ты погубишь нас всех, – сказал другой голос. – Вполне возможно. Как только правда дойдет до других миров Собрания, мы все окажемся как никогда близки к краху. И то, что я предложу сделать с пистолями… даже это не дестабилизирует ситуацию до такой степени. Вот почему нужно дать мирам время, и вот почему все, что мы здесь выяснили, – сам факт существования Звездного Кита, не говоря уже о его содержимом, – на какое-то время останется нашей тайной. Это не игра в секретики. Нельзя поделиться секретом разом со всем населением Собрания, как я поделился сейчас с вами. Это бремя, которое нам всем придется нести, пока не наступит подходящий момент, – и лишь тогда мы позволим правде распространиться за пределы Тревенца-Рич. Я поговорил с нашими друзьями… с мистером Клинкером, Тазакнакаком и другими, и они согласились. Тайну придется раскрывать по частям. Однако позвольте мне быть откровенным. Даже если ни одно слово не выйдет за пределы нашего корпуса, не стоит рассчитывать на то, что по возвращении нас примут с распростертыми объятиями. – И кто в этом виноват?! – заорали внизу. – Многие из нас были счастливы, Квелл! Квелл обратил незрячие глаза к кричавшему: – Раньше я держал небольшой бар с сомнительной репутацией. Я не был ангелом и сейчас не намерен изображать из себя икону. Я прохиндей и трактирщик – вот и все, что знаю о себе наверняка. На время, благодаря хорошим связям, мне пришлось взять на себя другую роль. Я воспользовался своим положением, как мог, но я не революционер. Это заявление вызвало мрачный смех. – Нет, правда, – настаивал Квелл. – Я следую этим курсом не по собственной воле. Мне нужно было кое-кому отомстить, и это… скажу так: это имело последствия, которые у меня у самого не укладываются в голове. Но я бы с удовольствием вернулся к прежней жизни, к бизнесу, который у меня отняли обманом. Подозреваю, это именно то, чего хотят многие из нас: вернуться в прошлое. В благословенные времена до Корректировки, или до крушения 99 года, или до прочих событий, от которых каждый из нас пострадал. Но этому не бывать – прошлое вернуть невозможно. – Он кивнул на связанного Сталлиса. – А еще есть они. Нам здорово повезло, что мы не дрейфуем в космосе с вакуумом в легких. Сказать по правде, наше счастье, что мы еще дышим. Это утверждение вызвало нарастающий ропот протеста. Фура подошла к самому краю крыши: – Он совершенно прав. Что вам не нравится? Что он просто называет вещи своими именами? Среди вас нет человека, который имел бы меньше оснований не доверять Квеллу, чем я. Но с тем, что он сказал, спорить невозможно. Все должно измениться, и почему бы нам не сделать первый шаг? К нам применили насилие ради единственной цели: чтобы пистоли беспрепятственно текли к власть имущим, к обезьянам, пришельцам, стоящим за Инкассаторами. А причина, по которой пистоли так важны, заключается в том, что они необходимы некоей третьей силе – мы даже не знаем, что она собой представляет, но ей наплевать на наши интересы. – Клинкер, выскажись, – попросил Квелл. Ползун приблизился к Квеллу, шаркая конечностями: – Меня не будет слышно. – Они услышат, – сказала Адрана, сердито глядя на толпу. – Ради их собственного блага. – Меня зовут Клинкер, – начал пришелец. – Я стою перед вами сейчас как изгнанник, и я такой не один. Мой народ выслал меня… преследовал… угрожал… потому что я подверг сомнению роль, приписанную так называемым пистолям. Теперь я должен сообщить вам о ряде ужасных деяний. Наше существование зависит от потока пистолей, но только обезьяны способны извлекать их из надежных хранилищ в шарльерах. Вот почему вы необходимы нам… и почему мы используем вас, как когда-то вы использовали нас. Время от времени поток пистолей замедляется… но ваша экономика приспосабливается, и все возвращается на круги своя. Это для нас неприемлемо, и потому мы постоянно провоцируем спады, кризисы и депрессии, вынуждающие вас начать новый раунд раскопок в шарльерах. Это наших рук дело, и вся вина за последующие лишения и страдания лежит на нашей совести. Не потому, что мы жестоки или равнодушны к вашему непростому положению… а потому, что мы нуждаемся в постоянном снабжении пистолями. Если это снабжение прекратится, мы будем наказаны нашими собственными хозяевами, и поверьте, вам даже не вообразить, что это будет за наказание. – Пистоли – это совсем не то, чем мы их считаем, – подхватила Адрана. – Это вообще не деньги. Да, они служат нам деньгами, но созданы совершенно для другого. И в них нет душ умерших, хотя это ближе к истине, чем некоторые версии, которые вы могли слышать. Скажи им, Клинкер. – В пистолях нет душ, – сказал ползун. – Но они действительно содержат интеллекты. Разумы, созданные для единственной цели. Их воля подчинена одной задаче: посредством мысли преодолеть глубь пространства и времени. Их роль состоит в том, чтобы… преобразовывать. Создавать. Ремонтировать, если потребуется. – Их послали сюда, чтобы исцелить Старое Солнце, – сказала Фура. – Упасть в него, усилием мысли проникнуть в самое ядро и исправить то, что пошло не так. Но по ходу дела они были незаконно присвоены. Их начали использовать в других целях, позабыв об истинном назначении, и мы получили ложь взамен правды. Мы осквернили их, превратив в деньги. Те же, кто знал их истинное предназначение, завидовали тому, чем обладали мы. Они многое украли у нас для своих собственных предприятий. Рано или поздно они заплатят за это… А пока мы можем немного загладить свою вину перед Старым Солнцем. Квелл? Хаспер Квелл порылся в кармане и достал хрустящий прямоугольник бумаги зеленого цвета. – Вот с чего мы начнем. Откажемся от пистолей как от мерила торговли. Я поначалу собирался напечатать такие бумажные деньги в строгом соответствии со стоимостью пистолей, которые нам отдадут индивиды. Я думал, это будет справедливо… а справедливость мне по душе. – Он помолчал, улыбаясь. – Но меня переубедили, пустив в ход очень веские аргументы. Такой шаг не повлек бы за собой тех далеко идущих последствий, которые нам необходимы. Мы вернемся к этому через минуту. То, что я предлагаю, не будет пользоваться всеобщей популярностью, но… это радикальная мера. И если мы хотим стать для всех примером лучшего образа жизни, то без радикальных мер не обойтись. – По всему Тревенца-Рич, во всех безопасных районах, – заговорила Адрана, взяв у Квелла листок и помахав им над головой, – снова открываются банки. Несите свои пистоли, все до единого. И помните, что каждый из них – ангел-исцелитель, готовый упасть на Старое Солнце. Они доберутся до цели. Старое Солнце взывает к ним после Корректировки. Пистоли хотят его вылечить. Пистоли хотят изменить нашу жизнь к лучшему и подарить нам свет. – И кто мы такие, чтобы их останавливать? – спросила Фура. Сестры пришли с такелажными ножами. Люди Квелла отступили, и тросы, которыми был привязан Сталлис, натянулись до предела. Теперь он полностью оторвался от земли, ноги бесполезно болтались, руки дергались: один человек не мог противостоять силе пистолей, которые наконец-то избавились от оков. – Взгляните на него, – провозгласила Фура. – Только посмотрите на эти оттопыривающиеся карманы. Ему щедро заплатили за услуги: больше восьмидесяти тысяч мер. Это много пистолей. Собранные вместе, они не могут не чувствовать притяжения Старого Солнца. Они хотят делать то, для чего были созданы. Они так и рвутся начать долгое, очень долгое падение. Тебе есть что сказать, Инсер? Он посмотрел на сестер: – Хе-хе… – Ну и ладно, – сказала Адрана. – Капитан Инсер Сталлис, я выношу вам приговор за смерть Верранвелла и Меггери с солнечного парусника «Веселая кобыла» и Бриски Ракамора, который также успел побывать частью команды этого корабля. Она перерезала один из четырех тросов, удерживающих Сталлиса на крыше. Заговорила Фура: – Я выношу тебе приговор за смерть Прозор и Тиндуфа с солнечного парусника «Мстительница» и за множество других преступлений, включая то, что привело к кончине нашей дорогой подруги Страмбли. Фура рассекла второй трос. Сталлис рывком поднялся на одну-две пяди, но остался парить и хлопать полами пальто над улицей. На его лице появились первые, пока что слабые признаки зарождающегося ужаса. Должно быть, когда лопнул второй трос, он пережил кошмарный миг свободного падения, предвестник того, что должно случиться, и в полной мере осознал свою участь. – Нет, – взмолился он. – Нет, только не так! Голос был едва слышен с расстояния, которое теперь отделяло Сталлиса от крыши. Его рукава хлопали, ноги болтались – он тщетно пытался найти опору в пустоте. – Слишком поздно, Инсер, – сказала Фура, разрезая третий трос из четырех. Сталлис взвизгнул, рывком поднявшись еще выше – на десять или более пядей, – прежде чем последний трос остановил его ускоряющийся полет. – Я… отказываюсь от них! – крикнул он. – Деньги! Мне их не надо! Я отказываюсь от оплаты! – И в жалком отчаянии перешел на визг: – Я отказываюсь от должности командующего! Я покидаю эскадру! Я предам Инкассаторов! Они мне все рассказали! Все оперативные секреты! Позвольте мне… Адрана перерезала последний трос. – Умоляю! Простите!.. Его удаляющаяся мольба превратилась в затухающую ноту предельного отчаяния. Сестры Несс отступили от края крыши, наблюдая с угасающим интересом, как сила пистолей заставляет Сталлиса лететь, ускоряясь и кувыркаясь, в сторону Старого Солнца – к одному из хвостовых доков Тревенца-Рич. Обе отвернулись прежде, чем он столкнулся с преградой. Щенок не заслужил, чтобы на него тратили столько времени. Немного позже сестры Несс сидели в Саду Покоя, потягивали чай и жевали булочки с глазурью. Те были не совсем свежими, но и не совсем черствыми, а сестры умели довольствоваться малым. Рядом стоял красный двуногий робот, но ничего не говорил. На его плечах сидела голова Паладина, полностью интегрированная в подвижное тело с руками и ногами. Паладин еще не совсем поправился: огни в его куполе мерцали лишь урывками, он не произнес ни слова и ничем не показал, что понимает разговор сестер. Но Жернов обещал, что это придет со временем. При побеге с «Мстительницы» Паладину был нанесен очень серьезный ущерб, и теперь ему приходилось восстанавливать и отстраивать заново многие логические пути. Ни одна часть этого процесса не могла быть ускорена или выполнена в другом порядке без риска испортить результат. Прежде всего робот должен был создать надежные связи со всеми ячейками памяти, без которых у него не было реального ощущения собственной идентичности. Затем предстояло обрести моторные функции и свыкнуться с новым телом – третьим после колесного, которое у него было на Мазариле, и летающего, то есть корпуса «Мстительницы». Как только Паладин сможет двигаться и взаимодействовать со средой, а также оберегать себя от несчастных случаев и вандализма, он начнет восстанавливать речевые навыки высокого уровня и постепенно познакомится с сестрами Несс заново. Возможно, какая-то часть его разума уже воспринимала других роботов – и тех, которые пришли в Сад Покоя, и особенно тех, которые никогда его не покидали. Даже роботы понимали, что они смертны. Но Паладин наверняка считал, что бывают финалы и похуже, чем спокойное и гордое доживание посреди изысканных зеленых насаждений, когда ты неторопливо врастаешь в пейзаж. Возможно, он еще будет рассказывать сказки детям, посещающим Сад, если им хватит терпения выслушивать его до конца. Фура подняла руку с крюком и повертела им: – Вуга был очень любезен, наспех соорудив для меня эту штуковину. Заметила, как она пугает людей? – Мы найдем тебе подходящую руку. Теперь у нас есть время – впереди несколько дней, за которые можно будет проверить, годятся ли векселя Квелла для покупки чего-нибудь подороже чая и выпечки. – Если окажется, что не годятся, у нас появятся проблемы. После таких грандиозных речей нельзя просто взять и вернуть пистоли, притворившись, будто ничего не изменилось. В любом случае крюк останется при мне. Фура наблюдала за Адраной, ожидая шока от такого заявления, но, к ее разочарованию, сестра даже бровью не повела. Возможно, они обе исчерпали свои возможности удивлять друг друга. – Может, попрошу Вугу как-нибудь его декорировать, – добавила Фура. – Но не слишком, – в конце концов, крюк есть крюк. – Рано или поздно тебе понадобится рука.