— Джулия, можно просто Юля — прервала она пауза. — Я — Майкл, очень пря… очень приятно — запнулся он. — Что побудило тебя прийти в такое место? — задала она вопрос. — Какое место? — не понял намека он, в голове и так роились мысли, от которых Майклу не было продыху. — Зачем тебе понадобилось взять девушку на ночь? — прошептала она. — Не знаю — оборвал он. После чего Джулия отвернулась и стала смотреть в другой конец вагона. На самом деле Майкл сам не до конца знал, зачем пошел на это. Ему не хотелось ехать домой одному, где встречала бы сырая квартира, серые стены. Обстановка бы давила на него. Тем не менее, оставаться на ночь в публичном заведении ему тоже не хотелось. В голове уже созрел какой-то примерный план, которому он собирался следовать, но он искренне не понимал, зачем это делать. Ему просто хотелось спустить пар, сбросить гнев, накопившийся за последнее время. Но совесть в глубине души говорила, что можно было бы найти другой выход из ситуации. Решить проблему иными методами. Однако он был настойчив и не хотел изменять своего решения. Совести оставалось лишь безропотно молчать и повиноваться. Они вышли на нужной остановке, старый эскалатор с трудом продвигался вперед после очередного рабочего дня, Майкл поднялся на одну ступеньку и приобнял Кики за талию. Ему казалось, что сегодня ночью он сможет решить хоть какую-то часть своих проблем. Оказавшись в квартире, он старался выглядеть непринужденно, помог своей гостье, затем разделся сам. Они прошли на кухню. Здесь парень разогрел чайник и разлил по стаканам вчерашний чай. С полчаса они молча пили чай, сидя напротив друг друга, не проронив не слова. При этом Майкл ни разу даже не посмотрел в сторону собеседницы. — Так и будем здесь сидеть? — вдруг спросила она. Он оставил этот вопрос без ответа. — Ты вообще собираешься что либо делать? — уже громче, с недовольным тоном спросила она. — Тебе есть что предложить? — вдруг спросил он. — Мы, как минимум, уже можем переместиться в спальню, лечь на кровать, я бы… — она не успела договорить. — Почему, Кики? — прервал он ее. — Что? — не поняла она, удивившись неожиданно всплывшему вопросу.. — Почему именно Кики? — повторил он свой вопрос. — Просто это имя мне дала Ингрид — женщина, сидевшая на входе» — ответила она. — В таком случае клиенты называют тебя Кики? — Как правило, да. Эти тупоголовые балваны не знают, чего они хотят, поэтому даже имя придумать не в силах! — последнюю фразу она произнесла шепотом. — В таком случае, могу я называть тебя Джулией? — спросил он. — Нет. Не можешь! — наотрез сказала она. — Почему вдруг? — удивился он такому ответу. — Потому что это имя мне дали родители — ответила она. — Ну и… что тут такого? — спросил он. — Как что? Неужели ты бы хотел портить свое имя, которое тебе дали самые близкие люди в твоей жизни. Представь, если бы его произносил человек, который просто хочет тобой воспользоваться и выкинуть, как надоевшую игрушку через несколько часов. — Угу — буркнул он. — Вот, а теперь представь, что таких людей было несколько… — Сколько? — спросил Майкл, не заметив беспардонности своего вопроса. Этот вопрос выбил Джулию из колеи, после такого сдерживаться ей было трудно: «Что значит сколько? Ты понимаешь, что я говорю о совсем другом!» — она прервалась, чтобы посмотреть в глаза Майклу. Тот смотрел на нее, как ни в чем не бывало. В его глазах были усталость, грусть и безразличие к чужой судьбе. Его бестактное любопытство привело к тому, что сейчас напротив него сидел человек, готовый разбить чашку о его голову. Джулия громко выдохнула и ушла в соседнюю комнату. Поняв, что сделал глупость, парень кинулся за ней. Она сидела в ванной, спиной к двери, облокотившись на край чугунной чаши. Доносился тихий плач, тушь стекала с закрытого руками лица, падая на пол маленькими черными каплями. Он стоял и смотрел, как хрупкую девушку распирает от слез. Сначала ему понравилось это зрелище, ему казалось, что в лице этой ни в чем неповинной девчонки, он видит ту, кто разбил его мечты о скалы суровой реальности, он видел Лизи. Опомнившись от порыва ненависти, он осознал собственную жестокость, подошел к Джулии и присел позади. Его теплые руки обняли ее, она почувствовала его дыхание у себя на шее. Наконец он произнес: «Джулия, прости меня. Ты ни в чем не виновата, просто кое-кто сделал мне очень больно. Я до сих пор не могу простить этого человека» — он вздохнул. — Так отпусти его. Вам обоим нужно жить дальше — сквозь слезы сказала она. — Ты здесь не при чем. Совершенно не при чем — добавил он, уткнувшись лбом в ее волосы. — Ты тоже меня прости, Майкл, просто сегодня и мой день был одним из самых худших в этой жизни, я сама сорвалась — к горлу подступил ком, она зарыдала еще сильнее. — Тебя кто-то обидел? Кто он! — в сердце Майкла загорелся праведный огонь. — Это уже не важно, местью ничего не решишь — она успокоилась. — Пойдем в комнату? — предложил он. — Да, давай — прошептала она, вытирая с лица черные ручейки. — Я сейчас подойду. Хорошо? — спросил он. — Да, хорошо — ответила она, ее голос стал заметно бодрее. Майкл вернулся с халатом в руках, на плече висело махровое полотенце. — На вот, держи — он протянул ей пушистый халат с вафельным засаленным полотенцем. — Спасибо — ответила она, смывая с лица последнюю косметику. Он ждал ее в спальне, предварительно расстелив кровать и включив телевизор. Ему казалось, что этот человек чем-то схож с ним. Как будто их объединяет общее горе, от которого они страдают каждый в одиночку. Он хотел помочь Джулии с ее проблемами, ему было стыдно за то, что по неосторожности он задел ее чувства. Наконец она вышла из душа, его халат был ей заметно великоват, рукава свисали настолько, что ей пришлось их закатать, снизу халат доходил почти до ступней, так что Джулия могла свободно ходить в нем лишь слегка поднимая ткань, как подол у платья. Она села рядом с ним на кровати. Они продолжили разговор. Первой спросила она: — Кто смог так сильно задеть твои чувства? — задала она вопрос. — Один человек, который был мне очень дорог — сказал Майкл. Подробностей он не хотел раскрывать, понимая, что будет смотреться глупо, если скажет, что влюбился в человека, который оказался помолвлен. Его ошибкой было строить планы с человеком, с которым они даже ни разу нормально не общались. — Ты должен простить его. Забудь, не держи в себе, оно ранит — она посмотрела на него, понимая, что докапываться до истоков его несчастной любви будет неправильно. — А у тебя что случилось? — задал он встречный вопрос. — Моя жизнь. Вся моя жизнь выглядит как ночной кошмар… — Джулия нервно усмехнулась. — Казалось, я научилась в нем выживать, но судьба иногда преподносит такие сюрпризы, что тебе становиться трудно себя контролировать… — продолжила она. — Ты не пробовала устроиться на другую работу? — он снова задал неуместный вопрос, о чем сообразил чуть погодя. — Дело в фамилии — ответила она: «Лин». — Что с ней не так? — Линицкая — сказала она. Майкл сразу все понял. Еще в далеком 2035 вступил в силу закон о запрете на смену русскоязычных фамилий, те, кто не успел убрать «тревожную галочку», вынуждены были в дальнейшем постоянно искать себе новое место работы. А так как носителей вражеских фамилий не принимали на работу ни в Министерствах, ни в агентства и государственные службы, не в муниципалитеты и тем более на предприятия, выполняющие оборонные заказы, люди были обречены. Настороженно к ним относились и заводы, занимающиеся производством продуктов питания. Последний случай прогремел, когда Майкл только устроился на работу в Министерство Пропаганды. Тогда гражданина по фамилии Жуков или Жуковский, он уже помнил смутно, приговорили к казни через WE, за порчу государственного имущества. На него повесили обвинение в порче нескольких тысяч упаковок с молоком, из-за чего те пришлось уничтожить. В зале суда обвиняемый не проронил ни слова. Когда его спросили, признаете ли вы свою вину, и осознаете ли вы, что ваши действия могли создать угрозу военного вторжения, он спокойно ответил: «Зря стараетесь, вы уже все потеряли». Дальше он не смог продолжить, так как недовольная публика начала волноваться, поносить подсудимого и закидывать различного рода записками с угрозами. «Негодяй! Вы, подлец! Мерзавец!» — доносилось сквозь свист и недовольное бурчание. А что ему эти послания? Они безобидны для живого мертвеца, которому осталось дожить до дня смерти. — Что, если бы нам удалось поменять твою фамилию? — спросил он. — Поменять? Нет — отрезала она. — Мы бы могли оставить Лин, и к тебе бы не было больше вопросов. Так нам удастся сохранить твою фамилию, не придумывая новую. Что думаешь на этот счет? — спросил он. — Мысль, конечно, хорошая, но как ты собираешься это сделать, при учете, что в систему электронных паспортов нельзя залезть или взломать ее? — спросила она со знанием дела. — Нам и не придется — ответил он. — Но как? — вновь спросила она, не понимая. — Не так давно под обстрел попал седьмой дистрикт. Один из снарядов угодил прямо в хранилище. Представляешь? Вся база данных оказалась стерта, теперь им приходится заново регистрировать каждого человека! — Но седьмой дистрикт является приграничной территорией. Ты же понимаешь, что… — она не успела договорить. — Да, возможно это небезопасно — попытался предугадать ее вопрос. — Нет, я про то, что проезд на территорию — строго по пропускам. Есть желающие уйти через линию фронта на ту сторону, понимаешь? И чтобы пресечь подобные акты, проезд на территорию строго контролируется» — сказала она. — Да, вот незадача. Будет интересно, как считаешь? — вдруг, спросил ее Майкл, улыбнувшись одной стороной. — Интересно — буркнула Джулия, потеряв интерес к рискованной поездке. — Интересно? Ты предпочтешь остаться здесь, на этой работе? Юля, пойми! — он взял ее за руку. — Оставаться при своих корнях может быть опасно.