— А почему бы тебе не пойти помочь госпоже Оуян кормить медведя? — обратился вдруг Цзун Ли к госпоже Дин. — Я уверен, что ей это было бы приятно! — Не суй нос не в свое дело! — отрезала госпожа Дин. — Будто у тебя своих забот не хватает! С едва заметной ухмылкой Цзун Ли продолжал: — Кстати, юная госпожа Бао — довольно привлекательна, почему бы мне не сочинить для нее стихотворение? Я даже сочинил одно для тебя, дорогая. Послушай-ка: Истинная любовь, ложная, Завтрашняя, вчерашняя... Плюс и минус — Мы в добром здравии. Минус и минус — Небо накажет нас! Судья Ди оглядел всех присутствующих. Госпожа Дин покраснела, а госпожа Куань сказала: — Попридержали бы вы свой язычок, господин Цзун! — Я хотел всего лишь предостеречь ее, — невозмутимо заявил Цзун Ли. — Разве вам не известна модная песенка, которую сейчас распевают в столице? — Он замурлыкал бодрую мелодию, отбивая ритм указательным пальцем, а потом низким приятным голосом пропел следующее: Дважды, по десять, а все еще в девках, Но все ж есть надежда на завтра кристальное. И трижды по восемь, но все одна в постели, Ничего впереди, кроме холода и печали! Госпожа Дин открыла рот, чтобы обругать поэта, но тут вмешался судья Ди: — Вы прервали нашу беседу, господин Цзун! К тому же я должен поставить вас в известность, что у меня недостаточно чувства юмора. Поберегите ваши остроты для более подходящей аудитории. — И, обратившись к Куаню, сказал: — Мне нужно пойти наверх и переодеться к торжественной трапезе. Не трудитесь провожать меня! Подав знак Дао Ганю следовать за ним, судья Ди вышел из комнаты и захлопнул дверь перед носом обескураженного хозяина труппы. Помощнику же он сказал: — Прежде чем подняться к себе, я хочу отыскать Мо Модэ. А ты оставайся пока здесь и выпей с ними. Я подозреваю, что тут что-то кроется. Постарайся разузнать, что происходит. Кстати, а что имел в виду этот жалкий поэтишка под «плюсом и минусом»? Дао Гань смущенно откашлялся, потом пояснил: — Это грубое, уличное выражение, ваша честь. Плюс означает мужчину, а минус — женщину. — Понятно. А когда вернется госпожа Оуян, спроси у нее, как долго она оставалась внизу после представления. Не могла же она одновременно находиться сразу в двух разных местах! — Не исключено, что поэт мог солгать, будто бы встретил ее в зале, господин. И потому притворился, что не видел, как она разговаривала с нами. Разумеется, коридор очень узкий, и мы стояли между ним и девушкой, но едва ли он мог ее не заметить. — Если Цзун Ли сказал правду, — заметил судья, — то это значит, что девушка, с которой мы беседовали в коридоре, это юная госпожа Бао, выдавшая себя за госпожу Оуян. Но нет, этого не может быть! Ведь девушка, встретившаяся нам, плотно прижимала левую руку к телу, а госпожа Бао, испугавшись выходок Мо Модэ там, на сцене, схватилась за балюстраду обеими руками. Я ничего не могу понять! Постарайся что-нибудь выяснить, а потом поднимайся ко мне. Он взял у Дао Ганя фонарь и направился к лестнице. Дао Гань пошел назад, в комнату актеров. Судья Ди был уверен, что достаточно хорошо помнит дорогу к кладовым. Поднимаясь по лестнице к переходу в соседнее здание, он почувствовал, что у него болят спина и ноги. Он не мог понять, то ли это следствие простуды, то ли с непривычки от постоянного хождения вверх-вниз по лестницам. Он подумал, что Ку-ань вполне симпатичен, но Цзун Ли — из породы самонадеянных молодых людей, которых судья не выносил. Похоже, что поэт был с актерами на короткой ноге. Очевидно, он пытался ухаживать за юной госпожой Бао, но, поскольку та намеревалась постричься в монахини, у поэта не оставалось особых надежд. В его грубоватых стишках по поводу госпожи Дин содержался намек на отношения между ней и госпожой Оуян. Но нравственные устои актеров судью не волновали. Его волновал Мо Модэ. Он глубоко вздохнул, когда наконец оказался на продуваемой насквозь квадратной лестничной площадке над храмовым нефом. Сквозь решетку снизу до него доносилось монотонное бормотание читавших вечернюю молитву монахов. Свернув в коридор по правую руку, он удивился, что там нет освещения. Но когда он поднял фонарь над головой, то сообразил, что избрал неверный переход. На стене справа не было никаких окон, а проход был уже того, который вел к кладовым. С низких потолочных балок свисала паутина. Судья уже собирался пойти обратно тем же путем, как вдруг услышал какой-то шепот. Он замер и прислушался, пытаясь понять, откуда доносятся голоса. В коридоре никого не было, и заканчивался он массивной железной решеткой. Судья направился обратно, но слабый шепот заглушался молитвами монахов. Озадаченный, он вернулся к центру перехода, пытаясь отыскать какую-нибудь дверь. И снова услышал перешептывание, но не мог разобрать ни одного слова. Внезапно до него донеслось его собственное имя: Ди Жэньцзе. Потом наступила мертвая тишина. Глава 7 Судья в раздражении дернул себя за бороду Эти призрачные голоса встревожили его сильнее, чем он готов был себе признаться. Наконец ему удалось взять себя в руки. Он решил, что какие-то монахи обсуждали его где-нибудь по соседству. В старых зданиях эхо, случается, выделывает странные трюки. Судья постоял еще некоторое время, прислушиваясь, но безуспешно. Шепот не возобновился. Его передернуло. Сообразив, что действительно повернул не в том месте, он побрел назад к лестничной площадке. Переход, ведущий к кладовым, находился с другой стороны. Он быстро обогнул колодец и оказался у нужного коридора. Он узнал три узких окна справа. Дверь кладовой была распахнута настежь. Из помещения доносились голоса. Войдя в комнату, судья испытал разочарование: там были лишь два монаха. Они возились с замком большого кожаного ящика, покрытого красным лаком. Мо Модэ там не было, но, окинув беглым взглядом левую стену со стеллажами, судья убедился, что круглый железный шлем висит на прежнем месте над кольчугой, а длинный меч уже в ножнах. Судья обратился к более пожилому монаху: — Вы не видели актера Мо Модэ? — Нет, ваша честь, — ответил монах. — Мы только что сюда пришли. Вполне возможно, что мы с ним разминулись. Монах говорил почтительно, но судье не понравился мрачный взгляд его собрата, высокого широкоплечего парня, который взирал на непрошеного гостя с явным подозрением. — Мне хотелось выразить восхищение его мастерством фехтовальщика, — небрежно заметил судья Ди. Похоже, актер уже вернулся в комнату Куаня, где был и Дао Гань. Уж он-то присмотрит за Мо Модэ. Судья отправился в долгий путь в восточное крыло, к своим покоям на третьем этаже. Он ощутил страшную усталость, когда наконец постучал в дверь своих временных покоев. Ему открыла одна из служанок. Остальные сгрудились в углу и готовили на жаровне рис к ужину. В спальной судья застал за чайным столиком трех своих жен. Женщины играли в домино. Они поднялись при виде своего господина, и Первая госпожа радостно сказала: — Вы пришли как раз вовремя. Мы успеем сыграть партию до ужина. Судья задумчиво смотрел на разбросанные по столу кости — это была его любимая игра. — К огромному сожалению, я не смогу поужинать с вами. Мне придется принять участие в торжественной вечерней трапезе, которую устраивает настоятель. Вдобавок ко всему, при храме проживает еще и бывший императорский наставник. Я не мог отказаться. — О Небеса! — воскликнула Первая госпожа. — Это значит, что мне придется наносить визит вежливости его супруге. — Нет, наставник — вдовец. Но мне следует навестить его до трапезы. Подай мое церемониальное платье. Он громко высморкался. — Какое счастье, что мне не придется переодеваться! — облегченно вздохнула жена. — Но мне не нравится, что вам все время приходится быть на ногах. Вы явно простужены. Посмотрите, у вас слезятся глаза! Пока она открывала ящик с одеждами и раскладывала зеленое парчовое платье судьи, Третья жена предложила: — Я приготовлю вам припарку из апельсиновой кожуры. Наложим ее на голову, и завтра вам будет намного лучше. — Разве могу я появиться на банкете с повязкой на голове! — воскликнул судья. — Я же буду выглядеть как идиот! — Но можно натянуть поверх повязки шапку, — дала практичный совет Первая госпожа, помогая мужу переодеваться. — Никто ничего даже не заметит. Судья пытался что-то возразить, но Третья жена уже достала из коробочки с лекарствами горсть сушеных апельсиновых корок и бросила их в сосуд с горячей водой. Когда они размокли, Вторая и Третья жены разложили их на длинной полоске полотна, загнули края и обмотали ею голову судье. Аккуратно натянув поверх бархатную шапочку, Первая госпожа подвела итог: — Ну вот! Совсем ничего не заметно!