— Люблю, — растерянно ответил судья. — Все ясно! Мой милый друг, рыба ведь засоряет каналы! В результате замедляется кровообращение, а это сказывается на нервной системе. Вот поэтому-то ты видишь и слышишь то, чего на самом деле нет. Я думаю, тебе нужно принимать ревень. По-моему, он очищает кровь. Мне нужно это уточнить. У меня довольно неплохая коллекция книг по медицине. Напомни мне об этом завтра утром. Я составлю для тебя подробное предписание в диете. — Благодарю вас, господин. Мне не хочется утруждать вас, но я был бы вам бесконечно признателен за разъяснение еще одного аспекта даосизма, который меня часто озадачивал. Мне доводилось слышать, что некоторые даосы, прикрываясь религиозными целями, устраивают тайные оргии и вовлекают в них молодых барышень. Есть ли в подобных утверждениях хоть крупица правды? — Разумеется, это полная чушь! — воскликнул наставник Сунь. — О Небо! Подумай, Ди, как можем мы при нашей строгой диете устраивать оргии? Придумают же — оргии! — Он поднялся и добавил: — А сейчас лучше спустимся вниз. Трапеза вот-вот начнется, и настоятель ждет нас там. Должен предупредить тебя, что он не слишком образован, но стремится к добру и вполне успешно ведет дела этого монастыря. — Это, должно быть, весьма обременительная обязанность, — заметил судья Ди, тоже поднимаясь. — Монастырь напоминает небольшой город. Мне бы хотелось получше его осмотреть, но мне сказали, что плана монастыря не существует, а кроме того, вся часть по ту сторону храма закрыта для посетителей. — Чистое надувательство! Придумано, чтобы дурачить легковерную толпу! Только Небесам известно, сколько раз я говорил настоятелю, что монастырь обязан иметь поэтажный план всех строений; этого требует 28-й параграф «Постановления об официально признанных центрах поклонения». Смотри, Ди, я мигом научу тебя ориентироваться здесь. Подойдя к стене, он указал на свиток, висевший там, и продолжил: — Я сам начертил это. В действительности все очень просто. Те, кто построил этот монастырь двести лет назад, соблюли принципиальное соотношение: вселенная — макрокосмос, человек — микрокосмос. Комплекс в целом имеет овальную форму, символизируя собой Первоначало. Монастырь обращен фасадом к югу и размещается на горном склоне на четырех уровнях. С востока его ограничивает глубокое ущелье. К западу от него тянется лес. Далее. Начнем с переднего двора в форме треугольника, вокруг которого расположены кухни, конюшни, комнаты для слуг-мирян и послушников. Затем идет храмовый двор, к которому примыкают два квадрата, — это два больших трехэтажных здания. В западном крыле на первом этаже находится трапезная, на втором — библиотека, а на третьем — покои старосты, казначея и регистратора. В восточном крыле на первом этаже расположен большой Зал церемоний, где только что разыгрывались мистерии, а также ряд служебных помещений. На втором и третьем этажах — жилые комнаты для гостей. Я полагаю, тебя и твою семью разместили именно там? — Да, — подтвердил судья, — на третьем этаже в северо-восточном углу. Две большие уютные комнаты. — Хорошо. Я продолжаю. За храмовым двором расположен сам храм. Там есть несколько великолепных старинных статуй — стоит полюбоваться. За храмом находится центральный двор, с башней в каждом углу. Сейчас ты находишься в юго-западной башне, которую предоставили мне. По левую сторону двора — Галерея ужасов; это уступка народным верованиям, Ди. Справа — монашеские кельи, а в задней части, над воротами, — личные покои настоятеля. И наконец, мы приближаемся к круглой части монастыря — Святилищу. Подведем итог: мы получаем треугольник, два квадрата, еще один квадрат и круг — именно в таком порядке. Каждая из этих фигур обладает мистическим смыслом, но это я опускаю. Самое главное, что теперь тебе надо уяснить, — это то, как здесь ориентироваться. Конечно, существуют сотни переходов, коридоров и лестниц, пронизывающих все строения, но если ты будешь держать в уме эту диаграмму, то не сможешь ошибиться. — Благодарю вас, господин, — с признательностью произнес судья Ди. — А что за здания расположены в Святилище? — Только маленькая пагода, в которой хранится урна с прахом Основателя. — А кто-нибудь живет в той части монастыря? — Конечно же нет! Я бывал там; ничего, кроме пагоды и стены вокруг нее. Но поскольку эта часть считается священной, я не стал изображать ее на диаграмме, чтобы не раздражать нашего любезного настоятеля. Вместо этого я поместил там два полукруга — даосский символ вселенной. Он олицетворяет собой взаимодействие двух изначальных принципов, вечный ритм природы, который мы именуем Дао. Можно обозначить два этих принципа как Свет и Тьма, Положительное и Отрицательное, Мужское и Женское, Солнце и Луна — что кому больше нравится. Ты видишь, что в этом круге там, где Положительное начало истощается, оно переходит в Отрицательное, а там, где Отрицательное начало достигает максимума, оно естественным образом заменяется на Положительное. Дао — уникальная философская доктрина, Ди, выраженная одним простым символом. — А что означают точки внутри каждой из половинок? — спросил судья Ди, невольно заинтригованный. — Это означает, что Положительное начало содержит в себе зародыш Отрицательного, и наоборот. Этот принцип приложим ко всем явлениям природы, включая мужчину и женщину. Известно, что в природе каждого мужчины присутствует женский элемент, а в каждой женщине есть элемент мужского. — Абсолютно верно! — задумчиво произнес судья. Потом он добавил: — Кажется, я припоминаю, что где-то видел похожий крут, но разделенный по горизонтали. В этом есть какое-то особое значение? — Во всяком случае, мне об этом неизвестно. Разделяющая кривая линия должна проходить по вертикали, как нарисовано у меня. Но давай не будем заставлять настоятеля нас ждать. Мой старый друг слишком большой педант! Когда они вышли, Сунь предостерег судью: — Будь осторожен, балюстрада здесь повреждена. Служки-миряне должны были ее уже давно отремонтировать, но они оправдывают себя тем, что приготовления к празднику отняли у них слишком много времени. Впрочем, они несносные лентяи! Обопрись на мою руку, я боязнью высоты не страдаю. Глава 9 Они оба спустились по винтовой лестнице. В лестничном колодце было сыро и холодно. Судья Ди облегченно вздохнул, входя в трапезную, где было тепло от многочисленных жаровен. Низкорослый староста, нервно моргая, вышел им навстречу. Он из кожи вон лез, изо всех сил стараясь быть в равной степени вежливым и с наставником Сунем, и с судьей Ди. Староста провел их в дальний конец трапезной, к столу, где гостей уже дожидался настоятель. Судья Ди предложил наставнику Суню сесть по правую руку от настоятеля, но тот запротестовал, утверждая, что является лишь отошедшим от дел книжником, не занимающим никакой должности, и почетное место должен занять судья Ди, как представитель императорской власти. В конце концов, судье пришлось уступить, и все трое разместились у стола. Староста, казначей и Цзун Ли сидели неподалеку за маленьким столиком. Настоятель поднял чашу и предложил тост за здоровье двух почетных сотрапезников. Это послужило сигналом для монахов, расположившихся за четырьмя длинными столами напротив: они с готовностью схватились за палочки. Судья Ди заметил, что Куань Лай, его жена и две актрисы сидят за отдельным столом у входа. К ним присоединился и Дао Гань. Мо Модэ нигде не было видно. Судья с сомнением уставился на холодную жареную рыбу, которую настоятель положил ему на блюдо. Клейкий рис с изюмом тоже выглядел не слишком аппетитно. Чтобы как-то скрыть отсутствие энтузиазма, он заметил: — Я-то считал, что в даосских монастырях не подают ни рыбы, ни мяса. — Мы действительно строго соблюдаем монашеские правила, — с улыбкой отвечал настоятель. — Мы воздерживаемся от всех опьяняющих напитков: моя чаша наполнена чаем. Но отнюдь не ваша! Это единственное исключение для наших почетных гостей, но мы строго придерживаемся вегетарианской диеты. Эта рыба — из соевого творога, а то, что выглядит как жареный цыпленок, изготовлено из муки на кунжутном масле. Судья Ди растерялся. Он не был гурманом, но предпочитал по меньшей мере знать, что он ест. Он заставил себя проглотить кусочек рыбы из соевого творога и едва не подавился. Поймав выжидательный взгляд настоятеля, он сказал: — Действительно, очень вкусно. У вас великолепные повара! Он быстро осушил чашу: подогретое рисовое вино было неплохое. Поддельная рыба с его тарелки грустно уставилась на него своим единственным глазом, каковым на самом деле была маленькая сморщенная черносливина. Судья невольно вспомнил о забальзамированном настоятеле и сказал: — По окончании трапезы мне бы хотелось осмотреть храм, а также склеп под Святилищем, и помолиться за упокой души вашего предшественника. Настоятель опустил пиалу с рисом и медленно произнес: — Я буду рад показать вашей чести храм. Но, к сожалению, склеп можно открывать только в определенные дни при сухой погоде. Если мы откроем его сейчас, то влажность в склепе повысится, что пагубно скажется на забальзамированном теле. Конечно, почти все внутренности были удалены, но некоторые органы, оставшиеся в нем, все еще подвержены разложению. От таких медицинских подробностей судья окончательно утратил аппетит. Он поспешно осушил еще одну чашу вина. Повязка на голове делала свое дело: пульсирующая головная боль несколько ослабла, но во всем теле ощущалась ломота и боль; судью подташнивало. Он с завистью посмотрел на Сунь Мина, который ел с явным удовольствием. Сунь допил вино, вытер губы горячей влажной салфеткой, поданной послушником, и сказал: — Покойный настоятель Нефритовое Зерцало был одаренным человеком. Он отлично знал все священные тексты, прекрасно владел искусством каллиграфии и великолепно рисовал животных и цветы. — Мне бы очень хотелось увидеть его работы, — вежливо сказал судья Ди. — Я полагаю, в здешней библиотеке немало его рукописей и рисунков? — К сожалению, нет, — ответил настоятель. Согласно его завещанию, все картины и рукописи пришлось похоронить вместе с ним в склепе. — Похвальная скромность! — одобрительно отозвался наставник Сунь. — Впрочем, сохранился его последний рисунок, на котором он запечатлел своего кота. Сейчас этот рисунок висит в одном из боковых залов храма. После ужина я покажу его тебе, Ди. Судья не испытывал ни малейшего желания смотреть на кота покойного настоятеля, тем более, что в храмовом зале наверняка должно быть чертовски холодно. Но он заверил Суня, что это будет ему весьма приятно. Сунь и настоятель с удовольствием принялись за густой коричневый бульон. Судья Ди подозрительно потыкал палочками в кусочки непонятного происхождения, плававшие на поверхности. У него не хватало решимости отведать похлебку. Он ломал голову, на какую бы тему завести беседу, и наконец ему удалось сформулировать пару глубокомысленных вопросов о внутренней структуре даосской церковной организации. Но настоятель, очевидно, не был расположен к подобной беседе и ограничился несколькими краткими пояснениями. Судья испытал облегчение при виде старосты, казначея и Цзун Ли, приблизившихся к столу и предложивших какой-то тост. Затем он поднялся и направился к их столу с ответным тостом. Заняв место напротив поэта, судья понял, что молодой человек выпил чересчур много теплого вина: лицо его раскраснелось, он пребывал в приподнятом настроении. Староста сообщил судье, что два служки-мирянина уже заменили сломанную ось, конюхи почистили и накормили лошадей, — на следующее утро высокопоставленный гость сможет продолжить путешествие — разумеется, если не пожелает продлить свое пребывание в монастыре. Судья Ди искренне поблагодарил его. Староста пробормотал в ответ какие-то угодливые слова, поднялся и с извинениями откланялся. Ему и казначею предстояло закончить приготовления к вечерней службе. Оставшись наедине с поэтом, судья сказал: — Я не вижу здесь госпожи Бао с дочерью. — С дочерью? — тяжело ворочая языком, переспросил Цзун Ли. — Вы действительно способны поверить, господин, чтобы такая утонченная хрупкая барышня была дочерью столь грубой толстой бабищи?! — Бывает, что время вытворяет с людьми удивительные вещи, — уклонился от прямого ответа судья. Поэт икнул. — Извините меня, — сказал он. — Они пытаются отравить меня своей мерзкой пищей. У меня от нее расстраивается желудок. Позвольте заверить вас, правитель, что госпожа Бао никакая не знатная дама! А отсюда следует логический вывод, что Белая Роза не ее дочь. — Покачивая перед судьей пальцем, он спросил с видом заговорщика: — А откуда вам знать, не заставляют ли бедную девушку стать монахиней? — Это мне неизвестно, — ответил судья. — Но я могу спросить об этом ее саму. Где они могут быть? — Вероятно, ужинают у себя наверху. Впрочем, это вполне разумная предосторожность, не выставлять же скромную девушку под жадные взгляды этих похотливых монахов. По крайней мере, в данном случае эта толстая баба поступила мудро. — Но она же не препятствовала девушке предстать перед вашим взором, мой друг, — заметил судья Ди. Не без некоторого усилия поэт выпрямился. — Мои намерения, господин, — высокопарно заявил он, — исключительно благородны! — Рад это слышать, — сухо парировал судья. — Кстати, мне хотелось бы увидеть склеп, о котором вы упоминали. Но настоятель только что сообщил мне, что в это время года открывать его нельзя. Цзун Ли уставился на судью мутным взором, затем спросил: — Он вам такое сказал? — А вы сами были в этом склепе? Поэт быстро оглянулся на настоятеля и прошептал: — Еще не был, но собираюсь. Я подозреваю, что беднягу отравили. Точно так же, как теперь пытаются отравить вас и меня! Запомните мои слова! — Вы пьяны! — презрительно бросил ему судья Ди. — А я этого и не отрицаю, — спокойно согласился Цзун. — Единственный способ сохранить рассудок в этой покойницкой. Но позвольте заверить вас, господин, что прежний настоятель не был пьян, когда писал письмо моему отцу, последнее письмо, как раз перед тем, как умереть, извините, — перед тем, как переместиться.