– А это не перебор? Не паранойя такая конспирация? – Это привычка, благодаря которой я всё еще жив. Идите. У нас электричка через полчаса. Два человека, двое мужчин, уже не в ватниках, уже в обычных, с вьетнамского рынка курточках, бежали по пустому перрону. Хотя до того четверть часа бессмысленно толклись в зале ожидания. Тоже привычка – заскакивать в транспорт в последнюю секунду. Чтобы оглянуться и увидеть, если кто-то за тобой вслед побежал. Успели? Конечно, успели. Потому что по часам бежали. По секундной стрелке. Электричка была почти пустая. Наверное, потому, что ночная. Прошли в средний вагон. Сели. Осмотрелись… Никого подозрительных нет. Все – обычные. – Отдыхайте, пока время есть. Что завтра будет – не известно. Устал «Первый», не для него такие скачки. Это тебе не в кабинетах высиживать. Хотя и у него жизнь не сахар. Остановки. Пассажиры постепенно выходят. Если так дальше пойдет, на конечную станцию они в гордом одиночестве прибудут. Что ни есть хорошо… А там что? Что за хождения в соседнем вагоне? Билетный контроль? Нет, хуже. Полицейские. Четверо. Трое – обычные. А вот четвертый, который сержант… Не сержантский возраст у него! И вид не сержантский. И даже не полицейский. Полицейские так не смотрят. Полицейские смотрят, как по карманам шарят. А этот вдумчиво, не спеша, причем не абы кого, а только мужчин старше сорока лет. Только их! Словно ищет кого-то. Что напрягает… И сам патруль… Точнее, его состав. Четыре человека! Сильно усиленный. Да еще на ночь глядя, когда по домам пора. Откуда такое рвение? Идут. Документы просят. Смотрят внимательно. Тот сержант смотрит. А ну-ка, пройдут они мимо того узбека? Коли они полицейские – не должны. Должны остановиться, прикопаться… А эти прошли… Черт побери, прошли! Теперь надо быстро… Нужно убирать «объект» из-под проверки. Любым способом. Может, конечно, это перестраховка, а может… – Слушайте сюда. Вскинулся Президент. – Что? Что случилось? – Не перебивайте, только слушайте! Сейчас вы встаете и идете в тамбур, а через него в соседний вагон и в следующий. Меня не ждете. На первой же станции выглядываете на платформу, если увидите меня – выходите из электрички. Если нет, доезжайте до следующей. А там ссаживайтесь в любом случае. – И дальше куда? – Куда хотите. Только не в Кремль. Там вас не ждут. Паспорт у вас есть, устраивайтесь на работу, снимайте жилье, женитесь, рожайте детей. И живите в свое полное удовольствие до ста лет. Позабыв, кем были. Никому о своем прошлом не рассказывайте. Первые двадцать лет. Потом можно. Потом вам всё равно никто не поверит. Но это самый крайний расклад. На случай, если я… Если я вам уже не смогу помочь. Идите. – Но… – Идите! Только не спеша, с ленцой, чтобы не привлекать к себе внимание. Ну!.. Президент встал. И пошел. Довольно спокойно. Все-таки чему-то он в эти последние дни научился. Ушел?.. Теперь нужно на себя внимание обратить, чтобы отвлечь от него. Нужно сменить имидж. Чтобы как-то аргументировать. Какой образ? Если для полиции?.. Пожалуй, самый им привычный. Встать, блатной, развязной походочкой направиться в тамбур… Да, так. Сунуться в соседний вагон… Увидеть. Дёрнуться. Отшатнуться… Ну что, заметили? Заметили. Не могли не заметить. Ткнуться в вагонные двери, попробовать их открыть. Что там?.. Бегут, голубчики, фуражки теряя. – Гражданин? – А?.. Чего, начальник? Чего надо? – Документики ваши. Предъявите. – Чего? Ксиву? А-а… Это счас. Айн момент! Они там… У кореша в вагоне. Я мигом. – Стоять! Да стою, стою. Очень расчетливо стою. А где этот, который не сержант? Это же для него весь маскарад без переодевания. Вот он. Подтянулся. Глянул внимательно… Ох, как глянул! Не вообще, а на глаза отдельно, на лоб, на уши. Которые не переделать. Которые с рождения и до смерти! Из Безопасности мальчонка, точно! По параметрам физиономии проверяет. Как сканирует. Такой на бороду с усами внимания не обратит. На овал лица обратит, на ширину лба и разлет глазниц. Неужели?.. Тогда далеко забрались! И мелко чешут! Как гребенкой! – Ты чё, ты чё, начальник? Я же не при делах. У меня справочка об освобождении имеется, в натуре. Полицейские добычу почуяли. Вцепились в четыре руки. Хорошо, что вцепились. Что – в него вцепились. Что будет им, что в рапортах писать. После… Когда же станция? Если по минутам? Если по минутам, то скоро. – Ты чё лапаешь, мент поганый, ты чё мне рукав рвешь? Тот, что не полицейский, стал заглядывать в вагон. Что плохо. Еще надумает дальше пойти, в одиночку, без сопровождающих лиц. И дойдет. Чего допустить нельзя. Надо ему занятие найти. – Ой, больно, ты чего крутишь? Рвануться. Неудачно, бестолково, но так, чтобы случайно того не сержанта ногой зацепить. За колено. Ахнул. Присел. Повернулся. Лицо злое… Это хорошо. Пусть на обидчика смотрит, а не на пассажиров. Электричка начала торможение. Теперь приготовиться. – Ну, вы чего, чего? Волки позорные! Обидеть ближайшего полицейского, слегка пнув его коленкой между ног. Обиделся? Сильно обиделся, потому что за дубинку взялся. Бах! – Ой! Сильно громко не орать, чтобы внимание пассажиров не привлекать. Благо их мало и большинство спинами сидят. – Ты чего дерешься? У меня справка! Я подчистую. Остановка. Двери разъехались в стороны. – Куда вы меня, не пойду! Это беспредел! Упереться. И еще раз того, который не сержант, достать. Ногой. Чтобы он в электричке не остался. – Не пойду я, не пойду. У меня билет есть. Вывалились на платформу. Сошедших пассажиров почти нет. Значит, на всё про всё минута – не больше. – Отпустите меня! Забиться в руках полицейских, задрыгать ногами. Но как-то так забиться, чтобы правую руку освободить, вывернув ее из захвата. И тут же, быстро, мгновенно, ткнуть того, что слева, костяшкой согнутого указательного пальца в солнечное сплетение. Жестко, как гвоздем. Ахнул. Осел, левую руку отпустил. Теперь побольше шуму, чтобы никто ничего не понял. Чтобы не поняли, что это не они бьют, что это их бьют. – Ай, больно! Ты что сделал? Чуть отступить, ударить того, кто сзади, каблуком в голень. Только не перебарщивать, чтобы кость не сломать. Чтобы всё напоминало обыкновенную блатную драку. Больно?.. Конечно, больно! Схватился за ногу, запрыгал на другой… Теперь того, первого, который растерянно смотрит на своих приятелей. Потому что еще не сообразил. Ударить в живот, чтобы он откинулся, упал назад. И тут же на сержанта, который единственный успел сориентироваться, отскочил на шаг, спружинился, изготовившись к драке. Только ее не будет. Качнуться в сторону, намечая удар, но ударить с другой стороны, в лицо, по глазам, пальцами, как плетью стегануть. Схватился за лицо. А теперь толкнуть ногой, сильно, чтобы в асфальт впечатать. Этот должен прийти в себя позже всех, потому что самый опасный. Самый организованный. Сзади зашипели двери… Как бы не опоздать! Прыгнуть, вклиниться плечом между створок, втиснуться внутрь. Всё – поехали! До следующей станции минуты три. За это время они ничего предпринять не успеют – только очухаются, в себя придут, а потом названивать начнут. Так это когда еще на их сигнал прореагируют, когда погоню организуют. Запас минут тридцать есть. Минимум… Где там «Первый»? Пройти по вагонам безмятежно улыбаясь, чтобы если даже кто-то что видел, засомневался в том, что видел. Вот он! – Идемте в последний вагон. Быстрее. На следующей станции мы сходим. – А где?.. Я видел, тебя взяли, когда я уходил. – Кто?