Как нужно ответил. Теперь смотреть, прикидывать. Сколько отъехали? Километров десять? И сколько еще ехать? И что с ними со всеми делать? Хотя понятно. Они его видели. И слышали. И запомнили. Может, даже на мобильники сфотографировали, которые теперь у него. Они, конечно, наемники, но расскажут всё. И словесный портретик обрисуют. И приметы дадут. Так что выхода нет. Увы… Впрочем, они бы с ним поступили так же. Только до того все жилы из него вытянули, учинив допрос по- взрослому. Так зачем их жалеть? На войне как на войне. Если не ты – то тебя. Если ты первый успел – поживешь еще. А если второй – то нет тебя. Поворот. Довольно крутой. Водитель сбросил скорость, чтобы не вывалиться на обочину. Получается – здесь. Потому что неизвестно, что будет дальше. Крикнуть резко, приказным тоном: – Стой! Водила автоматически дал по тормозам. Все разом качнулись вперед, ткнувшись в спинки сидений. Теперь быстро сбросить свободно болтающийся на руке «браслет» и, оттолкнувшись ногами, «рыбкой» нырнуть в дверь. Пока они не поняли, не придержали его. Потому, что могут, потому что обидно им одним… Самому выскочить, а гранату – выронить. Под ноги, под сиденье. Потому что рука устала… И уже вываливаясь, увидеть напряженное, перекошенное, злое лицо Семушкина, который всё понял – не дурак, да и готов был к чему-то подобному. Всё понял и дернулся вслед, чтобы успеть. Потому что шесть секунд – это не маленькое время. Да только тут такая досада вышла – боец, который тоже сообразил, что к чему, кинулся к другой дверце, которая к нему ближе. Потому что привычка. И оба застряли. Ведь если в две стороны тянуть, то никуда не сдвинешься. Удар об асфальт. Очень жесткий. Локтями и руками, которые прикрывают лицо. Теперь, не пытаясь встать, перекатиться на бок, сгруппироваться, спрятать голову в колени и «колесом» выкатиться на обочину, обдирая руки и ноги. Цел? Хотя не сказать, что невредим. Кости… главное, что кости не сломаны. А мясо нарастет. Обернуться, увидеть, как из едущего «уазика» полыхнуло в окна огнем, вышибая в стороны стекла. Как что-то страшно ухнуло и раскатилось, по спине и по асфальту вокруг заколотили какие-то обломки. «Уазик» подбросило, крутнуло, перевернуло на крышу и сбросило в кювет. И что-то еще рвануло, и столб огня и дыма встал над дорогой. Похоже, бензобак. Всё! Всё кончено! Оглядываться некогда. Теперь надо уходить. Пешком. Через лес. До другой дороги. А там перехватить какие-нибудь «колеса», раздобыть одежду, снять в дальней деревеньке дом и залечь на дно зализывать раны. Всё остальное потом. Потом!.. Ходу назад ему нет. Хотя бы потому, что непонятно, под кого он попал. Под чей заказ. На дверь ему – указали. Ломиться в нее обратно глупо. Да и незачем. Он свое дело сделал. Уж как смог. Трон устоял. Государь-император на нем усидел. Страна ничего не заметила. Вопросы, конечно, остались. Но ответить на них он не может. Со всем прочим пусть разбираются те, кому это положено. Пусть разбирается Куратор или те, кто над ним… А он на сегодня свое отвоевал. Сполна. Кто сможет сделать больше – пусть попробует… Андреевский флаг ему в руки под песню «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”…». Всё, пьеса сыграна. Занавес! Теперь спать. Просто спать!.. …По лесу шел человек в рваной, висящей лохмотьями одежде, с разбитым, окровавленным лицом, с расцарапанными чуть не до кости локтями и коленями. Оборванец. Бомж… А впрочем, и бомж. Потому что без определенного места жительства. Без паспорта. Без имени. Без биографии. Вернее, с многими паспортами. И многими биографиями. Которым несть числа. Просто человек. Который живет, воюет, обдирает лицо и колени, рискует, умирает… Ради… Ради своей Родины. Хоть с большой, хоть с маленькой буквы. Потому что так воспитан. Жестоко. Так как ходит под приказом «Двести двадцать семь» Верховного главнокомандующего. Еще той, Большой Войны. Но который для них никто не отменял. Потому что приказ «Ни шагу назад» для них не древняя история и не патриотический лозунг, а черта, которую преступить они не могут. Права не имеют! А если смогут, то «пусть… постигнет суровая кара… всеобщая ненависть и презрение товарищей». Так, кажется, присягали перед строем красноармейцы? А тех, кто эту присягу нарушал, тут же, перед тем же строем, расстреливали. Как изменников и трусов. И только так смогли остановить врага и смогли победить. Только так и никак иначе! И пока эти правила, эти законы военного времени действуют, они будут продолжать воевать. Будут умирать. И будут побеждать. Будут делать свое дело. О котором никто никогда не узнает. Не должны узнать. Потому что люди должны знать только то, что могут знать. Что им позволено знать. И что им хочется знать. Не более того!.. Послесловие Далекая, ну очень далекая страна. По ту сторону «шарика». Великий океан. Остров с пальмами, кокосами и «папуасами». Беленький песок. Ласковый прибой. «Медвежий угол». Хотя о медведях здесь никто не слыхивал. На пустынном, в две стороны, на сколько глаз хватает, пляже стоят два шезлонга. В шезлонгах сидят два разморившихся на солнце человека. Двое мужчин. На вид вполне благополучных. Лениво смотрят вдаль, туда, где за коралловыми рифами плещется волной океан. О чем-то неспешно беседуют… – Почему он не додавил? Почему не распутал этот узелок до конца? – Не знаю. Возможно, потому, что «с кем, государь, останешься?». – Что? – Цитата… Так Меншиков Петру ответил, когда тот возжелал всех казнокрадов разом извести. Тут ведь если как следует потянуть, то много чего можно вытянуть… Даже больше, чем хотелось бы. Только что потом со всем этим делать? Конечно, какие-то перестановки случились, кого-то убрали, кого-то понизили, кого-то сослали. Но все главные игроки остались. Как всегда, с доски смахнули пешек. Потому что власть как пирамида, и если выдернуть один кирпичик, как бы другие не посыпались. И как бы вся пирамида не рухнула. Для того чтобы «расшатывать устои», надо быть очень решительным человеком. И быть фанатиком. Как Ленин, как Сталин, как Кастро. То есть быть готовым поставить на кон не должность и даже не деньги – жизнь! – А он не готов? – Нет. – Почему? – Потому что нет идеи. Такой, за которую жизнь не жалко. Всем, не только ему. Всей стране! Нет мировой революции, завоевания мира, коммунизма, нет даже построения социализма в отдельно взятой стране. Есть борьба за сытую и более-менее приличную жизнь. И то не для всех. А это не тот рычаг, которым можно перевернуть пусть не мир, но хотя бы собственную страну. Мы живем в эпоху мелкотемья. Белая раса исчерпала себя. Она не снаряжает эскадры, не открывает новые страны и не завоевывает их, не захватывает территории, не покоряет народы, не воюет за колонии, не совершает революций. Белый мир торгует, считает, складывает и преумножает. Им правят не военачальники и диктаторы, а скучные бухгалтеры. Этот мир размяк и разложился. Он питается, одевается и говорит по айфонам. Он – потребляет. Он потребляет блага. Как откармливаемая на убой свинья. Которую готовят к… употреблению. – Кто? – Все. Ислам, Китай… Все, у кого есть идея и сверхзадача. И азарт драки. И нужны пространства и ресурсы. И смею тебя уверить – эти своего добьются. Потому что побеждают всегда фанатики. Идеи. Все остальные – проигрывают. Мы выбрали западный путь, путь борьбы за сытость и ипотеки. Я не уверен, что это наш путь. Потому что территория! Которая всем нужна и которую надо защищать. А защищать пирог с мясом или свои квартиру и машину никто не станет. Они того не стоят. Не стоят жизни. Своей. Тем более детей. Мне кажется так. Нет у нас одной общей идеи. Есть много мелких идеек. Которые не могут никого ни на что вдохновить. И нет фигур, за которыми бы все пошли, даже не задумываясь куда и зачем. Не те у нас вожди, не прежние. Которые могли – без оглядки. И всех за собой хоть посулами, хоть пинками, хоть штыками! К светлому завтра! Потому, что сами в него веровали. Как Христос в свое учение! – Помолчал, как кот жмурясь на солнышке. – Измельчали вожди. Кастро сам, лично, с автоматом по горам бегал. Наполеон Бонапарт одним своим словом разворачивал войска, которые посылали для его изничтожения. Просто выходил под наведенные стволы и говорил: убейте меня или ступайте за мной! И войска разворачивали штыки на сто восемьдесят градусов. А за этими – не пойдут. Нет! Потому что не понятно куда. И зачем. И потому они сдадут друг друга и сдадут народ, как только запахнет жареным. Потому что, чтобы побеждать, нужно быть готовым жертвовать своей головой. Как жертвовали многие. И только так, только не жалея себя можно получить право не жалеть своих подданных. Только будучи готовым отдать свою жизнь, можно отнять чужую. Без этого не бывает побед в войне. И в переустройстве мира. Нельзя бояться крови. Как не боялся Наполеон, сметая картечью бунтовщиков, как не боялись китайские «старцы», отдавая приказ давить танками бунтующих студентов, как не боялись французские революционеры-романтики, рубившие на гильотинах головы друг дружке. Все они не чурались крови, ни своей, ни чужой. Все они готовы были за идею взойти на плаху. Да, это так. Те вожди крови не жалели. Ни чужой ни своей. А кто теперь, скажи мне, готов будет у нас дать приказ о расстреле какой-нибудь «мирной» манифестации? Кто возьмет на себя ответственность за боевые залпы? И кто будет готов выполнить этот приказ? Кто согласится подставить свою свободу, свою голову, свою жизнь? Боюсь, никто. Потому что все понимают: если что-то пойдет не так, то власть сдаст их и посадит на скамью подсудимых. Или сдаст Западу и они посадят!.. Времена изменились. Потому, что были Хусейн, Каддафи и прочие большие и маленькие диктаторы. Были Югославия и суды над сербскими генералами. Теперь добираются до всех. И нужно быть фанатиком, чтобы не оглядываться, чтобы идти до конца, наплевав на свою и чужие жизни. А у нас аресты счетов чиновников пугают. Ну какие они Наполеоны-Гобсеки, они, которые за презренный металл на что угодно, с кем угодно, в любой позе. – Так что же ему? Стрелять? – Быть готовому к тому, чтобы стрелять! И иметь подле себя соратников, которые готовы будут стрелять, выполняя приказ. Без оглядок на последствия лично для себя. Потому что только так можно победить и стать неподсудным. Как китайское Политбюро. Так действовали большевики, хотя были «занюханными интеллигентами» с университетским образованием. Но когда надо было, шли служить в ЧК и мотались на бронепоездах по стране, расстреливая дезертиров. И потому победили всех своих врагов и внутри и снаружи. В нынешней власти фанатики не присутствуют. Нет борцов за идею, с одной только ношенной шинелькой за душой. А есть управленцы, которым не интересно терять свои активы, а уж тем более жизни. И они всегда будут оглядываться на Запад, чтобы не преступить. Потому как не хотят терять того, что имеют, и не хотят сесть на скамью подсудимых, или как Каддафи… Они желают, чтобы «и нашим, и вашим». Чтобы всем услужить и удовольствие доставить. В том-то и беда. Идя в драку, нельзя бояться получить тумаков. Собираясь воевать, нужно быть готовым умереть и посылать на смерть других. Но это возможно, лишь когда ты знаешь, за что умирать и во имя чего посылать на смерть. Когда есть идея, которая того стоит. Которая выше жизни. А это точно – не ипотека. – Всё так печально? – Нормально. Как и должно быть. Государства рождаются и умирают. Всё как в природе. Более сильные и агрессивные хищники сжирают старых, больных, одряхлевших и взявшихся жирком. Чтобы за их счет нарастить на свой скелет мясо. Чтобы, выполняя биологический заказ, прервать изжившую себя породу. Это естественный отбор. Слабый должен умереть, чтобы выжила вся популяция. Чтобы выжило человечество. Так умер непобедимый Рим, который перестал быть «хищником», погрязнув в удовольствиях и разврате. Так умрет Европа, которую сожрут изнутри приехавшие туда «варвары». Так умрет Америка, если перестанет бодаться и воевать со всем миром! Потому что скушает себя сама. Так будут жрать нас, но, возможно, подавятся. Потому что появится идея. Та самая, национальная и понятная всем – спасти свое государство и через это своих детей. И мы мобилизуемся. И наши правители не испугаются крови и будут воссоздавать по образцам штрафбаты и заградотряды, чтобы победить. И будут не дрогнувшей рукой расстреливать паникеров, хоть целые демонстрации, когда те будут требовать мира любой ценой. И всё встанет на место. Потому что в беде мы собираемся вместе, а в борьбе за мелкое счастье умираем каждый по отдельности. И если бы страна строилась по образу и подобию… хоть даже нашей Организации, по ее законам, то это была бы совсем другая страна… Но это… это решать не нам. А пока… Пока надо исходить из того, что есть. Делать то, что должно. То, что зависит от нас. И пусть каждый отвечает за себя! Замолчали. За спиной шелестели пальмы. Впереди шуршал прибой. Лица ласкало тропическое солнце. Рай на земле… И совершенно не райские вопросы. – Хочу спросить… – Хочешь, спрашивай. – Почему тогда ты не помог мне, не вмешался в ситуацию? Когда – на самом краю!.. Ведь это были риски. Ведь Президент… Он мог в любой момент… – Риски? Ну, не такие уж они были большие. Ты действовал очень выверенно, практически не допуская ошибок. – С чего ты взял, что не допускал? Откуда ты можешь знать, что я… И вдруг догадка… Нехорошая. Но которая – на поверхности. Которая как дважды два… Может, не так всё просто. Может, он знает, о чем говорит. Потому что… знает! Потому что… Потому что был рядом! Всегда рядом. Всё это время! Держа ситуацию на контроле! Был рядом, всё видел, всё понимал, но… не протянул руку помощи! – Ты был на страховке? Пас меня на случай… – Нет, не был. Ты был один. Всегда один. Один на один – с ними. Со всеми. – Но тогда это риски! Огромные. Запредельные! А если бы я не смог? Не справился? Если бы я проиграл? – Ты не мог проиграть. – То есть?.. – Ты мог проиграть, но твой проигрыш не имел бы глобальных последствий. Не мог обрушить государство и даже не мог ему сильно навредить. – Почему? Ведь если бы они добрались до «Первого», то… – Они не смогли бы добраться до «Первого». – Не понимаю. Совсем не понимаю! Ничего! – Зачем тебе понимать? Зачем тебе знать то, что лучше не знать? Меньше знаешь – крепче спишь. Без сомнений и угрызений совести. Просто поверь мне: ничего катастрофического не случилось бы. – Даже если бы те ракеты угодили в цель? – Даже если бы угодили. Непонятно. Ну, ни черта же непонятно!.. Какая-то муть! – А если бы «Первый» погиб и к власти пришли заговорщики? – Они не могли прийти к власти. – Почему? – Потому. – Ты хочешь сказать…