– Как она? – В коме, – Ник пожал плечами. Эльза мялась, но все-таки решила спросить: – В последний раз мы с тобой виделись в вечер пожара, и от тебя пахло так, как будто ты пролил на себя цистерну масляных красок. Она отвела от него робкий взгляд. Это ей напомнило, как однажды они всем классом пошли в зоопарк и возле клетки с приматами учительница сказала, что из-за прямого взгляда обезьяна может напасть. Маленькой Эльзе стало страшно. – Ты на что-то сейчас намекаешь? Это очень неумно, Эль. У Эльзы пробежали мурашки по затылку. – Я ни на что не намекаю, просто спрашиваю, – растерянно отозвалась она. – Может, ты что-то знаешь об этом? Какие-то подробности. – Ну расскажу я тебе, и что ты сделаешь? – Ник посмотрел в упор на Эльзу, от чего она немного вжала голову в плечи. Он сделал маленький шаг в ее сторону. – Мужу расскажешь? Представляю, как это будет нелепо: милый, – заговорил он тоненьким передразнивающим голоском, – когда Кауфман пришел в отель, чтобы, как обычно, меня хорошенечко оттрахать, его ботинки пахли бензином. Наверное, это он поджег галерею своей жены. Эльза глубоко вздохнула, развернулась и ушла. Стук ее каблуков отзывался гулким эхом в мрачных коридорах больницы. С того дня Эльза больше не разговаривала с Ником Кауфманом. Глава 20 1982 Лягушка с глухим стуком ударилась об землю. На этот раз Ник хорошо размахнулся, и земноводное перестало подавать признаки жизни практически сразу. – Вот так-то лучше, – воскликнул Ник и достал заранее припасенный осколок стекла. Он нашел его вчера по дороге в магазин и, еле вырвавшись из цепких материнских рук, схватил его и тут же спрятал в карман. На вопрос матери, что он нашел, Ник соврал, что ничего особенного, ему просто показалось, что он увидел красивую безделушку. Мать начала разглядывать землю, но ничего примечательного не обнаружила. Она нахмурила брови, но все же не стала задавать мальчишке взбучку. Мальчик разложил лягушку брюшком кверху. Стекло плохо резало кожицу, но Ник по опыту знал, что сильно давить не следует, можно раздавить все самое интересное. Лучше сделать несколько надрезов. Наконец-то кожица поддалась и расползлась. Показались лягушачьи внутренности. На этот раз была самочка. Ник различал пол лягушек исключительно по тому, что находилось внутри. Он начал скрупулезно – как будущий хирург – доставать лягушачьи внутренности. Больше всего его привлекало сердце. Когда он впервые увидел бьющийся розовый комочек, ему стало так жаль бедную маленькую лягушку. Но он не стал долго переживать по этому поводу и продолжил свое «хирургическое вмешательство». Ведь он не сможет стать врачом, если ему будет жалко всех подряд. Его отец был дантистом, но Ника не привлекала эта профессия, он хотел спасать жизни, а для этого требовалась самоотдача и упорство. И, несмотря на летний зной, он ежедневно тренировался в препарировании лягушек. Когда-нибудь мечтал перейти к более крупным животным, может, даже млекопитающим. Но он еще боялся крови и жалел кошек. Ник достал крохотное сердечко, положил его на стеклышко и поднес ближе к глазам – сердце все еще сокращалось. Мальчик замер, наблюдая, как оно медленно перестает биться. Когда Ник окончательно выпотрошил лягушку, он выкинул тушку в почти пересохшее русло реки. На дворе был июль, и Ник, потея и пыхтя, поднялся на высокий берег. Летние каникулы были в самом разгаре, но Ник все равно не любил ходить возле школы. Там он мог встретить Марка Майера – своего заклятого врага. Поэтому короткими перебежками среди густых, давно не стриженных кустов Ник стал пробираться к дому. Можно было, конечно, пойти и другим путем, но куда же ты денешься, если там жила жуткая Берта Фамилии-Не-Знаю, у которой он давно уже стащил и разбил садового гнома. Гном тот был еще не отомщен Бертой, и ходить мимо ее дома было опасно. Поэтому Ник выбрал путь мимо школьного футбольного поля. Он шел мимо школы, когда увидел Марка. Этот мерзавец стоял со своими дружками около стола для пинг-понга и хохотал над своими тупыми шутками. Марк Майер был выше Ника на голову. Также Ник отметил, что у Марка новый велосипед ослепляюще синего цвета, блестящий в солнечных лучах. Мальчик поборол зависть, которая могла стоить ему его безопасности, и стал тихонько пробираться через кусты. – Эй! Кто там шляется?! – крикнул Марк. Голос его уже сломался, и он говорил почти басом. Ника пробил холодный пот. Он растерял осторожность и, громко топая, побежал к дому. Но далеко убежать не успел. Его нагнали буквально через пятьдесят метров и повалили на землю. Сделать это было несложно, Ник в свои двенадцать был полноват и неуклюж. Когда Ник подумал, что ничего хуже быть не может, он понял, что лежит прямо у подъездной дорожки к дому Берты Фамилии-Не-Знаю. Двойная неудача! Ник распластался на земле так же, как полчаса назад была распластана лягушка. Он лежал на спине, раскинув руки, майка его задралась, и оголился розовый пупок на по-детски пухлом животе, а содранные колени начали гореть. – Так-так-так! Это ж Сальце! Наш дорогой и горячо любимый кусочек жира! Мальчишки разразились смехом, а Марк начал наворачивать круги вокруг лежащего Ника. Потом он небрежно бросил свой велик на землю, подошел и пнул Ника в лодыжку. – Что ты, толстяк, по кустам лазишь? Что ты там ищешь? Подглядываешь за нами? – Больно вы мне нужны, придурки, – Ник начал вставать и поправлять майку. – Что ты сказал, жирдяй? – Марк больно пнул Ника под зад и толкнул, от чего грузное тело двенадцатилетнего мальчика снова повалилось на землю. Дружки Марка начали хохотать и улюлюкать. Ник снова встал и начал отряхивать одежду. Делал он это молча и сосредоточенно. – Что притих, Сальце? Ты там плачешь, что ли? Посмотрите! Сальце плачет! Все начали громко смеяться и тыкать пальцем. Ник размазывал слезы по пухлым щекам, оставляя грязные следы от рук. Из окна соседнего от школы дома появилось красное лицо Берты. – А ну пошли вон, малолетки! – завопила она и стала размахивать веником, разгоняя детей как мух. – А то сейчас как выйду! Ребята разбежались кто куда. Ник посмотрел в сторону дома Берты и приготовился принять возмездие. Но ее в окне уже не было. «Наверное, решила выйти из дома, чтобы было удобней орудовать веником», – подумал Ник. Он постоял несколько минут, но из дома так никто и не вышел. Тогда он схватил самого ближнего к нему садового гнома и помчался домой. Войдя в дом, Ник сразу побежал к себе, шумно топая по лестнице. Главное, чтобы мама не увидела его в грязных шортах. Распахнув дверь в свою комнату, он увидел, что мать как раз собирала в стирку его грязные вещи. Он застыл на пороге – и она застыла, держа в руках его трусы в горох. – Николас Кауфман! Что это за вид? – мама воздела руки к небу. – Сколько можно? Ты меня на прочность испытываешь, что ли? А ну сейчас же снимай грязное и стирай сам! Голос матери был скрипучим и громким, но сама она была хрупкой блондинкой, внушающей страх своему двенадцатилетнему сыну. Ник поспешно начал снимать шорты и майку. Оставшись в одних трусах, он спустился в подвал к стиральной машине. Закинув вещи, он сел рядом и начал крутить ручки. – Ты куда их положил? Руками стирай, раз ты мой труд не бережешь. Ник молча достал вещи из стиральной машины и положил в таз. Он провел полдня, отстирывая пыль и откуда-то взявшуюся жевательную резинку с шорт. С майкой было хуже. Она была светло-серая, и масляное пятно, которое он подхватил на подъездной дорожке Берты, не желало отстирываться ни в какую. В итоге Ник решил бросить это дело и спрятал майку за старый платяной шкаф – в нем лежали всякие вещи, которые его матушка не желала выбрасывать и хранила на всякий случай. «Позже вынесу на помойку, когда дома никого не будет. Давно надо было так сделать, а не мучиться», – решил Ник. Потом он вспомнил грозный образ матери и на всякий случай засунул майку поглубже. Быстро поставив точку на проблеме с одеждой, Ник поднялся в свою комнату. Живот сводило от голода, но сунуться на кухню до отцовского прихода Ник не решился. Спустя еще час наконец-то пришел домой отец. Адлер Кауфман поставил свой врачебный портфель на тумбу в коридоре и снял пиджак. Ник услышал отцовский «Каприс», еще когда он был на повороте на их улицу. Поэтому, когда синий автомобиль подъехал к дому, Ник уже поджидал отца в прихожей. – Папа, как твой день? – Отлично, сынок. А твой? – Сегодня попалась одна очень крупная особь. Ник взял пиджак отца и повесил на вешалку. – Легко далось? – Нормально. – Где твоя мама? Из кухни раздался крик: – Его мама трудится на кухне, спину не разгибая! – Ты голодный? – обратился Адлер к сыну. – Очень. Мужчина потрепал сына по голове. Ник почувствовал, как от отца пахнет алкоголем. * * * Следующим утром Ник узнал фамилию Берты – фамилия ее была Мессер. Прикладывая к горящим ягодицам замороженный горошек, он решил, что теперь никогда ее не забудет и теперь точно будет обходить ее дом стороной. Пришла Берта ни свет ни заря, разъяренно пыхтя. Она с трудом донесла свое грузное тело до двери их дома, выкрашенной голубой краской. Стучала она так, что облупившаяся краска облетела хлопьями и осела на ее старых калошах. Мать Ника примчалась открывать дверь, как на пожар. – Твой говнюк украл моего гнома! – Берта Мессер сразу перешла в наступление. – Это уже второй раз! Я больше этого не потерплю! – ее речь была похожа на автоматную очередь. Мать Ника постояла, как будто ее окатили холодной водой, потом внезапно опомнилась и как завопит: