2012 Обычно Рита просыпалась в четыре утра от неприятных сновидений. Ей снились кричащий ребенок и рыдающая девочка. Они ей снились очень часто. Она всегда резко просыпалась в тот момент, когда девочка тянет за ручку двери и слышит за ней крики младенца. Она пытается открыть, толкает и пинает, но дверь не поддается, она хочет кричать, и не может – вместо рта у нее замок. Раньше Рита просыпалась в поту, прижимая руки ко рту, и переживала за них весь остаток ночи: что же там, за дверью? Что было бы, если девочке все-таки удалось бы эту дверь открыть? Позже Рита стала просто открывать глаза в четыре утра, как робот. Ее уже не интересовали секреты за той дверью. В этот раз она снова проснулась как от толчка – просто открыла глаза в четыре утра. Сегодня ей снился другой сон: она играла на фортепиано, как в юности. Она прошлась в воздухе пальцами, словно по клавишам, – пульс девять восьмых, синкопы гроздьями. Сколько она не играла? Лет сорок точно, но пальцы помнят. Рита перевернулась на другой бок, но сон не шел. Она накинула поношенный халат и вышла из дома Ника. Быстро миновав сад, она вошла к себе в дом. В углу комнаты под слоем серой пыли стояло фортепиано. Подарок ее мужа на свадьбу. Он узнал от ее матери, что Рита в юности играла на фортепиано, причем очень даже сносно. И решил подарить ей этот совершенно не нужный габаритный презент. Рита прикоснулась к клавишам всего пару раз, и то, когда никого не было дома. Потом дотрагивалась до него только чтобы вытереть пыль, потом перестала делать даже это. Сев за инструмент и подняв клап, Рита зажала левую педаль и положила пальцы на клавиши. Пульс – девять восьмых. Ей даже не нужна была партитура, ее пальцы помнили «Clair De Lune» Клода Дебюсси5. По крайней мере, первые четыре такта. Она нашла пальцами левой руки фа первой октавы и ля би моль, и дальше пальцы сами поплыли по клавишам фортепиано, возвращая ее в день, когда она последний раз видела единственную любовь своей жизни. 1970 Ее тонкие пальцы легкими касаниями пробежали по клавишам фортепиано. В воздухе замерло эхо последней ноты. «Clair De Lune» Дебюсси была любимой композицией Леонарда Ли, ее учителя музыки. Он дождался с закрытыми глазами, пока звук растает в воздухе, и положил руку на плечо Робби. – Ты сегодня какая-то рассеянная, что тебя беспокоит? Он сел на стул, стоявший рядом с фортепиано, и внимательно посмотрел на нее сквозь свои большие очки. Робби на него не смотрела, она прекрасно помнила цвет его глаз. Большие сине-зеленые глаза так же пытливо смотрели на нее вчера днем, когда мама уехала в загородный клуб, чтобы помочь с приготовлениями к бар-мицве своей однокласснице, сыну которой исполняется тринадцать лет на следующей неделе. Леонард щурился от клубов сигаретного дыма. В доме нельзя было курить, мать Робби не переносила сигаретного дыма, но правила тут же отменялись, как только она выходила за порог. Окна распахивались, впуская в комнату холодный мартовский воздух. Учитель музыки по-хозяйски откинулся на спинку шикарного антикварного кресла, за котором отец Робби охотился, как за трофеем, по всем блошиным рынкам и аукционам. Любовь к антиквариату и свела родителей Робби, они познакомились на блошином рынке – средоточии любителей старья. Все началось с того, что обоим понравилась старинная фарфоровая статуэтка мальчика и девочки с горшком. Хозяин утверждал, что эта статуэтка – голландская работа начала двадцатого века. Отец Робби, знаток антиквариата, утверждал, что год создания статуэтки лишь 1950, у них даже вышла ссора на этом фоне. Мать стала свидетелем этого и тут же влезла в спор. Молодые люди друг другу понравились, а через полгода поженились. Статуэтка с голландскими мальчиком и девочкой заняла почетное место рядом с другим коллекционным фарфором как знак их любви. Через два года на свет появилась Роберта Маргарита Эбнер, гордость родителей. Их дочь росла образованной и воспитанной. Родители мечтали, чтобы она блистала перед гостями, играя на фортепиано (конечно же, антикварном). Девочка делала успехи в обучении, и ничто не волновало юную леди, кроме Леонарда Ли – красивого темноволосого юноши, преподавателя музыки по классу фортепиано. Ему было 28, он был в два раза старше Робби. Но в тот момент это ее не сильно беспокоило. Между ними тут же «пробежала искра», как писали в романах, которые она очень любила читать. Иногда ей попадались в руки совсем простые любовные романы. Такие Робби старалась не доставать из-под подушки, ведь в их семье приветствовались Фицджеральд и Лев Толстой. Но однажды девочка прочла Набокова. Она нашла книгу в библиотеке, очень высоко на полке, словно ее прятали. Ее ранимая юная душа встрепенулась, столь интимные сцены были написаны с таким трепетом и откровением, что когда юная Робби читала их, ее бледные щеки заливало румянцем. Теперь она знала: первое – почему эта книга была так высоко на полке; второе – что некоторые мужчины предпочитают юных дев; третье – к чему это может привести. Леонард Ли не был так стар, как Гумберт Гумберт в книге Набокова. Их разница в возрасте составляла всего-то четырнадцать лет. Отец старше матери на тринадцать. Значит, все, что происходит между Робби и Лео на протяжении вот уже двух месяцев, считается нормальным. Девочка обернулась к Лео: – Просто я себя неважно чувствую уже неделю. В школе все простужены. Весна же. – Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы ты заболела. Робби смущенно повела плечиком. Лео казался таким милым, и он беспокоится о ней, как жаль, что она не может рассказать все маме. Хорошо, что хотя бы Агнесс Данн, одноклассница Робби, все знает. Они дружат с первого класса и, в отличие от остальных одноклассниц, Агнесс никогда не завидовала Роберте. Хорошим оценкам, новым вещам, округлившейся груди, в конце концов, – Агнесс все воспринимала нормально. И когда Роберта рассказала о том, что у нее есть парень, Агнесс отнеслась очень спокойно, даже порадовалась за нее. Робби почувствовала облегчение и радость, теперь ей есть, с кем обсудить новый этап ее жизни. * * * Ярко сияло майское солнце, до каникул оставались считанные дни. Робби потянулась в кровати, идти в школу совсем не хотелось. Она надела школьную форму и заплела волосы в косу. После школы ее ждет урок фортепиано с Лео Ли, она не видела его уже целых два дня. По меркам влюбленной четырнадцатилетней девочки, это целая вечность. – Я приготовила вафли, – мама, пританцовывая, накрывала на стол. На кухне из радио доносилась веселая мелодия. Солнце светило на стол сквозь ажурные занавески, оставляя на его поверхности узоры. Ветерок теребил их антикварное кружево, от чего замысловатые каракули плясали на белоснежной скатерти. Робби налила сироп на вафли и задумчиво начала жевать. – На выходных поедем к озеру. Толботы купили новую лодку и зовут нас на все выходные, – Тамилла села напротив дочери. – Как ты на это смотришь? Их сын переходит в старшую школу в этом году. Кстати, его акне совсем прошли, и он не такой страшненький, каким был в прошлом году, – она подмигнула. – Мама! – воскликнула девочка с вафлей во рту. – Он мне совсем не нравится. – Это не значит, что с ним не надо дружить. Может быть, он тебе и понравится года через три-четыре. Робби следила за узорами на столе. – Не уверена. – О-о-о, а это интересно. И кто же он? – О чем ты? – нахмурилась девочка. – Наша Робби влюбилась! – Тамилла весело засмеялась. – Надеюсь, ты нас познакомишь в самое ближайшее время. – Не уверена, – повторила девочка. – Твои чувства не взаимны? – Взаимны. Я надеюсь. – Тем более. Как его зовут? Он учится в твоей школе? Он старше тебя? – Мама! Ну не устраивай допросов. Я вас познакомлю, когда придет время. – Хорошо, – Тамилла погладила дочь по щеке. – Прости, дорогая, но я заберу у тебя вафлю, а то на фото в выпускном альбоме ты будешь самая большая. Она весело схватила вафлю и засунула себе в рот. Вместо вафель Тамилла придвинула дочери фрукты. – Собирайся, я отвезу тебя в школу. Робби нехотя вышла из-за стола. Ей нужно было пережить сегодняшние шесть уроков, один из которых был физкультурой. Уроки дались тяжело. Как только прозвенел последний звонок, Робби с радостью сорвалась из-за стола. Это удивительное свойство уставшего организма, когда откуда-то берутся силы и поднимается настроение именно в конце трудового дня. Роберта двигалась очень быстро, и Агнесс ее еле догнала в коридоре школы. Они вышли на улицу. – Не могу там больше находиться, – выдохнула Робби, сев на скамью во дворе школы. – Тошно. Агнесс достала яблоко и, откусив его с громким хрустом, принялась жевать, чуть щурясь от кислой мякоти. – Скоро лето. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть, – успокоила она подругу. – И не говори, хоть три месяца отдохнем от школы, – Робби обмахнулась тетрадью, на улице стало душно. – Такая жара, пошли скорей домой. Девочки не спеша двинулись в сторону своих домов. – Как твой парень? «Твой парень» – Робби нравилось, как это звучит. – Скоро придет ко мне домой, уроки музыки никто не отменял, – она пожала плечами. – Мы, возможно, пойдем сегодня в кино. Родители собираются вечером в гости к Толботам – договариваться о совместных выходных. Представляешь, моя мама хочет, чтобы я гуляла с сыном Толботов. – Он же весь прыщавый, – скривилась Агнесс. – Мама говорит, что уже нет. Посмотрю на него в эти выходные. Если что, сообщу, – Робби подмигнула подруге. – Если будет скучно, зови. – Мне с моим Лео Ли никогда не скучно, – ответила Робби с гордостью. – Лео Ли, – повторила она, смакуя каждое слово. Конечно же, юная Робби уже исписала половину своего дневника его именем. – Робби, а что это у твоего дома полиция? Что-то случилось! – ахнула Агнесс. У дома, привлекая всеобщее внимание соседей – которые выглядывали из-за занавесок и думали, что их совсем не видно, – стояла полицейская машина. Робби, быстро попрощавшись с Агнесс, поспешила в дом. Ее родители сидели на диване, крепко держась за руки. Как только девочка вошла в гостиную, Тамилла подскочила и поспешила навстречу дочери. – Как ты себя чувствуешь? – спросила она на ходу. Робби не поняла, к чему был задан этот вопрос. На нее оценивающе смотрели четыре пары глаз. – А где Леонард? У нас должен быть урок.