Несколько журналистов нетерпеливо топтались возле него. – О Вере, – шепнула Саша. Тень сомнения пробежала по загорелому лицу Ханса, но через секунду он вновь уверенно улыбнулся: – О Вере Линн? Тема неисчерпаемая, дорогая Саша. Поговорим после заседания правления. * * * Вернувшись с пробежки, Саша быстро приняла душ, оделась и прошла в гостиную. Глянула на часы над дверью кухни. До заседания правления еще полчаса. – Пора решать насчет отпуска, – сказал Мадс, сосредоточенно глядя на дисплей «Мака». Из гостиной Саша слышала, как дочери ссорятся из-за айпада. – Ага, – ответила она, невольно бросив взгляд через плечо мужа, который изучал сайт с подробностями оплаты. – Почему на твоей кредитной карточке написано «Мадс Фалк»? Шесть лет назад, когда они поженились, Мадс взял ее фамилию. И на церковном венчании тоже настоял он. Саша предпочла бы менее торжественное бракосочетание, например где-нибудь за рубежом в консульстве, но об этом Мадс и слышать не хотел. Сослался на свою старушку-мать. Она, мол, читает глянцевые журналы и следит за королевскими свадьбами с таким же интересом, с каким другие следят за чемпионатом мира по футболу, и не переживет, если они незаметно распишутся где-нибудь в Париже. В своей речи на свадьбе Мадс сказал, что взял фамилию Фалк-Юхансен из-за любви, и шестнадцатилетняя бунтарка Андреа тотчас вскочила и крикнула на весь длиннющий стол: «И „т“ на „д“ в имени Мадс[55] тоже поменял от большой любви?!» Всем стало неловко, тем не менее Саша и сама чувствовала, что, сменив фамилию, он нарушил некую интимную границу. Примерно через год она заметила, что дефис между двумя фамилиями был скромненько изъят: Мадс Фалк Юхансен. А теперь, стало быть, Юхансен вообще исчез. – Ничего это не значит, – сказал он. – Сейчас главное для нас – сделать передышку. Она попросту необходима. И тебе, и мне. Он улыбнулся, она – нет. На первом свидании Мадс на поезде поехал с нею туда, откуда был родом, в жалкий городишко-спутник неподалеку от столицы. Раньше Саша не бывала в таких местах, и он, разумеется, сумел это использовать с выгодой для себя. Показал на окно в верхнем этаже серого четырехэтажного дома. «Это окно моей комнаты, – сказал он. – Каждый день я стоял там, смотрел на торговый центр и планировал, как выберусь из этой дыры». Наверно, ей надо было тогда вникнуть в намек, а она поцеловала его за торговым центром, где из ларька с фастфудом веяло теплым запахом фритюра и кетчупа, ароматом, который до сих пор напоминает ей о его щетине и языке. – Я нашел в Провансе одно местечко, вполне в твоем вкусе, – сказал он, – и как раз оформляю заказ. – С саудовскими нуворишами и eurotrash с duckface[56]? Он устало улыбнулся. – Нет-нет. Большая усадьба, в Бранте, поселке прямо возле Мон-Ванту, принадлежащая известному французскому исполнителю народных песен. Выглядит замечательно, в поселке даже магазина нет. Ничего, только книжный да рынок по четвергам. Ты ведь именно такого хотела? La classe[57], как ты говоришь. Саша равнодушно взглянула на фотографии, пожала плечами. – На вид неплохо. Она отвернулась и под негромкий перестук клавиатуры прошла на кухню. – Да что с тобой такое, Саша? – бросил он ей вдогонку. – Ты о чем? – В последнее время ты какая-то странная. Ну, собственно, со дня смерти Веры. Будто в шорах, ничего вокруг не замечаешь. Будто мы все ничего для тебя не значим. – Ты же теперь Фалк, – ответила Саша. – Да ну, неужто в этом все дело? – В этом. – Она долго смотрела на него. – Ты – часть семьи. А мне просто осточертело, что мы постоянно замалчиваем свои секреты. – Я заинтересован в том, чтобы семья не распалась. Когда я говорил с Улавом, он ясно дал понять, что смерть Веры может выпустить на волю силы… – Ты говорил с папой и ни слова мне не сказал? Саша едва сдержалась, не перешла на крик. Глаза у Мадса забегали. – Не об этом, конечно, но я же все время разговариваю с твоим отцом. Он тихонько подошел к ней, обнял за талию, неловко, да и не к месту, Саша решительно высвободилась, и он опять сел, пристыженный. – Ладно. Давай все-таки закажем поездку. Возьмем с собой дочь М. Магнуса как няню, она присмотрит за девочками. Так что ты сможешь там работать сколько душе угодно. – Хорошо, заказывай, дом и правда выглядит замечательно, – сказала она. Он облегченно улыбнулся и завершил оплату. – Сделано. Мы едем в Прованс. – Без меня. Мадс потерял дар речи. Лишь немного погодя спросил: – Что ты сказала? Саша взяла с вешалки пальто. – Ты хочешь в Прованс, у детей есть няня, я хочу остаться дома. Полный порядок, верно? – Черт, – только буркнул он. – Заседание правления вот-вот начнется. Мне пора. Саша надела пальто, закрыла дверь и облегченно вздохнула. Ну и холодище, вдобавок пошел снег, крупные, тяжелые хлопья белым ковром ложились на Редерхёуген, весна опять капризничала; снежинки таяли у Саши на лбу, падали на шерстяное пальто и волосы. Она закурила. Джонни Берг тоже курил, вспомнилось ей. Выглядел он не как курильщик, ей нравилось, что и у этого человека с характером есть своя слабость. Скверная привычка явно нажита им в горячих точках, когда он был журналистом и работал без праздников и выходных, она прямо воочию видела его в прокуренном баре для экспатов, в Бейруте или в Кабуле. Все военные корреспонденты курят. Почему он не дает о себе знать? Глава 23. Пассивная эвтаназия Добро пожаловать, – сказал Улав, – на это чрезычайное заседание, первое после трагической смерти мамы. Сири Греве сидела у другого конца стола. Как референт и председатель собрания. – Где Григ? – спросила Александра. Улав подозрительно взглянул на дочь, сидевшую у торца. Одно дело, когда она пренебрегала его настоятельными увещеваниями не углубляться в темные Верины лабиринты. Другое (хуже): она – на основе этих своих разысканий – втайне готовила заговор, чтобы сместить его. И уж совсем скверно, что в засаде караулил некий Джон Омар Берг, который намерен связать все это вместе. Они встречались? – Юхан Григ хворает, – ответила Греве. – Как известно, у него слабое здоровье, однако и доверенности он не прислал. Хотя бы одна хорошая новость, подумал Улав. Судя по всему, Григ сдержал слово. Ничего не сказал. – Главная задача нашей сегодняшней встречи – разобраться в ситуации вокруг наследства, а точнее, маминого завещания, и прикинуть, какие последствия это возымеет для нашей деятельности, – сказал Улав. – Но сперва позвольте сообщить, что подготовка мероприятия    SAGA Arctic Challenge на «хуртигрутен» идет своим чередом. Мы организуем конференцию на таком уровне, какого в Норвегии еще не видели. И не только это: мы наконец-то поставим точку в непростой для нашей семьи истории с «хуртигрутен». Сверре, пояснишь? – Ну что ж. – Сверре помедлил. – Ралф Рафаэльсен к телефону не подходит, а его помощник только что прислал мне мейл, где пишет, что господин Рафаэльсен все-таки не сможет предоставить свой экзокостюм. – Почему? – Вот сам и спроси у него. Я полагаю, ему не понравилась последняя встреча. Недостаток уважения, так написал помощник. Некоторое время Улав пристально смотрел на сына. – Рафаэльсен самодовольный тип, склонный к театральным эффектам. Этот пустяк уладишь ты, Сверре. Он кивнул Греве. – Итак, кончина Веры Линн, – вступила адвокат. – Ситуация с завещанием без изменений. Нам известно только, что в день смерти она его забрала. И, как все мы знаем, оно не найдено.