Книги были для меня единственной возможностью отправиться в широкий мир, с ними я могла путешествовать – прочь из Хелля, прочь из уезда О, вдоль побережья до Рейне и больницы в Гравдале, больше я нигде не бывала, через фьорд, прочь от темноты, и гор, и моря, и людей, которые обзывали меня русней. Но тот мир, откуда я родом, канул в море, когда я в шестнадцать лет уехала на юг, а со смертью мамы там вообще ничего не осталось. Зато у меня была тетя в Сулихьельме, с которой я всегда поддерживала добрые отношения. И действительно, тетя Герд играла в моем плане решающую роль. Когда пароход придет в Будё, я с малышом Улавом сбегу незаметно на берег, а потом с моим законным разрешением на поездку на руках поеду в Сулихьельму. Тур уверен, что мы едем к моей матери, и обнаружит мое отсутствие разве что посреди Вест-фьорда. События первого дня плавания отодвинули мысль о нем на задний план. С того лета, когда мы познакомились, мысли о нем одушевляли всю мою реальность. Он был во всем, что я делала, во всех песнях, какие я слышала, он, а не Тур прикасался ко мне по ночам в постели. Может статься, он просто одна из многих фантазий, которые не давали мне пасть духом. Может статься, сказка разобьется о реальность. Может статься. Завтра я все выясню. Мысль об этом будоражила меня, кружила голову. Тур большую часть дня сидел на деловых совещаниях. Порой слышался гудок, судно замедляло ход, причаливало. В Олесунне из трюма большущими кранами выгружали товары. Ящики с капустой, картофель и молоко, пиломатериалы и автомобильные шины, даже несколько лошадей испуганно высовывали головы из-под брезента. На пристани кишел народ, первый помощник и судовой плотник стояли, склонясь над грузовой ролью, один из матросов закреплял стропы и поворачивал стрелу в нужном направлении. Возле рынды сидел юнга в маске и оттирал с латунного колокола ярко-зеленые пятна. Я поручила Улава заботам няньки. Внизу, возле билетной конторы, я столкнулась с Бетси Флисдал – той дамой, которую видела в салоне накануне вечером. При свете дня стали заметны ее изъяны. Спина сутулая, грудь впалая, кожа под косметикой красноватая и нечистая, взгляд бегающий, будто она следит за мухой. – Жаль, что вчера все так вышло, – сказала она. – А откуда ты знаешь Хенри? – Сталкивались тут и там. – Я пожала плечами, в надежде, что она не слишком хорошо информирована, ведь иначе не оберешься неприятностей. – Раз-другой в Бергене, но знакома я с ним шапочно. А ты? – Когда-то мы вместе работали, – сказала Бетси с хитрой усмешкой. – Пройдемся? Когда мы остановились у поручней, она задумчиво проговорила: – Понимаешь, я не хотела говорить об этих вещах, там было слишком много чужих ушей. – Вот как? – нерешительно обронила я. – Мы немало плавали по Северному морю, если ты понимаешь, о чем я. – Вообще-то нет, – ответила я. Она казалась мне не особенно умной. – Встречались на Шетландских островах с контрабандистом спиртного. Лицом Хенри Хагеманн здорово походил на этакого морщинистого, усталого от жизни контрабандиста, ну а что Бетси участвовала в подобных аферах, меня вообще не удивило. С нее станется. – Контрабанда-то зачем? Ведь запрет на спиртное давным-давно отменили. – Многие норвежцы до сих пор предпочитают контрабандную выпивку, – сказала Бетси, оскалив в усмешке желтые зубы. – Мы не раз там бывали, и при немцах тоже. Побережье длинное, ничего сложного… Она вдруг посерьезнела. – Что такое? – спросила я и накрыла ее руку на поручне своей. – …если не считать инцидента нынешним летом, – тихо сказала она. – В начале июля, седьмого, я запомнила, потому что накануне был мамин день рождения. – Ты о чем толкуешь? – Нам опять предстоял рейс через Северное море. И мы отправились в Бремангер, чтобы сесть там на шетландское судно, рыболовную шхуну «Ирма». А вместо этого напоролись на немцев, черт бы их побрал. – Сколько же было немецких катеров? – Три, я хорошо помню, потому что они окружили нас в море. И моего жениха забрали, с тех пор я его не видела. Седьмого июля я работала. И движение судов держала под полным контролем. Немецких катеров вблизи Бремангера тогда не было. Я напрягла память. «Ирма». В тот день она причалила в Бергене. Стало быть, Бетси Флисдал врет. Но с какой стати? Что ей нужно? Я сочувственно положила руку ей на плечо. – Ты наверняка скоро снова увидишь своего жениха. Пойду взгляну, как там мой малыш. Увидимся. Очутившись за железной дверью, я тотчас остановилась. В иллюминатор я видела, как Бетси решительно направилась на корму, вдоль поручней правого борта на крытую палубу. Я поднялась на прогулочную палубу, двинулась в ту же сторону, что и она, мимо ютовой палубы, и подошла к лестнице, ведущей вниз, к флагштоку на корме. Там я остановилась. Людей тут мало, почти все сошли на берег размять ноги. Я прислонилась головой к брашпилю, прислушалась. И услыхала ее голос: – Пройдем вперед? Надо кое-что обсудить. Мужской голос что-то неразборчиво ответил. Я услышала их затихающие шаги, тихонько спустилась вниз и двинулась следом. Возле лестницы, которая вела наверх, в салоны, они направились вниз, мимо главной палубы и дальше в глубину, насколько разрешалось пассажирам. Куда же? Я шла за ними на порядочном расстоянии, слышала, как шаги замирают внизу. Широкая лестница доходила только до второй палубы. Они меня не заметили. Я стояла там, пока их голоса не стихли. Только тогда рискнула выйти в широкий коридор. В нескольких метрах от меня, в стороне машинного отделения, захлопнулась дверь. Я пошла на этот звук. Стены, на которые я опиралась, были теплые. Я свернула в короткий, узкий проход между шкафами со снаряжением. Вот и дверь с табличкой «Провизионная камера. Посторонним вход воспрещен». Я приложила ухо к двери, попыталась осторожно ее открыть. Она была заперта. * * * Хотя после 1940 года я почти не бывала на кораблях, картины того плавания оживают вновь, когда я сижу в Хорднесе и пишу эти строки. Память у меня по-прежнему хорошая, только ведь воспоминания ничего не доказывают. Каждый день я здесь подолгу гуляю. Усадьба Фалков в Фане обветшала за долгие три десятка лет, минувшие со времен расцвета. Декоративные кусты утонули в бурьяне, конюшни давным-давно не красили. Теперь пароходствами управляет Пер. Каждое утро в мансардное окно я вижу, как он сгорбившись идет по двору. Знаю, он поедет в центр договариваться о новых кредитах на фалковский флот, лицо серое, изнуренное из-за множества плохих новостей. Кризис в судоходстве означает кризис для фалковских пароходств, насколько я понимаю, а Перу недостает сил решить проблемы. К счастью, он любезно позволил мне арендовать пристройку с частным архивом теперь уже закрытой «Ганзейской пароходной компании» и сдал мне комнату для прислуги, где я могу оставаться сколько пожелаю. Думаю, он вряд ли понимает, во что ввязался, ну и ладно, это его проблема. Я здесь не как романистка, у меня более серьезная задача: в частном архиве «Ганзейской пароходной компании» хранятся документы, подтверждающие правдивость истории, которую я здесь рассказываю, свидетельствующие, что это не роман. В этом смысле именно ужин на второй день плавания играет важную роль. Ради такого случая адмиралу Отто Караксу и его жене предоставили в кают-компании первого класса отдельный кабинет, прямо под музыкальным и курительным салонами на баке. Я надела купленное в Париже платье с узором из голубых цветов. И, когда мы входили в кают-компанию, Тур бросил на меня довольный взгляд. Адмирал Каракс не какой-нибудь вульгарный коричневорубашечник, а театрально-учтивый аристократ старой школы, с волнистыми светлыми волосами и внимательным, чуть насмешливым взглядом. Супруга его, женщина лет сорока, окинув меня критическим взглядом, отпустила для начала несколько замечаний о национал-романтической живописи и «блестящем» норвежском композиторе Гейре Твейте, которые пропали втуне, потому что Тур кашлянул и заявил: – Давайте выпьем, дорогие друзья. Хотя мы с адмиралом и спорим по поводу оккупации Норвегии, в самом главном мы согласны: колеса экономики страны останавливать нельзя, рабочие места необходимо сохранить, народ должен жить в мире и благополучии. Все подняли бокалы. Адмирал Каракс послал мне двусмысленный взгляд, жена тотчас его перехватила, злобно посмотрела на него, потом на меня. Сама я думала в первую очередь о том, до чего же это абсурдно, что я сижу здесь, на пароходе, и ужинаю с немецким адмиралом. Тур и адмирал продолжили обсуждение своих договоренностей, тогда как нам, женам, видимо, полагалось вести разговор о других вещах. Мне сказать было нечего. Туров мир послушных, покладистых женщин не был моим. В конце концов он заметил, что я скучаю, и обратился ко мне: – Адмирал уже давно ищет усадьбу, которая может служить жильем и местом для приемов достаточно официального характера. Он и в особенности его очаровательная супруга весьма взыскательны. Мне думается, в этом вопросе женская половина нашего стола разбирается куда лучше, нежели в судоходстве. Теперь я поняла, почему меня пригласили. – Я глубоко уважаю норвежскую неприхотливость, – отозвался Каракс, пригубив бокал красного вина, – но на вашем месте я бы строил частное жилье достойных размеров. Правда, у вас превосходный дом к югу от Бергена. Тут адмирал Каракс с улыбкой наклонился над столом. – Вы имеете в виду нашу хорднесскую усадьбу? – неуверенно сказал Тур. – Совершенно верно, – улыбнулся немец. Я отчетливо видела, какую неловкость испытывал Тур от негромкой и дружелюбной настойчивости немца. – Нет, Хорднес мы не сдаем, даже близким друзьям, – сказал он. – Нет? – переспросил Каракс. – Однако у нашей семьи есть усадьба под Осло, – продолжал Тур. – Она называется Редерхёуген. Немножко обветшала за последние годы, но тем не менее просторнее и дороже бергенской. Как по-твоему, Вера? Я, конечно, знала, что Теодор Фалк выстроил Редерхёуген в начале 1900-х, и мы несколько раз ночевали там, когда ездили в Осло, но особой привязанности к этому месту я не испытывала. Как и все прочие Фалки в ту пору. – Место очень красивое, – сказала я и по очереди обвела взглядом остальных за столом, – хотя там, говорят, водятся привидения. – Привидения! – повторил адмирал и расхохотался. – У вас буйная фантазия, госпожа Фалк! Его жену мои слова как будто бы слегка огорчили, но Тур добавил: – Полагаю, в случае чего адмирал легко справится с привидениями, как справляется со всеми прочими проблемами. – Я тоже так думаю, – сказал адмирал, с улыбкой откинувшись на спинку стула. – К практическим деталям мы, разумеется, еще вернемся, однако, возможно, под землей понадобится некоторая перестройка. – Куда вы клоните? – спросил Тур. – Вы же знаете, чертовы британцы покуда не капитулировали, и как знать, вдруг им взбредет в голову послать свои самолеты бомбить Норвегию.