Награда Тура Фалка. Он бережно держал на ладони Боевой крест с мечом, и на миг его захлестнули воспоминания собственной жизни, связанные с этой наградой: генералы и король, парадный мундир, облегающий торс, – все это казалось таким далеким… хотя на самом деле нет. Джонни опомнился. Он находился в чужом кабинете. Тихонько вернул крест в коробочку, закрыл крышку и поставил на прежнее место. Рукопись лежала полкой ниже, в том же коричневом конверте с логотипом григовского издательства, куда Юхан положил ее в тот вечер. Джонни взвесил конверт в руке, он был вроде как поменьше первой части. Осторожно вынул пачку листов, положил вместо них в конверт первую часть, однако устоял перед искушением черкнуть несколько слов Улаву Фалку. Выбравшись из кабинета через люк и продолжая двигаться тем же путем, каким пришел, он не мог отделаться от неприятного ощущения, что его обманули. Слишком уж легко все прошло. Если что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, подумал он, обычно оно оказывается неправдой. * * * Саша допила вино и прошлась по комнатам привратницкого дома, мимо дубового стола и старинного сундука, легким шагом, как зверек, не оставляющий следов на снегу. Гардины тихонько колыхались. Она села на подоконник, закурила. «Вторая часть „Морского кладбища“ у меня, – написал он. – Я приду к тебе». Во время последнего ланча Вера накрыла Сашины руки своими, испещренными старческой гречкой, и спросила, как у нее с любовью. – В моей жизни много любви. – А Мадс? Она помедлила. – Это тоже любовь, только другая. Я уже не в том возрасте, чтобы краснеть и нервничать. – Чепуха. Сколько тебе сейчас? Тридцать три? Саша кивнула. Ей было тридцать четыре. – Поверь мне, – сказала Вера. – Вообще-то ты слишком молода. Еще не конец. Все только начинается. По обыкновению, в ее метких формулировках была доля правды. Неправда, что зрелая страсть – всего лишь бледная день юношеской. Возможно, она даже сильнее, думала Саша. Она видела его повсюду, он сидел рядом с ней за столом, сидел с ней на подоконнике и курил. Саша проверила телефон: никаких новых сообщений от Дж. Б., как он был обозначен. Она затушила сигарету и в этот миг услыхала шаги на другой стороне дома. Сердце екнуло, она почувствовала, как ее обдало жаром. Когда в дверь постучали, она спрыгнула с подоконника, быстро окинула взглядом кухню и гостиную, все чисто, хотя и в некотором беспорядке. Спустилась по лестнице, поправила перед зеркалом волосы, разгладила рукав цветастой блузки. – Иду, Джонни, – сказала она. Стук повторился. Она открыла входную дверь. На пороге стоял Улав. – Я не помешал, Александра? – Господи, нет, конечно. Заходи, папа, – смущенно сказала она. Не разуваясь, он прошелся по гостиной, будто что-то искал, хотя сам не знал, что именно. – Угостишь бокальчиком вина? – спросил он. Она налила бокал. – В шестидесятые годы Вера пришла ко мне и старому Григу с сообщением, что хочет сменить издательство, – сказал Улав, прислонясь к кухонному столу. – Брикт Йенсен из «Гюльендаля» был наготове с новыми перспективами и деньгами. Вера расстраивалась, что ее книги больше не продаются, хотя и нравятся публике. Недовольство – нормальное состояние для писателя. Но смена издательства, сказал старина Григ, это тот же развод. В определенных обстоятельствах можно, конечно, на нем настоять, но по большому счету он только создает проблемы. Ведь речь идет фактически не о партнере, а о тебе самом. Старый Григ знал, о чем говорит. – Зачем ты мне это рассказываешь? – Ты была в Бергене, – спокойно ответил Улав. Она прямо-таки демонстративно достала из сумки сигарету и закурила. – Не кури, – сказал он. – Я ездила в Берген, чтобы покопаться в частном архиве «Ганзейской пароходной компании» за военные годы, – сказала она, выпустив дым из ноздрей. – Кстати, поиски ничего не дали. Документы исчезли, видимо, через несколько дней после того, как бабушкину книгу конфисковали. Почему? Потому что доказывали, что Большой Тур никакой не герой войны, он наживался на войне. – Оглядись вокруг, посмотри на Редерхёуген, Александра. – Улав подошел к окну. – Думаешь, все это возникает без самоотречений? – Самоотречений! Лучше сказать – лжи. Кто знает, сколько костей зарыто здесь, под нами. Он покачал головой. – Не будь наивной. Кто мы такие, чтобы судить живых и мертвых? Отцу пришлось сделать выбор, и надо радоваться, что мы никогда перед таким выбором не стояли. Как сохранить семейное пароходство и рабочие места на побережье в ситуации, когда чужая страна оккупировала твою родину? Как это сделать, не отступая от патриотизма и любви к родине? Можешь говорить что угодно, но отец справился блестяще. – Ради посмертной славы Тура ты изъял часть архива? Улав молчал, выжидая, потом неожиданно спросил: – Сигареты не найдется? – В самом деле? – Она приподняла бровь. Но протянула ему пачку. Закуривая, он с непривычки неловко стиснул сигарету указательным и средним пальцем. – Многие понятия не имеют об истории, – сказал он, затягиваясь дымом. – Например, не знают, что бывшие враги объединились позднее в борьбе против коммунизма. В сорок девятом Норвегию посетила делегация немецких адмиралов, они инструктировали норвежских офицеров касательно размещения артиллерийских огневых позиций и укреплений, построенных ими во время войны. Они и здесь побывали. – Он показал большим пальцем в окно. – В последующие годы по всей стране были созданы оружейные склады. – Stay Behind, – сказала Саша. – Эту историю я знаю. – Тогда тебе наверняка известно, что действовали они с разрешения твоей бабушки. – Улав кашлянул. – Она знала о военных складах под Редерхёугеном. Саша встревожилась, она была готова к всякого рода лжи и умолчаниям, но прямого разговора никак не ожидала. – Однако по неведомым причинам Вера решила в семидесятом предать все это гласности. Знаешь, каковы были бы последствия такой огласки, дорогая Александра? Катастрофа. Та система безопасности, которую удалось сохранить в тайне еще целое десятилетие, была бы разрушена. Уровень безопасности королевства откатился бы на    много лет назад. Но это еще не все. Ты, вероятно, полагаешь, будто САГА – этакий гранитный монолит. Но в семидесятом дело обстояло иначе. Я был молод, САГА только что создана. Пер Фалк беспомощно колупался с бергенскими пароходствами. Не останови мы Веру, рискну предположить, что сейчас мы бы здесь не сидели. Мы бы потеряли все, Александра. – Stay Behind уже не государственная тайна, – сказала она. – Я решила до конца разобраться в бабушкиной истории, пусть даже это означает неприятную правду для САГА, для нас. – Разобраться до конца… – Отец вздохнул, тяжело и разочарованно. – Существует очень много правд, просто принятых на веру. – В общем, да, и что? – Саша не сводила глаз с отца. – Ссылаясь на свидетельские показания, ты всегда говорил, что «Принцесса Рагнхильд» подорвалась на английской мине. А что если было вообще не так? Нижняя губа у Улава вдруг задрожала, а потом он со всей силы хватил кулаком по столу, так что один из бокалов опрокинулся и вино растеклось по столу. – «Принцесса» подорвалась на британской мине! – выкрикнул он. – Почему ты злишься? Черт побери, ведь не имеет значения, почему рейсовое судно семьдесят пять лет назад потерпело крушение? – Как раз имеет, – сказал Улав. – Ты наивно полагаешь, будто речь идет всего лишь о свободе слова и истории. Но совершенно не замечаешь вот чего: для наших противников это способ нас уничтожить. – Для наших противников? – Саша едва не рассмеялась. – По-твоему, это боксерский матч? Он кивнул. – Я думаю о Джоне Омаре Берге. Она вздрогнула, когда он назвал это имя. – На самом деле ты ничего не знаешь о Берге, Александра. Берг вырос в приемной семье, был этаким очаровательным мелким аферистом и сквоттером, пока армия не наставила его на путь истинный. Там ему дали превосходное гражданское и военное образование. Опробовали на нем проект. Берг стал важнейшим агентом, побывал во всех горячих точках. Афганистан, Ирак, Ливан, Россия и бог весть где еще. Стал легендой. Такая слава давит на человека. Мало кто может выдержать подобное давление. – Какое давление? Улав, словно не слыша ее вопроса, продолжал: – Нам бы не мешало получше присматривать за теми, кто идет на самые большие жертвы. Бедняга Джон Омар Берг. Все не могло не кончиться плохо. Берг возненавидел страну, которая дала ему все. Обычная история: ПТСР, распад гражданского брака, тяжбы из-за ребенка. Он начал флиртовать с крайним исламизмом. Отправился добровольцем в Исламское Государство. Был схвачен на ничейной полосе у линии фронта, после того как посетил норвежских джихадистов. А теперь вот вернулся. – На прошлой неделе Джонни едва не погиб в Курдистане в бою с ИГ, – сказала Саша. – По-твоему, игиловский доброволец поступил бы так? – По-моему, ты очень мало знаешь о том, чем занимаются за рубежом такие люди, как он, Александра. – Что ж, во всяком случае я знаю вот что. – Она открыла в «Инстаграме» страничку NorwegianSNIPER. – Вот Джонни Берг вместе с бойцами курдской Пешмерга, после боя с ИГ. Улав надел очки, взглянул на фото. – Фотография – это чепуха. Но мужчину с голым торсом ты, стало быть, узнаёшь? – Да, – сказала Саша, слегка покраснев, – узнаю.