– О таких, как он, тебе надо знать одно, – строго сказал отец. – Они обученные манипуляторы. Их работа – развязывать людям язык, любыми средствами. Приемы эмоционального шантажа, из черной книги психологии. Они делают все, чтобы добиться своих целей, даже если для этого требуется вступить в интимную связь. – В интимную связь. Что это за разговоры? Улав не ответил. Лишь немного погодя заговорил снова: – Джонни Берг – опасная связь, даже очень опасная. Берг стремится уничтожить САГА и сделает все, чтобы достичь своей цели. Почему – можно только гадать. Для этого же он выдает себя за биографа Ханса Фалка. Ты ведь не поверила, что он напишет биографию дяди Ханса? Она не ответила, но почувствовала укол беспокойства. – У него договор с издательством, – сказала она, беспокойно глядя на отца. – Я знаю, что он сидел в тюрьме в Курдистане. Не в пример тебе он все время говорил правду. – Договор не стоит бумаги, на которой написан. Использовать журналистику как прикрытие – широко известный в его кругах способ подобраться к нужной цели. Это специальность Берга, его подпись. Он ловко находит поводы завязать контакт. Немножко off-the-record разговоров про Ханса, кто устоит перед таким искушением? Check[95], подумала Саша с растущим ужасом. – Стало быть, – продолжал Улав, – он мимоходом упоминает, что в ходе разысканий о Хансе нашел кое-что интересное насчет Веры в семидесятом, и ты, наверно, можешь пособить? А женщина, которая любила свою бабушку, немного устала от мужа и нуждается в новом жизненном проекте, превосходная жертва, когда появляется харизматичный тип вроде него. Кто устоит перед маленьким приключением? Конечно же, она соглашается. Саша перевела дыхание. Check, check. – Они едут в Берген. Но Берг, разумеется, слишком умен, чтобы приставать и осрамиться. Нет, он прибегает к старым, испытанным психологическим методам. Изображает безразличие. Ты краснеешь? Значит, мы находимся в уникальной ситуации, когда директор музея Александра Фалк, воплощение лояльности семье, никогда словом не обмолвившаяся посторонним о наших внутренних делах, фактически сама ползет на коленях к Джонни Бергу, в которого, понятно, готова влюбиться, и просит его помочь уничтожить семейное предприятие и даже саму семью. Улав улыбнулся. – Н-да, не знаю-не знаю, дорогая Александра, я же всего лишь тиран и лгун, чье время на исходе, но ведь все обстояло примерно так? * * * Джонни шел по дорожкам среди вилл к соколиным воротам, шел легко, как птица. Уже стемнело, когда он до них добрался. Его переполняли предвкушение, адреналин и вчерашний вечер, взлом кабинета Улава и она. Входная дверь оказалась закрыта. Он осторожно постучал. – Саша? Тишина. Она должна быть здесь, и вообще за все время знакомства она неизменно была пунктуальна. Дверь открылась автоматически. В полумраке он видел только ее силуэт и собаку рядом. Прижав уши, собака оскалила зубы и злобно зарычала. Что-то не так, совершенно не так. – Саша? – Ты лгал, – сказала она, не глядя ему в глаза. – О чем ты? – В твою программу подготовки входило разыгрывать удивление, когда жертвы уличают тебя во лжи? – Это ошибка. – Не собираешься ты писать никаких биографий. Тебе надо уничтожить семью и бог весть еще что. Тебя нанял дядя Ханс или кто-то другой? Джонни достал григовский конверт. – Вот вторая часть «Морского кладбища». Теперь мы можем найти ответы на Верины… – …Джаз охраняет меня. Если ты сделаешь что-нибудь, он бросится на тебя. Джаз глухо зарычал и оскалил зубы. – Уходи, – сказала Саша. – Можешь делать с рукописью что угодно. Я больше не хочу тебя видеть. Он остановился, ноги вдруг отяжелели. – Скажи мне только одно, – голос у Саши сдавило от ярости. – Все это вместе было твоим заданием? Он молчал, чувствовал ее боль, такую знакомую ему. – Ты просила меня уйти, – сказал он. – Сначала ответь, а потом можешь уйти. – Все было ложью, – сказал он, глядя ей в глаза. – Но помни. То, что произошло с твоей бабушкой, произошло и со мной. Возможно, лояльность к семье для тебя выше правды о том, что случилось. У меня нет семьи, но понять это я могу. – Уходи, уходи. – Я выясню, говорила ли правду твоя бабушка, – сказал он. – И то, что было ложью с моей стороны, переросло в кое-что другое. Джонни повернулся и пошел прочь. Сквозь тени на мысу, вдоль темных полей. Вот и железнодорожная станция. Он сел на авиаэкспресс, купил билет на север, но не мог выбросить эту мысль из головы. Историю всегда пишут богатые и могущественные, а тех, кто портит их рассказ, карают. Саша Фалк пробовала выйти из этой колеи, но ходила по кругу. История – беличье колесо. Она повторяется. Джонни начал читать. Вера Линн. Морское кладбище. Часть вторая ТРОНХЕЙМ-БЕССАКЕР Внизу на причале я заметила, что настроение совсем не то, что раньше. На судно будто пришла война. Колонна немецких грузовиков подъехала прямо к пароходу, шеренги солдат грузили на борт снаряжение. Крепкий горячий запах дизельного топлива от моторов, работающих на холостом ходу, смешивался с холодным морским бризом. Повсюду слышалась возбужденная немецкая речь. Я пробиралась между машинами. Между лебедками и грузовиками с высокими бортами и брезентовой покрышкой кишмя кишели солдаты. В коричневых горных башмаках, широких полевых брюках, коричневых куртках, с альпенштоками в руках они были не похожи на других немцев, которых мне доводилось видеть. Лица морщинистые, заросшие щетиной, на плечах и шапках эмблема – эдельвейс. – Альпийские стрелки, – сказал какой-то парень из числа зевак. – Альпийские кто? – переспросил его приятель, маленький, жилистый, в серой клетчатой кепке. – Говорят, они воюют лучше всех. Известны также как горные стрелки. На север их переправляют для усиления фронта. – Оружия у них, во всяком случае, полно, – сказал парнишка в кепке, кивнув на длинные запечатанные деревянные ящики с оружием, блестящие металлические ящики с боеприпасами, провиант и мотоциклы с коляской, которые поднимали на борт. Я поднялась на судно и в толпе у билетной конторы заметила Вильгельма в мундире ВМС, вместе с одноглазым немцем. В ночном мраке «Принцесса» медленно отвалила от причала. Повсюду толпились горные стрелки. Значит, на этих вот людях Тур и его пароходство зарабатывают денежки. Я быстро прошла в хозяйскую каюту. К счастью, Тура там не было. Сперва я подкрасилась, но, посмотрев в зеркало, передумала и сняла все бумажной салфеткой. Вильгельм хотел встретиться со мной на палубе. Под крылом ходового мостика, так он сказал. Я обмотала шею шарфом и вышла на палубу. Воздух был мягкий, за последние часы температура поднялась на несколько градусов, ветер улегся. Стена тумана встретила меня, берега не видно. Темно. По ритму машин я поняла, что из-за плохой видимости судно сбавило скорость. У меня возникло забавное ощущение, будто Вильгельм какое-то время стоял и наблюдал за мной в щелочку в затемнении иллюминатора. Он переоделся в штатское и выглядел, как обычный норвежец, – толстый свитер, широкие темные брюки и вязаная шапка. – Идем, – шепнул он и повел меня вперед, на верхнюю палубу, мимо кают-компании. Выход на бак закрывала тяжелая железная дверь, но Вильгельм, откинувшись назад, открыл ее, она была не заперта. Я скользнула в проем, он закрыл люк, показал пальцем наверх, а губами прошептал: крыло ходового мостика. – Иди за мной, – выдохнул он. Под защитой густого тумана мы, пригнувшись, поспешили вперед, мимо накрытого брезентом грузового люка, мимо платформы для лебедок, на самый штевень. Остановились. Я обернулась, командная рубка тонула в тумане. Только тут я почувствовала, что Вильгельм крепко сжимает мое запястье, секунду-другую мы так и стояли, пока я не высвободила руку. Тишина. – Знаешь, что там? – тихо сказала я, показывая на маленькую палубную рубку. В тумане высилась мачта. – Это ты тут все знаешь. – Вытрезвитель. Команде прямо под нами частенько не давал спать какой-нибудь пьяный скандалист. Я осторожно пнула ногой битенг.