– Я работаю над биографией Ханса Фалка. – Ханс Фалк, – торжественно повторил Рафаэльсен. – Замечательный человек, легенда. Хотя политически мы, если можно так выразиться, несколько расходимся. Замечательный человек. – Биография Ханса, – продолжил Джонни, – просто прикрытие для того, чем я фактически занимаюсь. Рафаэльсен приподнял брови: – И чем же? – Улав Фалк хорошо с тобой обошелся? Рафаэльсен нахмурился. – Ханс попросил меня задать тебе этот вопрос. Поколением раньше Улав отделался крохами от Ханса и его семьи. Нам необходимо спуститься к судну и доказать, что Улав лжет, а тогда Ханс Фалк сможет получить свою законную долю наследства. Улав будет наказан. Джонни сел, стал ждать. Гротле молчал. Рафаэльсен расхаживал по лодочному сараю. Потом снисходительно улыбнулся, глядя на Джонни. – Что ж, пошли глянем на посудину. Она у пристани. Ясное дело, черт побери, нам необходимо спуститься к пароходу. Глава 40. Взрыв произошел в трюме Наутро Саша отправилась на север, в Будё, а дальше самолетом малой авиации на Лофотены, где взяла напрокат машину. Путь лежал на запад, мимо красных рыбацких домов, мимо складов рыбообработки, мимо магазинчиков «Микс-киоскер» и голых рыбачьих вешал, силуэтами проступающих на фоне моря, под горными кручами, увенчанными снегами, вдоль утесов, отполированных белопенным прибоем; затем ландшафт раскинулся широкими, плоскими долинами с пятнами весенних полей, туннелями и мостами. Во Флакстаде она остановилась покурить. Ветер Атлантики был здесь другим, оставлял на лужах длинные полосы. Джонни все еще не ответил на ее сообщения. Неподалеку от Москенеса пошел снег. Сперва сыпал на переднее стекло крошечными снежинками, но скоро сгустился, и Саше пришлось сбросить скорость, чтобы не слететь с узкого мостика на въезде в поселок Рейне. В конце концов она все же добралась, куда надо, припарковалась и сквозь снежную круговерть поспешила по указанному адресу, к красному рыбацкому дому на самом берегу, окруженному рыболовными ботами и вешалами. «Военный музей Рейне» – гласила вывеска. Краевед Бьёрн Карлсен был похож на певца-кантри Вилли Нельсона[105] – невысокий, проворный семидесятилетний мужчина с седыми волосами, собранными в хвост. Он повел ее в свой музей, явно гордясь и радуясь, что может все тут показать. Стены заставлены стеклянными витринами с манекенами в норвежской, британской, советской и немецкой форме – норвежские анораки Милорга, британские бомберы, красноармейские зимние плащ-палатки, всевозможное снаряжение германского вермахта, люфтваффе и военно-морского флота, парадные мундиры и форма альпийских стрелков. Среди них размещались статуэтки, сервизы, медали, судовые хронометры, оружие, вербовочные плакаты, факсимиле газет, бляхи, черно-белые фотографии в рамках. С потолка свисали чучела воронов, чаек и морских орлов. – Внушительное собрание, – сказала Саша. Карлсен остановился возле нескольких акварелей. – Как вы думаете, кто их написал? – спросил он высоким, хрипловатым голосом и тотчас, не дожидаясь ответа, сказал: – Адольф Гитлер, в сороковом году. – Господи, – сказала Саша, подняв брови. – Они попали ко мне несколько лет назад, когда после смерти одной старой дамы в Баварии ее родственники расчищали чердак. Искусствоведы и так называемые эксперты, понятно, мне не верят, но я заткнул им рот. Сашу вдруг охватили сомнения, стоило ли вообще ехать сюда, на север. Она не обращалась к врачам-любителям, так зачем слушать историков-любителей? Следом за Карлсеном она прошла в его контору, тоже до отказа набитую всякими безделушками и сокровищами. В комнате чувствовалась морская атмосфера- кругом модели судов, гипсовые куколки в капитанской форме. – Давайте перейдем прямо к катастрофе «Принцессы Рагнхильд», – сказала Саша. – Я читала свидетельские показания. Из них ясно следует, что судно подорвалось на британской мине в Вест-фьорде и затонуло. – Свидетельские показания! – воскликнул Карлсен. – Ими только камин растапливать. Вы вправду им верите? Их давали во время оккупации, перед нацифицированным судом. Народ боялся за свою жизнь и говорил то, что хотели услышать немцы. – Возможно, – сказала Саша, – но что у вас есть против них? – Погоди минутку. – Карлсен вышел из конторы и через несколько минут вернулся. – Это очевидец, шкипер Кнут Иннергорд, с грузового судна «Батн-фьорд». – Я помню это имя из свидетельских показаний, – секунду подумав, сказала Саша. – Во-первых, – сказал Карлсен, – Иннергорд и его экипаж были героями. Даже в документе Салтенского суда написано: «В общем и целом они подняли на борт „Батн-фьорда“ примерно сто сорок живых людей, из которых семеро скончались по пути в Будё. Больше половины из них были немецкие солдаты». Сто сорок человек! – воскликнул Карлсен. – Одна из величайших героических акций в Норвегии за годы войны. И никакого признания. Про Кнута Иннергорда или про «Батн-фьорд» в книгах по истории нет ни слова. Наград он не получил. Хотя его героизм не подлежит сомнению. Сомнения, однако же, возникают по поводу того, что шкипер рассказал о крушении после войны, когда немцев не было и люди вновь могли говорить свободно. Он поднес флешку к свету, потом подключил к компьютеру. – Это интервью, которое Иннергорд дал в конце жизни, дар Норвежскому обществу истории судоходства в Кристиансунне, Нурмёре, а оно любезно поделилось им со мной. Скрипучий звуковой файл довольно скверного качества, мужской голос на нурмёрском диалекте, видимо сам шкипер Иннергорд. – Это было судно водоизмещением сто сорок тонн, купленное во Франции в годы Первой мировой войны. Очень хорошая шхуна с добротной машиной. За два десятка лет никаких поломок. Мы ходили вдоль норвежского побережья, в низовье Эстланна и Вестланна, но большей частью между Бергеном, Тронхеймом и Финнмарком. В тот раз аккурат шли из Тронхейма в Хавёйсунн. А в Тронхейме швартовались рядом с «Принцессой Рагнхильд». Карлсен нажал на паузу. – «Батн-фьорд» и «Принцесса Рагнхильд» стояли в Тронхейме бок о бок и друг за другом направились на север, прямиком к месту крушения. – Продолжайте, – сказала Саша, чувствуя, что они приближаются к самой сути. Он нажал на воспроизведение, интервьюер спросил Иннергорда, что он сам думает о причинах катастрофы. – У меня на сей счет сомнений нет. Но, возможно, я останусь в одиночестве. Взрыв произошел в трюме парохода. Иначе бы борт этак не разнесло. Если позволите, я продолжу. Брекхус, капитан «Принцессы», был спасен, но оба его помощника погибли. Я несколько раз гостил у Брекхуса в Бергене, и мы с ним говорили об этом. Он считал, что могла быть только мина, а вот я уверен, что нет, потому что мина никак не могла вынести все наружу. Балки в курительном салоне, деревянные, все вышибло. Остались только железные балки. И мертвецы. Так говорили те, что были на борту. Три раза я был у Брекхуса, и на второй раз он мне и говорит, что, как недавно узнал, немцы маскировали боеприпасы в ящиках с надписью «апельсины». Вот и подумай, сказал я, там было несколько сотен солдат, с гранатами, с боеприпасами, с оружием. Взрывчатки хоть отбавляй. Карлсен опять нажал на паузу. – Почему он не сказал об этом тогда, на разбирательстве? – спросила Саша. – Что ж, послушайте, что говорит он сам. Может, он так и сказал в Салтенском уездном суде? Он снова включил старый звуковой файл. Снова заговорил шкипер Иннергорд: – Да, я так и сказал, но мне это дорого обошлось. Ведь там были немцы, держали ухо востро, хотели, чтоб все осталось шито-крыто. Саша встала, глядя на стены музея. Карлсен, может, и любитель, но запись, которую он ей предъявил, достоверна. Она подтверждала написанное Верой. «Принцесса» была взорвана изнутри, но немцы не хотели предать это огласке. – Мой отец выжил, – сказала Саша. – Может, как раз Кнут Иннергорд его и спас. Карлсен кивнул: – Вполне вероятно. Там была еще одна шхуна. «Ганге-Ролф» из Сортланна, но Иннергорд считал, тамошняя команда сделала недостаточно. Теперь она совершенно отчетливо представляла себе, как эти безымянные нурмёрские трудяги подняли бабушку и отца из ледяного моря, волны, крики, люди, цепляющиеся за обломки. Без них линия рода оборвалась бы. Не было бы ни папы, ни ее самой. Вот до чего случайна жизнь. – В истории Веры Линн есть кое-что странное, – сказал Карлсен. – После катастрофы она не зарегистрирована ни в каких документах. Не получи она известность после войны, можно бы подумать, что она тоже погибла. Ведь и в родные места она после войны тоже не вернулась. А в войну всем то и дело приходилось регистрироваться. Шагу не ступишь без кучи печатей. Но о Вере Линн ни слуху ни духу. – Она уехала в Швецию. – Через три с половиной года. – Но где же она была все это время? – Вам надо наведаться на Бунессанду. – Где она выросла? Он кивнул. – Это недалеко. Побережье почти обезлюдело. Но одна старушка до сих пор там живет. Эльса, дочка доктора Шульца, замечательный был человек. Глава 41. Каюта 31 По заснеженной тележной дороге Саша прошла вдоль фьорда, поднялась на невысокий кряж между двумя горными массивами и спустилась к Атлантике. На внешнем побережье воздух совсем другой, там холоднее, и ветер резче. Справа отвесной кручей вздымался к небу Хельветестиннен. Расселина, ведущая к пляжу, больше походила на дельту, врезавшуюся в сушу на сотни метров. Солнце огнем обливало горные склоны, а прямо впереди, в конце расселины, виднелся Атлантический океан, синий, безбрежный. Саша прошагала по белому пляжу, усеянному плавником и гирляндами водорослей. Слева на маленьком мысу стоял дом. Неглубокие ручейки прорезали песок, она шла по холодной талой воде.