– Хищение. Если вы захотите огласки, то надо написать официальное заявление в полицию. Правда, в суде, – и полицейский в сомнении покачал головой, – присяжные не признают его виновным. Скорее всего. – Постараюсь разрешить это, – нахмурившись, ответил банкир, – Ну ладно… Ющенко подозвал служащего, и распорядился вызвать к нему Ревина. Пригласил к себе в кабинет полицейских. – Может быть чаю? – предложил он. – Только крепкого, – заметил Сергей Петрович. Чай в прекрасных серебряных подстаканниках был неплохим, именно неплохим, а не хорошим, на вкус бывшего офицера флота к тому же служившего в Китае. Даже с лимоном. Но тоже было приятно, осоенно внимание. Сергей Петрович с удовольствием отпил полстакана, и вот, зашёл долгожданный кассир. Это был мужчина средних лет, болезненно худой, чуть сутулый, страдальчески выглядевший в своём мундире с нарукавниками и плохими ботинками.. – Присядьте, Клим Петрович, – начал Ющенко, – вам лучше выдать похищенное золото и взять расчёт. И тогда не сделаю официального заявления в полицию. – Не понял? – начал кассир, побагровев лицом. – Жечь сукно в своей квартире было глупым решением. Золото, – вмешался Стабров. – Я получу расчёт? – Да, – с готовностью согласился Ющенко, – Пишите, я тут же подпишу. Пока заполняли ведомости, и управляющий выписывал чек, Стабров допил чай, и просматривал газету, шелестя жёлтой бумагой. – Вот слиток, – и Ревин подвинул спичечный коробок с кусочком золота внутри, – Прощайте, – и он вышел из кабинета. – Но как? Отчего? – ничего не понимал управляющий, – рассматривая маленькое сокровище. Стабров надел шляпу, поправил пиджак и галстук перед зеркалом, затем повернулся к банкиру: – Золото мягкое, и даже на сукне остаются мельчайшие крупинки жёлтого металла. Десятки тысяч монет, и где-то три золотника остаются золота в сукне. Кассир сжёг материю со стола, и получил вожделенный металл. Ну, нам пора. Пойдёмте, Девяткин. Шибари восьмой девушки После обеда Стабров явился в кабинет Кошко, где присутствовали все участвующие в расследовании. Аркадий Францевич председательствовал, и рисовал что-то мелом на аспидной доске. У морского офицера опять заболела голова, так что он даже зажмурился. Фельдшер Федюнин докладывал : – Все семеро умерли от удушья, травмы нанесены верёвкой, морским линём, если отчётливые слезы на коже. Но погибшие спали в момент гибели. Вероятнее всего, имело место опиумное опьянение. Смерть произошла в субботу, от 19 до 22 часов. – Источник опиатов- курильница из «Красного Востока», ашрама Самарасвати Чандры, известного как Константин Смурной и Виджая Сингха, настоящее имя субъекта по паспорту Дмитрий Гамалеев, – докладывал Стабров, – Такие вот ученики профессора Гурджиева и госпожи Блаватской. Судя по всему, они были гуру у этих барышень с Милютинского переулка. Они утверждают, что ушли около четырёх пополудни. Обоим приказано Москвы не покидать и не менять место жительства. Пропала одна из барышень- Аглая Павловна Мирская. Девяткин, доложите. – Так что нашёл следы благовоний и трамвайный билет из ватерклозета, – докладывал Девяткин начальнику, – работа была нелёгкой. – Спасибо, Андрей Сергеевич . И вас, Александр Владимирович и вас, Сергей Петрович, благодарю за раскрытие дела в банке. Тут зазвонил телефон на столе Кошко, тот вскочил со стула, едва не вырвав трубку из телефонного аппарата. Начальник сыскной полиции в задумчивости снял фуражку, и воззрился на Стаброва. – Господа, немедленно выезжайте на Никольскую. В меблированных комнатах найдено тело неизвестной барышни. Сергей Петрович, у вас есть фото Мирской? – Да. Но лучше вызвать для опознания Шнейдера. Так надёжней будет. – Согласен с вами. Потом отвезёте управляющего в морг. Это дело на вас, господин Минаков и вас, господин Федюнин. Стабров, на месте ожидайте фотографа Шульца. – Понятно, Аркадий Францевич. Они медленно спускались по лестнице, моряк всё сжимал пальцы, так что ногти глубоко сжимали кожу ладони. Сложно было успокоится и заставить себя думать. – У вас есть с собой болеутоляющее, Девяткин? – Нет, – не понимая ответил полицейский, – что с вами? – Там всё будет плохо, – вздохнул полицейский чиновник, – предчувствие дурное… Около дома дежурили двое городовых, толпились зеваки, и внутрь, в комнаты, пытался пробиться журналист Гомельский. С ним был знаком Стабров раньше, встречался во дворце московского генерал – губернатора. – Сергей Петрович! – Гомельский изобразил неземную радость при виде полицейского, и попытался его обнять. – Да что вы, – и полицейский отстранился, – я, право, не готов… – Вы становитесь знамениты, – журналист говорил не умолкая, – после представления в Цирке на пару с вашей знакомой – татаркой. Жаль, меня не было. Столько слухов, столько сплетен, разговоров, – размечтался работник пера, – Великолепные были бы фото. – У вас в камере выдержка большая, господин Гомельский… Не вышли бы снимки. Ну, мне пора, извините. Стабров первый взбежал по лестнице, поднявшись на площадку. Здесь был ещё один городовой, и половой меблированных комнат. – Никаких разговоров с журналистами, – приказал полицейский работнику, – приступим к осмотру. Сергей Петрович взглянул на погибшую, только сглотнул от боли, увидев этот ужас. На широкой кровати ничком, лицом вниз, сидела обнаженная женщина, притом связанная определённым, сложным образом. Руки у убитой были тоже связаны за спиной. Длинные, распущенные волосы девушки упали в лужу крови на кровати. Лицо жертвы было тоже погружено в эту жижу. На нежной коже, чуть ниже головы, был ясно виден морской скользящий узел, и этой веревкой шея была беспощадно сломана, гортань переломана, прижата к шейным позвонкам, голова неестественно вывернута. Рядом, на стуле, лежала ночная сорочка и хороший, дорогой халат. На столике, рядом с зеркалом, стоял флакон духов, пудреница, гребень для волос и… Удача- мужские запонки! Рядом, в шкафу, находилось женское платье, шляпка и легкий капор. Всё же осень, хотя бы и теплая. Но платье было всё изрезано, собственно от него остался целым один воротник. – Проклятье, опять морской узел… Девяткин, записывайте за мной. – Хорошо. – Это шибари, японское связывание для плотских утех. Минаков, осмотрите вещи. Всё, что получится найти. Федюнин, осмотрите тело, и выявите причину смерти. Пересиливая себя, Стабров опять глянул на веревку- скорее это был тоже морской линь – красная нить была вплетена в извивы. Защита была от воровства- что бы матросы не продавали имущество флота. Стабров отошёл от трупа, стал осматривать окно. Лупа на ручке была при нём. Отчётливо были видны следы вскрытия, видно, от длинной отвёртки или ножа. Потом, окно было закрыто изнутри. След на подоконнике был затерт, но лишь частично. Полицейский пометил место этикетажем для фотографа. – Привет, господа! – поздоровался Шульц, он увидел всё, и его вырвало, хорошо хоть, прямо на пороге. – Водки, Франц Янович? – заботливо спросил Минаков, – проходите. Здесь есть раковина, умойтесь. – Пойду полового допрошу, – сказал полицейский чиновник, – да, Минаков. Поищите лестницу у фасада дома. Стабров подошёл половому, внимательно посмотрел, и не говоря не слова, вложил в руку юноши зелёную трёхрублёвку. – Как тебя зовут? – Андрейка… – Это что бы ты вспомнил всё, Андрейка… Итак, когда она приехала, точное время. Кто был её спутником. Слышал ли ты крики, доносившиеся из этой комнаты? – Я врать не стану, барин, – и он спрятал деньги в глубокий карман штанов, – приехали вдвоём, в субботу днём. Так оплачена комната этим офицером на три месяца вперёд. Морской офицер, видный такой, высоченный. Ключ он не сдавал, ведь барышня ночевать осталась, он так и сказал: «Аглая Павловна поутру уйдёт, и завтрак ей принесешь» – И оплатил. Я так её и обнаружил, – он побледнел и сглотнул, – поднос уронил, с чашками. Потом убрал быстро и потом вызвал полицию. Как уходил офицер- я не видел. А крики – был один, около девяти вечера субботы. Но, ведь я думал, что приснилось, – и он с одобрением посмотрел на полицейского. Стабров был почти рад, всё складывалось – показания дворника Валиулина с Милютинского переулка, показания полового с Никольской, оба говорят о морском офицере, который встречался с Аглаей Мирской. – Андрей Сергеевич, запишите показания свидетеля, – заметил он. Фотограф, пришёл в себя и принялся за работу. Он обходил тело, стараясь не задеть залитую кровью простыню, и делал важные кадры. Затем снял окно и след на подоконнике. – Андрейка. Такое дело, нет ли рядом у вас лестницы? – опять спросил Сергей Петрович. – Есть, как не быть… Маляры стену подновляли. Сейчас покажу, пойдёмте. Полицейский пошёл за работником, и увидел лестницу, кое- где заляпанную краской. Он схватил её, и не раздумывая, попытался приставить к окну. – Коротковата, – добавил Андрейка, – маляры сегодня козлы привезут. Ну, наверное. Но верхний край лестницы был в краске, и след на фасаде он тоже увидел. Значит, неизвестный пробовал приставить лестницу, и влезть в окно…Выходила странная картина… Моряк убил девушку, а хотел представить дело так, что виновником смерти был ночной гость, поднявшийся по лестнице. Или сам моряк приставлял лестницу? Тот неизвестный оказывался весьма изворотливым и бессердечным субъектом. Стабров поднялся наверх, Федюнин закончил дело, и накрыл скрюченное тело простыней. Шульц попрощался с товарищами и поехал в лабораторию, проявлять пластинки и печатать. Подумав, Сергей Петрович провел санитаров с чёрного хода, и они вынесли труп так, что бы господин Гомельский не смог снять этот ужас для вечерних газет.