На небе появилась уже первая солнечная полоса, предупреждающая о начале рассвета. В голове обоих друзей путались мысли, глаза смыкались. В таком состоянии Лея не могла больше себя контролировать. – Потому что ты сразу потеряешь интерес, разобьешь мне сердце, и мы не сможем больше быть друзьями, – ответил Юрий со скукой. Ему не нравилось то, к чему мог привести разговор, но он прекрасно понимал, почему Лея его начала. – Ах да. Это… Звучит логично, да. – Конечно, это твои же слова, Лея! – Юрий не прекращал попыток оставаться веселым и непоколебимым, но получалось у него как никогда плохо. – Ты веришь в них? – с искренним интересом спросила Лея. – Мы же обсуждали это. Я верю, да, я не хочу потерять тебя. Отношения портят отношения, – ответил Юрий, пожав плечами. Ему становилось все труднее смотреть ей в глаза. – Насколько мы честны друг с другом? Вопрос несколько секунд висел в воздухе, пока Юрий не поддался резкому порыву и не поцеловал ее. Поцелуй не выглядел обычным выражением чувств, он казался вызовом, предостережением. Целуя Лею, Юрий хотел лишь сказать: «Вот так ты хочешь испортить наши отношения? Стоит ли оно того?» – Чего ты хочешь от меня? – спросил Юрий, отпрянув от Леи. Ее сердце колотилось, больше от неожиданности, чем от прилива чувств. Лея решила поставить точку в неудобной теме, которую сама же и начала: – Хочу, чтобы мы забыли об этом и свалили все на недосып. – Да… Ты права. Давай спать. Произошедшая сцена вышла глупой и нелепой. Лея ругала себя за то, что затеяла ее, но иначе поступить она не могла. Отбросив все сомнения, она действительно не хотела ничего больше, чем обычной искренней дружбы, а Юрий, может и хотел чего-то, но свои желания скрывал намного лучше подруги. Неожиданно для себя Лея уснула сразу, как только закрыла глаза. Плохой, прерывистый сон и истощение предыдущих дней дали о себе знать, а близкий человек рядом помог ей расслабиться, даже несмотря на ту неловкую сцену. Юрий еще около получаса лежал на спине и думал: о Лее, о Рамоне, о похоронном бюро, обсуждение которого заняло такой крохотный миг, что парень даже стал сомневаться, было ли оно на самом деле. Он будто взвалил всю тревогу Леи на себя и подарил ей этим несколько часов безмятежного сна. Он смог забыться только на пятнадцать минут, но все же одна бессонная ночь была меньшим из того, что Юрий мог сделать для подруги. *** В городе Юрий пробыл совсем недолго и ранним утром понедельника улетел обратно в Москву. Он искренне переживал о ментальном здоровье Леи, но также напоминал ей, что она «сильная и со всем справится» и, оттого выглядел довольно противоречиво. Пока Юрий был рядом, Лея думала, что ей стало лучше, однако вновь наступившее одиночество вернуло все на свои места. Лея то и дело искала причины остаться дома, она отказывалась от всех предлагаемых встреч и каждый раз переступала через себя, когда решалась сходить в магазин за продуктами. Лея пообещала Юрию, что будет есть хотя бы полтора раза в день, и позже поблагодарила друга за это. Он знал, что Лея не любит нарушать своих обещаний и воспользовался этим знанием в ее же пользу. После того, как легенда об «отпуске» стала изживать себя, Лея начала врать всем о болезни, которая очень заразна и лучше бы остальным не рисковать и не навещать ее. Внимания окружающих людей не хватило на большой срок, люди все реже писали ей, отчасти, она и сама поспособствовала такому забвению. В глубине души Лея чувствовала обиду на это. И вроде бы все делали доброе дело, не трогали по ее же просьбе, были вежливы настолько, насколько это возможно, но разве близкий человек – это тот, кто «забывает» о тебе при первом же твоем выходе из поля зрения? Размышляя потом, с ясной головой, Лея понимала, что никто не обязан с ней возиться и что она на их месте поступила бы точно также, но пока что о ясной голове не могло идти и речи. Пока все воспринималось в штыки и не ждало пощады. «Я просто должна это пережить», – говорила себе Лея по несколько раз за день. *** Прошло около полутора месяцев со смерти Рамона. За это время его мать несколько раз спрашивала у Леи о местонахождении сына и всегда получала размытые ответы с заверениями Леи о том, что та ничего не знает. «Скоро она перестанет звонить» – мысленно повторяла Лея, ругая себя за сострадание, которое до сих пор испытывала к алчной и нелюбящей, по мнению Рамона, женщине. Апатия и желание отгородиться сменились нездоровой и местами пугающей активностью. Лея начала доводить себя до изнеможения, забивала свой день работой и спортом, возобновляла старые связи и планировала все новые и новые встречи. Юрий, которого не удавалось обвести вокруг пальца, замечал все изменения в подруге, но не мог ни на что повлиять, поэтому они оба делали вид, что он ничего не понимает и верит во все ее слова и отговорки. Лея устроила первую, за все время пребывания в новой квартире, генеральную уборку. Она открыла настежь окна и, пока прохладный мартовский воздух постепенно наполнял комнаты, взялась за смоченную водой тряпку и начала монотонно и нудно протирать шкафы и полки от пыли. Покончив с этим, Лея приступила к стирке ковра из спальни, и тут вдруг раздался телефонный звонок. «Ксю? Черт, придется взять». Когда она приняла вызов, до нее донесся раздраженный голос сестры: – Что вообще происходит, Лея?! Я знала, что слишком затянула со своим визитом, но я реально верила во все, что ты мне пыталась втереть. И вот я стою у двери твоей квартиры, а меня встречают какие-то левые люди! Ты издеваешься надо мной или как? Лея выругалась про себя. – Я переехала. Адрес сейчас скину. Приезжай. Ксюша хотела что-то ответить, но Лея сбросила вызов и кинула телефон на кровать. Ее холодный поступок не был вызван ненавистью или злобой, наоборот, сейчас Лея чувствовала только стыд. Она не любила признавать своих слабостей и в порывах злости на саму себя могла обидеть ни в чем не повинного человека. Ксюша была младше Леи на шесть лет. Родители, так и не привыкшие к своей первостепенной роли, практически сразу скинули воспитание младшей дочери на старшую. Лея водила сестру сначала в детский сад, затем в начальную школу, а позже и на занятия скрипкой, из-за которых у маленькой Ксю постоянно случались истерики. Лея даже ходила на родительские собрания, каждый раз оправдывая родителей их чрезмерной занятостью. Она стала всем для Ксюши: и мамой, и сестрой, и подругой, и человеком, на которого стоит равняться. Лее тяжело дался переезд, но со временем она поняла, что он был необходим им обеим. «Тебе нужно учиться жить самостоятельно», – сказала Лея однажды, когда Ксюша в очередной раз позвонила ей с просьбой разрешить назревающий конфликт с какой-то назойливой одноклассницей. Их особая близость стала причиной, по которой Лея избегала с ней всяких встреч. Ксюша была вторым и последним человеком, которому та могла бы рассказать правду о Рамоне, а говорить правду все еще было тяжело. Младшая сестра приехала через сорок минут, заявив о себе громким стуком в дверь. Она практически вбежала в коридор, всем видом выказывая недовольство. Если бы кто-нибудь захотел увидеть Лею в девятнадцать лет, ему было бы достаточно взглянуть на Ксюшу. Об их внешнем сходстве упоминали всякий раз, когда видели их вместе: одинаковые светлые волосы, высокий рост, худощавое телосложение, скопление веснушек на носу и угловатые черты лица. Их тип внешности пользовался популярностью в модельном бизнесе, но ни одну из них эта сфера не интересовала. Ксюша училась на графического дизайнера и при любом удобном случае говорила: «Если бы не Лея, которая в тайне от родителей поощряла мои занятия рисованием, я бы сейчас была другим человеком, а может, меня бы уже и не было». Схожесть сестер не заканчивалась только лишь внешними признаками. Ксюша переняла хитрость и расчетливость Леи, но, вместе с тем, не смогла научиться способности пускать пыль в глаза, потому ее часто называли чересчур жесткой и прямолинейной. – Что за херня, Лея?! Ты когда успела переехать и зачем? Где Рамон? Почему ты выглядишь, как трупешник?! – с этими словами младшая прошла в ванную и начала мыть руки. Лею позабавила вырисовывающаяся картина нервного мытья рук, но улыбка на ее лице продержалась недолго. Она собралась с мыслями и сказала на одном дыхании: – Я переехала полтора месяца назад, потому что не хочу жить одна в двухкомнатной квартире. Почему одна? Потому что… Рамон умер, Ксю. Ксюша села на край ванной и тихо выругалась. Она посмотрела на сестру с сожалением в глазах. – Прости, что наехала. Иди сюда, – Ксюша протянула к Лее руки так же, как ранее это делал Юрий. Дождавшись, когда Лея подойдет достаточно близко, Ксюша встала, приобняла сестру и начала ободряюще гладить рукой вверх и вниз по ее спине. Лея больше не плакала. После визита Юрия ей не хотелось показывать эмоции снова. «Как же я не люблю такие разговоры», – подумала она, проходя на кухню. Ксюша пошла следом. – У тебя есть сигареты? – спросила Лея. – У меня с собой только электронка. Ты будешь? – Давай. Курить, ругаться матом и говорить на самые разные темы для сестер было в порядке вещей. Лея не помнила, когда Ксюша впервые выругалась перед ней, но зато запомнила страх в ее глазах. «Я не родители», – сказала Лея тогда и выругалась в ответ. – Самовыпил? – Ксюша сидела, сгорбив спину, положив руки на стол и скрестив пальцы в замок. Она никогда не отличалась грацией или чувством такта, отчего прослыла для многих «пацанкой». Частые драки при отстаивании своих границ не помогали, а, наоборот, усугубляли это звание, данное ей в начальной школе. Родители девушек всегда стремились перекроить нрав Ксюши, за что она их не любила даже больше, чем старшая сестра. – Не совсем, – ответила Лея после того, как затянулась несколько раз. Она не хотела рассказывать Ксюше всю правду, потому что та, в отличие от Юрия, не умела спокойно принимать подобную информацию. «Оставим ее концерты до лучших времен, сейчас я к ним пока еще не готова». – Ты не знаешь, что ли? – Не-а, – продолжила врать Лея, глядя в глаза сестре. – Почему тогда уверена, что он умер? – Он оставил мне записку и все свои вещи. Какой смысл ему врать? Младшая несколько мгновений молчала, затем процедила: – Вот дерьмо. Ксюша не любила тишину. Всякий раз, когда в комнате наступало молчание, она старалась заполнить паузу какой-нибудь историей или потоком бессвязной информации, но бывали ситуации, когда ей не хотелось ничего говорить. Первый раз случился после смерти бабушки, второй – после того, как родители все-таки узнали о ее увлечении рисованием и высказали много неприятных слов в ее адрес, и, вот, спустя пару лет, наступил третий. Обе молчали о своем: Лея скорбела о Рамоне, Ксюша думала о скорби Леи. Прошло не меньше получаса, прежде чем Лея сказала: – Извини, что не предупредила о переезде и вообще обо всем. – О чем ты?! Не извиняйся, – Ксюша с нежностью взяла из рук Леи электронную сигарету и сделала глубокую затяжку, – тут мне извиняться надо. – Забей. Пойдем, хоть покажу тебе квартиру. До конца вечера девушки больше не возвращались к истории с Рамоном. Они разговаривали только о Ксюше и только по инициативе Леи. Последней не хотелось рассказывать о разочаровании в своей жизни, о резких переменах, которые пошатнули землю у нее под ногами, о лучшем друге, который иногда совсем не соответствовал своему статусу и о подруге, которая вот уже третий месяц ее игнорировала. Лея не признавала поражений, и сейчас ей приятнее было слушать о глупых студенческих выходках младшей сестры, чем распинаться о том, что все получится, и все будет хорошо, ведь якобы по-другому и быть не может. Сестры все еще сидели на кухне. Уже было выпито несколько чашек чая и кофе, электронная сигарета была разряжена, от любимых шоколадных конфет Леи, которые Ксюша принесла с собой, осталась гора фантиков. – Если бы я знала, что происходит, то приехала бы на выходных и осталась на ночь, но так…– начала младшая, которую весь вечер не отпускала весть о Рамоне. – Я не маленькая, справлюсь, – перебила Лея. Она не хотела отталкивать сестру, лишь констатировала факт, и Ксюша, хорошо знавшая старшую, все понимала, а потому нисколько не обиделась на этот короткий и строгий ответ. О случившемся Ксюша думать не перестала, но теперь сама проявляла интерес к тому, чтобы уводить темы как можно дальше, как будто пометила территорию Рамона как запретную и расставляла предупредительные знаки в голове. Они еще некоторое время беседовали, теперь уже на совсем абстрактные и случайные темы, которые возникают, когда главное рассмотрено со всех сторон и ракурсов. Уже совсем стемнело. Ксюша засобиралась домой, не переставая сетовать на то, что не может остаться. – Ксю, я как-то прожила полтора месяца и еще проживу, – успокаивала ее Лея.