Сергей Ильин приехал в Питер на «Красной стреле», с вокзала отправился в гостиницу, поужинал в ресторане и хорошо выспался. Утром за ним прислали машину, отвезли на Литейный проспект в управлении КГБ по Ленинграду и области, он переговорил с Иваном Бурмистровым, заместителем начальника управления, объяснил задачу, поставленную в Москве, и для начала попросил десяток толковых оперативников, женщину секретаря, можно даже не очень симпатичную, — чтобы держать связь с Москвой. И еще кое-что… Ильин вытащил из папки и положил на стол листок, исписанный снизу до верху. Полковник пробежал глазами строчки, хотел сказать, что у молодого капитана по дороге сюда разгулялся аппетит, какой-то нездоровый, — несколько машин для наружного наблюдения, целый штат оперативников и еще технических работников, — это через край, барство настоящее, и вообще ленинградские чекисты в состоянии выполнять любые задачи самостоятельно, без проверяющих из Москвы. Бурмистров уже набрал в грудь воздуха и рот открыл, но глянул в голубые какие-то стеклянные глаза капитана Ильина и решил, что лучше промолчать, лишние разговоры никого до добра не доводили, и ответил, что все будет сделано в лучшем виде, — даже нашел в себе силы улыбнуться. Ильин спустился к себе на этаж, осмотрел временный кабинет и остался доволен: не бог весть что, но комната тихая, в конце коридора, довольно большая, вот только темная, выходит окнами во внутренний двор, на столе три телефонных аппарата, городской и два для внутренней связи, — этого пока хватит. Он пообедал в столовой, вызвал оперативников и сказал: необходимо собрать информацию о Крыловой Алевтине, родилась тридцать два года назад в Питере, здесь живет, работает врачом терапевтом в ведомственной поликлинике, русская, детей нет. Все разговоры, передвижения по городу, контакты со знакомыми и случайными прохожими, а также друзья, подруги, родственники, — Госбезопасность интересует все, абсолютно все, — любой пустяк, любая мелочь из жизни этой особы. Сейчас в кабинете десять оперов, завтра группа будет увеличена как минимум вдвое, наблюдение должно проходить двадцать четыре часа в сутки. Утром планерка с дежурными оперативниками, вечером подведение итогов с теми, кто закончил смену. Сам Ильин не будет просиживать штаны в кабинете, он вместе с операми займется наружным наблюдением, как держать связь, — обсудят позже. С этого дня Ильин своими глазами видел, как Алевтина Крылова выходила с работы и возвращалась домой, видел, где она останавливалась, чтобы посидеть на скамейке и выкурить сигарету, какие делала покупки, приметил комиссионный магазин и магазин «ткани», куда врачиха часто заворачивает. Через приемщицу антикварного отдела она покупала фарфоровые безделушки, расставляя их за стеклом серванта, сама что-то кроила, что-то себе шила, наверное, это был простой способ убить время. Муж Алевтины не такая уж большая шишка, — всего-то капитан второго ранга, но он контрразведчик, и должность занимал капитана первого ранга. Кавторанг имел возможность отовариваться в закрытом магазине для высшего офицерского состава Северного и Балтийского флота, где за рубли можно было купить импортный ширпотреб, качественный, модный, который не завозили даже в «Березку» или «Альбатрос», хотя там принимали не рубли, а сертификаты и бонны. Для высшего командного состава существовало свое закрытое ателье, где шили все: от мужских и женских костюмов до шуб и пальто, от ботинок и женских сапог до шапок из чернобурки, и опять — за чисто символические деньги, но Алевтина туда почему-то не ходила. Легко прийти к выводу, что ее жизнь даже с такими возможностями, — пустая и одинокая, у Крыловой нет близких подруг, вечерами она не ведет долгих разговоров по телефону, не обсуждает театральные премьеры в БДТ у Товстоногова или в Мариинке, у нее нет никаких интересов кроме работы, она не любит мужа и не ждет его возвращения, чтобы заполнить время, придумывает себе пустые хлопоты вроде этого шитья, безделушек из комиссионки, прогулок по городу. Ильин позвонил в Москву и доложил, что навел справки о родственниках Алевтины Крыловой. Мужчина, звонивший ей пару недель назад, скорее всего, — двоюродный брат из Самары, некто Сергей Зыков, диспетчер в автопарке, приезжает в Питер, чтобы отовариться продуктами, а родственник из Москвы — родной дядя по линии отца. Похоже, чекисты зря теряют время, эта женщина, — красивая и эффектная, она бы стала настоящей кинозвездой, если бы родилась в Париже, играла роль в сказке про Снежную королеву, которая существует в своем обособленном холодном мире, — и никого туда не пускает. Но, по существу, — Крылова одинокая душа, она могла стать счастливой, но сама не захотела. Черных внимательно выслушал рассказ, задал несколько вопросов, и сказал, что весь этот спектакль про одинокую брошенную женщину, у которой брат в Самаре, возможно, разыгран как раз для чекистов. Крылова умная проницательная баба, она в жизни много чего повидала и кого хочешь вокруг пальца обведет и заткнет за пояс, возможно, она заметила, и уже давно, что ее пасут. Черных по-прежнему уверен, что в Питере происходит нечто важное, надо продолжать наблюдение. * * * К концу третьей недели Крылова кому-то позвонила, а потом перезвонила из телефона автомата на углу Невского проспекта, разговор длился около пяти минут. Ильин и его оперативники, наблюдавшие за ней, связались с технической службой, но там не успели вклиниться в разговор и записать хотя бы его обрывок, однако определили номер, по которому Крылова звонила, он был установлен в кабинете некоего Руслана Кторова, офицера штаба Балтийского флота. В тот же день, точнее поздним вечером, Алевтина воспользовалась телефоном автоматом, что в квартале от ее дома, хотя домашний телефон работал, она выходила на улицу, под ледяной дождь, шла по темноте и слякоти на дальний угол через улицу. Второй разговор, точнее, оборванный по техническим причинам первый звонок, продолжался более десяти минут, собеседник все тот же — сотрудник штаба Балтийского флота Руслан Кторов. На этот раз техническая служба писала все со второй минуты. Это был странный разговор, полный каких-то недомолвок, пауз, Кторов в самых интересных местах покашливал и посмеивался, скрывая свою робость, Крылова урчала, как кошечка, пригретая солнышком. «Скажи мне только одно, я об этом хочу знать, точнее, только одно слово, — бессвязно бормотал в трубку Кторов. — Я прошу тебя, — одно слово». Длинная пауза. «Да», — сказала Крылова. И Кторов тоже замурчал. Они договорились о встрече на послезавтра, и на том закончили. Алевтина вышла из будки и, наступая в лужи, пошла обратно, лицо было бледным и злым. За ночь и утро о Руслане Кторове собрали информацию. В штабе Балтийского флота он на хорошем счету, член КПСС, в свое время защитил диссертацию, сейчас занимается аналитической работой, имеет допуск к секретным документам, состоит в разводе, живет вместе с пожилым отцом, квартира хоть двухкомнатная, но крошечная, комнаты смежные, для встреч с любовницей приходиться снимать однокомнатную квартиру в центре, на это уходит чуть ли не треть его оклада и дополнительных выплат. Кторов мужчина привлекательный: высокий, статный, на него, должно быть, заглядываются многие женщины, но сердце занято. Бывшая жена заместитель заведующего реставрационной мастерской, милая женщина, но Кторов расстался с ней без сожаления. Ленинградские чекисты выяснили адрес съемной квартиры, вскрыли ее, установили три записывающих устройства и ушли. Как только свидание закончилось, любовники разошлись по домам. Крылова спешила, сказала своему милому, что сегодня муж обещал вернуться пораньше. Однако домой она не поехала, зашла в пару магазинов, затем завернула к своей знакомой по работе и просидела у нее часа полтора. Мужа она, конечно, не ждала, его возвращение, — лишь уважительный предлог отделаться от Кторова, к которому она не испытывала взаимного влечения. Тогда почему эта привлекательная женщина поддерживает необязательную связь? Когда прослушали записи разговоров, все встало на свои места: Крылова через Кторова хочет устроить встречу с шифровальщиком из Генштаба ВМФ, ей нужна какая-то информация, но какая именно, — не совсем понятно. * * * Закрывшись в своем кабинете, Сергей Ильин внимательно прослушал свежую запись свидания, прочитал расшифровку, — шесть машинописных страниц. Все началось посиделками на кухне за бутылкой вина. Любовники находились неподалеку от микрофона номер один, поэтому запись получилась чистой, но есть и не совсем понятные смазанные фрагменты. Наверное, Кторов вставал со стула, подходил к плите, что-то шипело и булькало, сам он сказал, что «вкуснятина» скоро будет готова, чуть позже, уже сидя за столом, сказал, что аванс, половину суммы, надо перевести в Москву побыстрее, — он ждет. Кто именно ждет, — не уточнил. Была названа общая сумма: восемь тысяч рублей, правда, именно в этом месте опять появились посторонние шумы, — наверное, Кторов приоткрыл окно, — шум перекрывает голос. Он повторил, что человек ждет и сразу выедет на место, как только получит аванс. Если Алевтина не может собрать всю сумму, Кторов поможет, на сберкнижке отца есть деньги, они старику ни к чему. Будущего получателя денег ни по имени, ни по фамилии так и не назвали, — опять повторяли «он». Но наконец с языка Кторова слетела фамилия, но только один раз, когда он, видимо, стоял у раковины на кухне, спиной к микрофону, был хорошо слышен шум воды, а голос, к сожалению, не громкий. Прокрутив запись бессчетное число раз, фамилию все-таки разобрали: Архипов. На следующий день в обеденный перерыв Кторов ушел с работы, доехал на такси до Почтамтской, завернул на Центральный телеграф и сделал звонок в Москву, телефон абонента определили. В Москве оперативники выехали в Большой Козловский переулок дом шесть, где Генштаб ВМФ, провели полчаса в отделе кадров и установили личность человека, о котором шла речь на съемной квартире, которому сегодня звонил Кторов. Это офицер ВМФ, служит в шифровальном отделе, некто Архипов Вадим Иванович, в свое время служил на Тихоокеанском флоте, переведен в Москву десять лет назад. Характеристика положительная: член КПСС, член месткома, ведет общественную работу. Сорок один год, женат, двое детей дошкольного возраста. В прошлом месяце занимал в кассе взаимопомощи семьдесят пять рублей. За Архиповым было установлено наблюдение, служебный и домашний телефон, а также таксофон возле дома теперь слушали, распечатки разговоров клали на стол Ильина. Через восемь дней Вадиму Архипову позвонил Кторов. Разговор оказался совсем коротким, Кторов спросил, получена ли посылка. Архипов ответил, — все в порядке. Он постарается взять билет на фирменный поезд «Красная стрела», потому что боится летать самолетами. Если в железнодорожных кассах будут билеты, он приедет в Питер в пятницу с утра, так ему удобней. Как только доберется, сразу позвонит из автомата, — надо быть очень осторожным и осмотрительным. Ему есть, где провести ночь, а встречу хорошо бы назначить на следующий день в кафе или какой-нибудь закусочной, где много народа и можно спокойно поболтать. На этом разговор кончился. * * * Архипова взяли в Москве на Ленинградском вокзале, одетый в гражданский костюм, шапку из стриженого кролика и стариковское пальто, ратиновое, в плечах подбитое ватой, он стоял в очереди, чтобы на завтра взять билет на «стрелу». Его доставили в Лефортовский следственный изолятор, там уже ждал Павел Черных, допрос начался, как только прошел обыск и санитарная обработка задержанного, и продолжался без перерыва около суток. Когда Черных уставал, его меняли другие оперативники, а он отправлялся в административное помещение, чтобы в тишине выпить чая, перекусить и отдохнуть. События развивались по стандартному сценарию: сначала Архипов все отрицал, клялся свой жизнью, жизнью всех близких, матери, жены и детей, что он честный и порядочный человек, всему виной цепь нелепых совпадений и случайностей. Потом частично признал вину, стал утверждать, что Кторов, подонок и предатель, хитростью втянул его в эту паршивую затею, правила которой до сих пор неизвестны. Затем расплакался и начал рассказывать что-то похожее на правду. В Питере Ильин собрал оперативников и сказал, что их черновая тяжелая работа дала результат, — в Москве задержан один из главных фигурантов дела, сотрудник Генштаба ВМФ, он полностью изобличен и дал показания, интересующие следствие. Теперь предстоит самое важное: закончить операцию здесь, — задержать и снять первичные показания с остальных подозреваемых, в том числе с Руслана Кторова, запятнавшего честь флотского офицера, и врачихи Алевтины Крыловой. Возможно, замешан и ее супруг кавторанг Попов, — это покажет следствие. Задержание граждан, которых они сейчас опекают, — не последняя остановка, — ниточка потянется дальше… Глава 5 Кторова задержали в его ленинградском парадном, когда он отпирал почтовый ящик. Он не оказал сопротивления, хотя при себе имел боевой пистолет, и был доставлен в Большой дом на Литейном. Сергей Ильин, предложил договориться сразу: задержанный отвечает на все вопросы, — голосом он выделил слово «все», — затем его помещают в хорошую теплую камеру, где нет уголовников, можно курить и даже лежать на койке в дневное время, а это, между прочим, считается серьезным дисциплинарным нарушением. Мало того, Кторов получает свежее постельное белье, приличный ужин, если захочет, — книги и даже газеты. В противном случае придется использовать план Б, плохой сценарий, настолько плохой, что задержанный вряд ли представляет, как дорого будет стоить ему дурацкое молчание, хотя все действующие лица этой истории и Кторов, и чекисты, наперед знают, что язык ему все равно развяжут. Но Кторов молчал. Ильин кивнул человеку, стоявшему у двери, а сам вышел из кабинета. Кторова вывели следом во внутренний двор, засунули в машину между двух оперативников, натянули на голову какой-то мешок и приказали пригнуть голову к коленям. Вскоре он оказался в каком-то подвале, плохо освещенном, там стоял хилый письменный стол, стул и пара табуреток, пахло так, как пахнет на овощных базах, гниющем картофелем, кислятиной и плесенью. За спиной Кторова возникли какие-то люди, иногда они переговаривались тихим шепотом. Сидевший за столом Ильин потер руки, сказал, что теперь можно начинать разговор, здесь им никто не помешает, он встал из-за стола и так ударил резиновой палкой поперек спины, что Кторов закричал от боли, оказался на сыром полу и не сразу пришел в себя после первого нокаута. Ильин, долго томившийся без дела, снова ударил, не дожидаясь, когда он встанет. И дальше так: Ильин бил, но вопросов не задавал. Он приказал Кторову встать возле письменного стола, упереться руками в столешницу, а потом дубиной ударил по ягодицам, Кторов потерял сознание от боли, оказался на полу, он приходил в себя долго, может, минуты три. Когда сознание вернулось, подумал, что пролежал так, уткнувшись носом в осклизлый пол, целую вечность, он посмотрел на левое запястье, но часы… Да, да, их отобрали при обыске. Сколько времени он провел в этом погребе и сколько времени над ним еще будут издеваться, сколько будут его мучить, когда его затопчут, забьют до смерти, — неизвестно. Теперь для него времени больше не было, а все пространство необъятного мира сузилось до этого погреба, где пахнет, если принюхаться, вовсе не квашеной капустой, а кровью и смертью. Ильин сказал, что садиться запрещено, и занял место за столом, Кторов стоял, но долго держаться на ногах не мог из-за боли в пояснице и, робко спросив разрешения, присел на самый краешек табуретки. Ильин сказал, что заговор раскрыт, все фигуранты этого отвратительного преступного деяния задержаны. Чекисты узнают правду очень скоро, всю правду и даже больше. Люди, впрочем, хотя их и людьми назвать трудно, понесут ответственность, и он, Ильин, почти убежден, что за измену Родине будет назначена исключительная мера наказания. Разумеется, не всем, кто-то выживет, даже получит срок ниже низшего предела, — это будет человек, который первым начнет говорить. Кторов молчал. Он думал о том, что настоящий допрос еще не начинался. Парни за его спиной о чем-то шептались. Скосив глаза, он увидел, что один из его будущих мучителей, снял пиджак и надел грязноватый рабочий халат, другой закатал рукава рубахи выше локтя, залез в клеенчатый фартук, которые выдают на бойне мясникам. Возможно, весь этот маскарад был нужен, чтобы его припугнуть. Кторов внутренне приготовился к тому, что придется пережить, и тут за его спиной кто-то третий, невидимый, шагнул вперед и поднес к шее какой-то шипящий предмет, Кторов дернулся так, что подскочил на полметра, казалось, к шее поднесли оголенные электрические провода, и снова садануло током, заряд прошил его от шеи до пяток, он закричал, боль стала проходить, новый удар, — он снова закричал, но не услышал своего крика, сознание потухло, как скуренная сигарета. Он лежал на полу, подошли люди, волоком дотащили до кирпичной стены, наручники оставили только на запястье правой руки, пристегнули их к ржавому кольцу, торчавшему из пола, надели на голову черный мешок, стало трудно дышать, он снова закричал от боли и обмочился. Дышать стало еще труднее, он начинал хрипеть, тогда давали воздух, но вместе с ним приходила боль, наступала темнота. Наконец, мешок с головы сняли, но светлее не стало, откуда-то, из этой темноты, появился седой благообразный человек с бородкой клинышком в белой курточке. Он задрал рубашку и сделал два укола в живот, третий укол в плечо, и раздеваться не пришлось, оказалось, что костюм с него уже содрали, а рубаха превратилась в лохмотья. После уколов заболела голова, тело стало слабым, будто было сделано из старых тряпок, и кое-как сшито, к горлу подступила тошнота, его вырвало. Ясно: мучители боятся, что у Кторова наступит болевой шок или сердце не выдержит, остановится, и вот позвали этого старого козла в белой курточке, доктора Айболита, уголовного лепилу с его долбаными уколами. Лучше бы не звали, а дали сдохнуть… Прошло какое-то время, — и стало немного лучше, он успел отдышаться, но снова кто-то сел на ноги, пришла боль, адская, нечеловеческая, почему-то казалось, что от нее лопнут глаза, вылезут наружу и лопнут, он закричал, кажется, сорвал голос и снова лишился чувств. Дышалось тяжело, на голове был темный матерчатый мешок, почти не пропускавший воздуха, его веревкой или ремнем стягивали на шее, когда Кторов готов был потерять сознание, воздух давали. Из этой темноты раздался незнакомый картавый голос: — Ты хоть понимаешь, что ты у этой сучки был вместо котенка? Она поиграла с тобой, использовала в своих целях и все… Бросила, забыла. Ты отдал за нее карьеру морского офицера, через два-три дня — станешь инвалидом, развалиной. Господи, ты уничтожил свою жизнь, и не стыдно быть таким дураком… Кторов уже запутался в лабиринтах боли и страха, он плохо себя контролировал и не мог поручиться, был ли этот картавый реальным человеком или это он сам, Кторов, выяснял отношения с собой же. Какое-то время он лежал на полу, сознание мутилось, на голове по-прежнему был мешок из темной ткани, — и снова раздался чужой, незнакомый голос, не тот противный, а приятный баритон, человек был совсем близко, чуть не в ухо говорил: — Кто тебе помогал? Кто, лучше скажи? Он промолчал, когда подступила боль, до крови прикусил губу. Стало казаться, что выворачивают руки, а те почему-то свободно вертятся, куда их крутят, направо и налево, — словно на шарнирах. Он слышал, как из темноты кто-то громко кричал, звал на помощь, значит, тут есть и другие задержанные, которых мучают, как и его, — крик вдруг оборвался, стало совсем тихо. А эта тишина была тонкой и хрупкой, как перетянутая гитарная струна. Тут неожиданно Кторов понял, что кричал он сам. Когда открыл глаза, вокруг были люди, которых он раньше не видел или все-таки когда-то видел, но забыл, они отстегнули наручники, помогли подняться и пройти в дальний темный угол. Ног он почти не чувствовал, колени подгибались, двое мужчин держали его под локти, не давая упасть. В углу оказался коридор, слабо освещенный, какой-то бесконечный, а дальше дверь в душевую. На деревянную лавку положили два полотенца, казенное застиранное белье, — майку, трусы и халат с завязками на спине, какие выдают в больницах, повели к душу. Кто-то вымыл ему голову, потерли спину и грудь, смывая засохшую кровь и пот. Потом подвели к раковине и дали зубную щетку, но руки дрожали так, что он не смог ее взять, тогда какой-то мужчина приказал оскалить зубы и почистил их, дал полоскание и сказал, что оно успокаивает кровотечение во рту. Зубы почему-то качались, если чуть надавить на них языком, а из десен сочилась кровь. Он стоял, держась за раковину двумя руками, смотрел на свое отражение в ржавом зеркальце, — и хотелось плакать. Нет, на лице не было ссадин, но, казалось, он постарел лет на двадцать, даже поседел, казалось, что глаза таки вылезли наружу и лопнули. Он долго пил холодную воду из-под крана, чтобы отогнать страшное наваждение, чувствуя боль в каждой клеточке тела. Хотелось умереть, но этого с ним не случится, его спасут, опять появится этот старый гриб в белом пиджачке и со шприцами, — вытащит с того света. Снова дадут передышку, может быть, покормят, и все продолжится. Кто-то сказал: пора. Он надел халат и поплелся назад, с трех сторон окруженной незнакомыми мужчинами. Они были готовы подхватить его на лету, если Кторов, не дай бог, оступится или ноги перестанут держать. За столом сидел Ильин и просматривал какие-то бумаги, Кторова он не удостоил даже взгляда, перевернув страничку, Ильин прикурил сигарету и, стряхивая пепел на пол, продолжил чтение, за его спиной горела яркая лампа на треноге, слепившая глаза, такие попадаются у фотографов. Кторов ерзал на табурете, ему снова хотелось пить, он качал языком зубы, чувствовал вкус крови и старался не замечать свой дикий животный страх, будто его не было. * * * Ильин закончил чтение, бросил окурок в жестяную банку и стал вертеть на указательном пальце брелок, он спросил, не хочет ли гражданин задержанный что-то сказать и снять с души камень. Кторову казалось, что передние зубы качаются так, что вот-вот выпадут и он выплюнет их один за другим или все вместе. Еще Ильин сказал, что он не белоручка и никогда не бегал от тяжелой грязной работы. А сегодня ее, этой работы, будет много, к сожалению. Кторов только заглянул за занавес, посмотрел одним глазом и увидел, что иногда случается с упрямыми людьми, которые стоят на пути социалистической законности, но теперь, когда время поджимает, Кторов зайдет за этот занавес. Он откроет для себя такие темные лабиринты, о которых раньше даже не слышал, не видел их в самых страшных снах. И все бы хорошо, все к лучшему, познавательные экскурсии расширяют кругозор, но, когда принимаешь решение, надо твердо понимать одну штуку: дороги назад, к людям, с свету — уже не будет. И Кторова, который сейчас сидит на этом табурете, этого красивого, полного сил и желаний мужчины, тоже не будет. Он превратится в комок боли, злобы и отчаяния. Впрочем, даже русский язык беден, чтобы передать словами то, что ими передать нельзя. Если уйти от сравнений и метафор, дознание на определенном этапе выходит из-под контроля. Здесь не поможет доктор с его уколами, даже господь бог. Что-то случается с психикой, мутится разум, попросту, человек сходит с ума, тогда он хочет одного — смерти. Это такое реактивное состояние психики, которое… Ильин за жизнь навидался разных видов, но даже ему бывает страшно смотреть на все это дерьмо. Он помолчал, внимательно глядя на Кторова, и сказал одно слово: — Ну? Кторов начал говорить. Он не хотел этого, но ничего не смог с собой поделать. Слова хлынули изо рта, как эта самая горячая блевотина… Его любовница некая Алевтина Крылова искала контакты в Генштабе ВМФ, чтобы расспросить знающего человека об операции «Гарпун». Не без труда, но Кторов, самый близкий ей мужчина, нашел такого человека, Архипова Вадима Ивановича, капитан-лейтенанта шифровальщика из Генштаба. Ему были нужны деньги, возможность заработать на протухшей, как он сам думал, старой информации, — этому предложению он обрадовался, как дитя погремушке. Для чего или для кого Алевтина хотела узнать подробности той военной операции, — Кторов не знает. Она только сказала про близкого друга, бывшего сослуживца еще по Северному флоту, который придет на встречу с человеком из Генштаба, когда тот приедет в Ленинград. Поговорит с ним и рассчитается. Вот и вся история. Ильин предложил Кторову вспомнить имя друга Алевтины, наверняка она называла этого человека по имени, иначе быть не могло. Нет, разумеется, Кторов не знал имени, он деликатный человек, никогда не лез к любимой женщине в душу, не ревновал к ее прошлому, к тем мужчинам, что были когда-то давно, до него. Последовала долгая пауза. Ильин вздохнул, встал, вышел из-за стола, присел на корточки перед Кторовым, положил мягкую ладонь ему на его голое колено, заглянул в глаза и сказал: — Прямо сейчас, сию минуту, мне нужно знать, как зовут старого друга Алевтины. Если имени ты не назовешь, — пинай на себя. Из этого вонючего сортира тебя вынесут наверх в конверте, в разобранном виде, бросят на свалке, на съедение одичавшим собакам. Ильин своими крупными голубыми глазами долго смотрел в помутневшие красные глаза Кторова, а потом спросил: — Ты мне веришь?