Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 26 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Принесите, что там у вас. Через минуту Ремизов вернулся, положил на пол бежевый чемоданчик из кожзаменителя и бумажный мешок. Из маленького пакетика вытряхнул на стол паспорт, сережку с блестящим камушком и колечко, немного деформированное. Паспорт был залит кровью, странички высохли, но не слиплись. Фотография, имя, отчество, прописка… Черных взял обручальное кольцо, отошел в угол, к раковине, пустил воду из крана. Он смыл кровь, протер кольцо вафельным полотенцем, сел обратно. Наклонил ниже отражатель настольной лампы, вытащил из нагрудного кармана небольшое увеличительное стекло, поддел кольцо на кончик перьевой ручки, стараясь разглядеть гравировку с внутренней стороны. — Алевтине от Макса с любовью, — прочитал он по слогам. — Для справки: Максимом зовут кафторанга Попова, законного мужа Алевтины Крыловой. М-да… Черных отодвинул кольцо, встал из-за стола, присел на корточки, вытряхнул из мешка на пол какую-то бесформенную сине-черную тряпку и сказал, что это, видимо, и есть то самое многострадальное пальто, вот кожаный сапожок с лопнувшей подметкой и оторванным каблуком, а вот шапочка из серой норки. — Вещи мы заберем, — сказал Черных. — Может, пригодятся. И ментам поможем. А то коллеги, не дай Бог, перетрудятся и надорвутся. Кстати, это не ваши «жигули» там стоят? — Мои, — кивнул Ремизов. — Вам негде развернуться? Я переставлю. — Да, пожалуйста. Где дактилоскопическая карта? — Я не дактилоскопировал труп. — То есть как? — Черных округлил глаза. — Простите, с самого начала не объяснил, что там произошло. Да, виноват. Гражданка выскочила прямо перед поездом, который уже набрал ход. Она от неожиданности выронила чемодан, он упал на пути между рельсами, даже не помялся. Локомотив ударил гражданку передком, она, уже мертвая, летела метров десять или того больше. Голени ног оказались поперек тех же путей, по которым шел поезд, ну, снова перед локомотивом. Машинист затормозил, но что толку. Некоторые фрагменты тела пришлось собирать совковой лопатой. Тот первый удар локомотива не то, чтобы убил ее… У нее мало сохранилось целых костей. Были выбиты глаза, вылетели зубы… — Можно взглянуть на Крылову, ну, на то, что от нее осталось? Черных встал и сделал знак Соколику, раскрасневшемуся от напряжения, мол сиди и не рыпайся, это представление для больших дядей. А чтобы было, чем заняться, пусть кроет расписку об изъятии из судебного морга вещей покойной Крыловой, — паспорта, сережки и колечка, у милиционеров нужно будет затребовать протокол осмотра места происшествия. Оставшись один, Соколик вынул из папки листки бумаги, поглядел на страшное пальто, ему казалось, что с появлением этой тряпки по комнате разлился смрадный отвратительный запах. Или только кажется? Нет, пахнет. Он подумал, если бы все же пришлось идти к той морозильной камере или секционному столу и взглянуть на человеческий фарш, господи, — его бы наизнанку вывернуло. И почему красивым женщинам часто выпадает страшная смерть… Когда закончили и вышли на воздух, оказалось, и «волга» госбезопасности уже развернулась, «жигули» переставлять не надо. Глава 3 Все документы, — протокол осмотра места происшествия, протокол допроса свидетелей, двух путевых обходчиков, работавших у стрелки, буквально в десяти метрах от места гибели Крыловой, а также опись вещей, хранившихся в чемодане, заключение судебно-медицинского эксперта, подписанное Ремизовым, — в полдень лежали на рабочем столе. Черных внимательно прочитал бумаги, подшил их делу и написал короткое постановление, что разработка гражданки Алевтины Крыловой прекращена в связи с ее гибелью в результате несчастного случая. Он закрыл папку, отодвинул ее на дальний угол стола, — еще одна ниточка, ведущая к Кузнецову, оборвалась, значит, поиски затянутся, — это плохо. Черных задрал ноги на стол, случайно столкнул бюст Карла Маркса с огромной окладистой бородой, которая закрывала все лицо, словно обезьянья шерсть, разрослась даже на щеках до самых глаз — и ни черта нет кроме этой животной страшной бороды. Почему-то вспомнилась физиономия судебного эксперта Ремизова, его аккуратно подстриженная бороденка, которую он все поглаживал, словно проверял, на месте ли, не пропала ли ненароком. Его уложенные каштановые волосы, полнота, выпуклая грудь, большая, — как у доброй бабы, — обтянутая безупречно чистым халатом, а под халатом импортная полосатая рубашка и крикливый петушиный галстук. Руки, ухоженные и теплые, обручального кольца нет, и еще очки в золоченой оправе, пижонские, такие в Москве достать трудно. Он с жеманством поводил плечами, прятал глаза, когда задавали вопросы… Он не похож на гомика, на столе под стеклом пара женских фотографий, это не мать и не сестра, — это, видимо, свежая добыча Ремизова. Наверняка он пользуется популярностью у женщин, и сам до женщин жадный, пахло от него как-то сладко, не «Шипром» за трешник, а дорогим импортным одеколоном, этот густой терпкий запах даже перебивал вонь хлорки и формалина, пропитавшие судебный морг. Неприятный тип, впрочем, неприятных типов в Москве хоть неводом лови — не переловишь, это к делу отношения не имеет, профессия Черных — это вечная возня с человеческим мусором, отбросами вроде этого самовлюбленного эксперта. Черных давно привык, что человеческий мусор неплохо выглядит и пахнет хорошо, но ткнешь пальцем, — одна гниль. Он написал на обрывке листка: надо выяснить, на какие доходы существует этот Ремизов, на зарплату простого судмедэксперта на новых «жигулях» не шиканешь, да, ничего конкретного этому типу пока не предъявишь, но есть чекистский нюх, есть опыт, который подсказывает, — дело тут непростое. Он вызвал Соколика и приказал написать заявку, чтобы как можно скорее, лучше сегодня же, рабочий и домашний телефон гражданина Ремизова поставили на прослушивание, а также организовали за ним наружное наблюдение. Сейчас у Черных шесть свободных от дел оперативников и две машины, но шестеро для квалифицированной слежки — мало, нужно еще как минимум шестерых сотрудников, а лучше — десяток. Соколик быстро настучал на машинке текст, подписал и побежал в главное здание исполнять приказ. Вскоре, получив добро, он вернулся с новыми бумагами. В папке вчерашняя сводка происшествий по Москве и Ленинграду, — тишь и гладь. Человек с приметами гражданина Кузнецова не был обнаружен, — это и так ясно. Еще папка содержала план мероприятий по проверке жилого фонда Ленинграда, злачных мест, ресторанов, питейных заведений и катранов с целью поиска Кузнецова и еще несколько бесполезных бумажек, — три донесения внештатных осведомителей, куратором которых был Черных. Снизу листки, исписанные убористым подчерком Заслуженного артиста СССР Сергея Иванова. У парня сейчас трудный период, вопрос, пустят его на зарубежные гастроли или дадут поворот, — еще не решен, вот и старается, имитирует кипучую деятельность, чтобы на Лубянке его не забыли. Нехотя, через силу Черных начал читать, через некоторое время он перечитал опус Иванова и повторил вслух засевшую в голове мысль: — Кольцо с изумрудом в обрамлении мелких бриллиантов, родинка на правой части подбородка… * * * Черных полистал записную книжку, набрал служебный телефон театрального администратора, представился референтом из республиканского министерства культуры и попросил позвать артиста Иванова, срочно. Когда тот взял трубку, спросил, точно ли Иванов описал ту дамочку из ресторана, ну, которая из Питера? Тридцать с небольшим, кольцо с сапфиром, родинка на подбородке с треть копеечной монеты… Тогда надо немедленно где-то пересечься и поговорить. Но только не в сквере, метро или ресторане, все-таки Заслуженный артист — человек известный, ему светиться не следует, можно в машине, Черных сам подъедет к театру. — Давайте после дневной репетиции, — попросил Иванов придушенным голосом, видимо, при администраторе ему неловко было разговаривать. — Пожалуйста. — Давайте я буду решать, когда встретиться, — отрезал Черных. — Выходите из служебного подъезда минут через двадцать. Машина подъехала к театру с большим опозданием, Иванов в нахлобученной на глаза шапке из меха рыси, замотанный в шарф, окоченел на ветру. В машине он немного отогрелся, ожил и, поборов волнение, стал связно отвечать на вопросы. Действительно, два дня назад он ужинал в ресторане Всероссийского театрального общества, сокращенно ВТО, на Пушкинской площади, по левую сторону от памятника поэту, с ним в одной компании оказался актер Вахтанговского театра со своей поклонницей и еще одна знакомая, — девушка милая, но далекая от театральной жизни.
Актер был навеселе и травил байки, как у него в гримерной после окончания спектакля «Принцесса Турандот» пьянствовал с Михаилом Ульяновым, Василием Лановым, ну, и Вячеслав Шалевич с ними, даже за бутылкой сбегал, когда не хватило. Вышли из театра, нос к носу столкнулись с милицейским патрулем, могли получить кучу неприятностей, — сейчас с пьянством строго, за стакан водки можно в вытрезвителе переночевать. Хорошо, что старший милиционер сразу узнал Михаила Ульянова, перетрусил, побледнел, назвал артиста маршалом Жуковым, которого Ульянов сыграл в фильме «Освобождение», — козырнул и отвалил. Вот она народная дремучая, беспросветная серость: уже немолодой милиционер до сих пор, через 40 с лишним лет после войны, уверен, что маршал Жуков жив, неплохо выглядит, даже гуляет по Арбату в нетрезвом виде. Черных попросил, — давайте без лирики, мимо пьянства, — прямо к делу. Иванов сказал, что его любопытная юная знакомая, далекая от театра, углядела в ресторане директора одного из ведущих столичных театров Олега Вихрова, человека с феноменальными связями и возможностями, и спросила, что это за мужчина и вот та интересная дама рядом с ним. С Вихровым давно все ясно: года два-три назад он похоронил жену и с тех пор ищет утешения в обществе лучших представительниц женского пола, — это его призвание, хобби, — его жизнь. Обычно девушки завидные, бывшие выпускницы балетной школы при Большом театре, танцовщицы ансамбля «Березка» или «Гжель». На первый взгляд они хороши, но на вкус Иванова, какие-то одинаковые, словно целлулоидовые куклы, — все на месте, но чего-то не хватает. Новая подружка Вихрова — другого поля ягода, — не из танцовщиц, своеобразная, такую увидишь и сразу запомнишь, — точеное лицо, темные волосы, крупные синие глаза. И фигурка — дай Бог. Она не молодая девочка, на вид тридцать или чуть больше. Есть в ней какой-то внутренний свет, порода. Везет Вихрову, впрочем, завидовать нечему: для женщин он просто нужный человек, искренних чувств к нему никто не питает. И тут как в зад шилом: мало ли, вдруг эта болтовня заинтересует друзей из Госбезопасности. Иванов сказал своей девушке, что скоро вернется, подсел к знакомым за соседний с Вихровым столик и заказал вина. Он оказался совсем близко от могущественного директора, сидел боком к нему, не попадая в поле зрения, и мог слышать разговор. Он не все понял, пришел-то с опозданием, но общий смысл ухватил, — эта особа просила Вихрова как-то поспособствовать ее выезду за границу, хотя бы в ГДР, а лучше на Кубу. Мол, можно оформить документы, — для нее это не самая острая проблема, что она якобы родственница директора, нуждается в лечении за границей, а он ручается и ходатайствует за нее перед начальством, что не сбежит и вообще — морально устойчива, уже была за рубежом, и никуда не делась, вернулась обратно. Директор — человек всемогущий, ему организовать такую поездку раз плюнуть, а ее благодарность будет безмерна. Вихров, как и сказано в донесении, называл красотку Алевтиной, видимо, это знакомство для него не новое, но прежде он успеха не имел, только ходил и облизывался. А что за болезнь? — пошутил Вихров. Они рассмеялись. Вихров стал серьезным и сказал, что он может многое, но все-таки — не господь бог, поездка за границу — это не поход в баню, тут надо больших людей подключать, только его ходатайства будет мало. Понятно, на что намекал, — и женщина откликнулась, повторив насчет благодарности, — она будет безмерной. Вихров сказал: тут не надо мудрить со всякими болезнями, это только усложнит ситуацию. Надо по-другому: оформить Алевтину в ЦК ВЛКСМ или в профсоюзы, прямо в ВЦСПС, на техническую работу, вроде помощника бухгалтера. Сотрудники этих контор не вылезают из заграничных поездок. Алевтине не придется сидеть в душном кабинете, просто в отделе кадров будет лежать ее трудовая книжка, когда очередная делегация поедет за границу, может быть даже в капиталистическую страну, кто нужно похлопочет, сделает пару звонков… И ее включат в состав делегации, — все просто. Собеседница сказала директору, что он гений. Вихров облизнулся и проглотил наживку. Дальше заиграла музыка, Иванов почти ничего не слышал. Пришлось пить вино и ждать, но без результата. Музыка играла долго, с короткими перерывами, а когда выступление закончилось, Вихров с дамой пошли на выход. Черных внимательно выслушал артиста, задал несколько вопросов и сказал, что случайно в кармане завалялось несколько женских фотографий, возможно, кого-то из этих женщин артист встречал? Вытащил, перетасовал фото, словно колоду карт, развернул веером. Артист без раздумий ткнул пальцем в фотографию Алевтины Крыловой. — Вы не ошиблись? — спросил Черных, чувствуя волнение охотника, увидевшего близкую добычу. — Это точно она? Актер снисходительно улыбнулся, можете верить опытному ловеласу, — он узнает женщину, запавшую в душу, даже в полной темноте, без фотографии. Черных убрал карточки. — Эта встреча в ресторане состоялась третьего дня? Может, раньше? — Езжайте в ресторан ВТО, метрдотель подтвердит мои слова. Этот жук все помнит. Итак, Крылова жива и неплохо выглядит после инцидента на путях, где ее сбил скорый поезд. Но чьи останки показывал в морге Ремизов? Для каких целей Крыловой нужно инсценировать свою смерть — понятно, она не хочет встречаться с сотрудниками Госбезопасности и отвечать на неудобные вопросы, она боится разоблачения, следственной тюрьмы, ей есть чего бояться… Но откуда у этой особы документы, чтобы подтвердить ее родство с Вихровым? И паспорт, чтобы выехать из страны? Она ведь сказала, что документы — не проблема. Это для кого же в этой стране не проблема паспорт с разрешением ОВИРа на выезд? Или бумаги о родственных связях с Вихровым? Родства нет, но можно достать документы, что Вихров и эта дама — родня, так получается. Она эти документы нарисует или на кухне в кастрюле приготовит, как готовит борщ? Чудеса. Черных задал уточняющие вопросы, получил ответы и сказал, поездка этой красотки за рубеж вряд ли состоится, а вот Иванов пусть не волнуется, даже если театр соберется не в Болгарию, а в Нью-Йорк, Париж или Рим, — он будет первым в списке на выезд. * * * Черных вернулся на службу, позвонил в приемную заместителя начальника второго главного управления КГБ генерал-майора Петра Карповича Шумилина и сказал, что есть срочное сообщение. Вскоре оттуда перезвонили: ждут через час. Черных рассказал, как повернулись обстоятельства дела и попросил выделить несколько оперативников для слежки за театральным директором Олегом Вихровым. Четыре дня прошли впустую. Директор, как неутомимая пчелка, порхал от ресторана к любовнице, молодой массажистке, и обратно в ресторан, попутно на ходу встречался с темными личностями, обделывал какие-то делишки, звонил высоким чиновникам, что-то просил и что-то обещал. На пятый день его, выходившего из театрального подъезда, остановили и засунули на заднее сидение казенной машины, отвезли в ближайшее отделение милиции, так было удобнее, спустили в подвал и оставили в следственном кабинете. Первый час с Вихровым разговаривал Соколик, заносил в протокол общие данные, год и место рождения, образование и проч. Вихров так переживал, так волновался, что с разрешения Соколика принял пару импортных пилюль от давления, но это не помогло, носом вдруг пошла кровь, которую долго на могли успокоить. Еще через час приехал Черных, открыл дверь, увидел директора и пошатнулся, как от удара: Вихров, бледный как смерть, сидел на стуле посереди кабинета, пальто и пиджак валялись на полу, белая рубаха, расстегнутая до пупа, голая грудь, — вся залито кровью. Черных, решив, что Соколик опять опережает события, лезет с кулаками, хотел вызвать его в коридор и отчитать, но недоразумение быстро разъяснилось. Оставшись с директором один на один, Черных представился, сказал, что допрос останется в тайне для всех знакомых режиссера и не будет иметь последствий лично для уважаемого Олега Вадимовича, если он правдиво ответит на несколько вопросов. Беседа длилась часа два. Вихров немного успокоился и рассказал, что познакомился с очаровательной Алевтиной Крыловой в Питере, просто в ресторане, она пришла с подругой, сидела за соседним столиком, а он был в тот вечер один и тосковал. Слово за слово, они долго гуляли по городу и расстались у ее подъезда, он настаивал, но она отказала. Потом была еще одна встреча, но никаких гостиниц, кроватей, никакой пошлости. Тогда Вихрову казалось, что он встретил большую любовь, возможно, последнюю, они дважды встречались в Москве, один раз ходили на закрытый показ скандального итальянского фильма, другой раз посидели в ресторане ВТО. Просьба Алевтины помочь с выездом за границу его не удивила, он выслушивал от женщин и не такие вещи, конечно, он дал слабину, согласился, через одного большого человека в ЦК ВЦСПС, устроить ее по профсоюзной линии на какую-то должность, а потом отправить в составе делегации куда-нибудь в Европу. Дело требовало времени, минимум двух-трех месяцев, но Алевтина спешила. Обещала перезвонить уже на следующий день после ресторана, но пропала, возможно, она чего-то испугалась, но чего именно? Вихров, как честный человек, даже хотел в КГБ обратиться, но боялся, что не поверят, — прямых доказательств этой страшной догадки у него нет. Вот и все: как на исповеди. Ладно, хватит, — махнул рукой Черных. Он закрыл папку с записями и внимательно посмотрел на режиссера: — Вы, уважаемый Олег Вадимович, венерических болезней не опасаетесь? — Опасаюсь, — кивнул Вихров, он уже справился со страхом и хотел выглядеть бодрым. — Но это профессиональный риск. Красивые женщины увядают без театра, а я без них. Недавно в «Литературной газете» читал, что американцы в Африке ставили опыты на обезьянах, ну, чтобы получить новое биологическое оружие. Вирус как-то вырвался на свободу из их лабораторий и теперь распространяется в США. Передается через кровь и половым путем. Лекарства от него нет, а муки страшные. Называется — СПИД. Вот чего бояться надо, а не триппера. Правда, в газетах пишут — до нас этот ужас не дойдет. — Вы верите газетам? — Черных улыбнулся, не разжимая губ. — Дойдет ваш СПИД и сюда. И очень быстро. Он вызвал из коридора оперативника и приказал, чтобы Вихрову дали умыться и на казенной машине доставили до дома. Тот засуетился, неумело скрывая радость, на прощание протянул Черных руку, но тот руки не подал. Глава 4 Вечером была назначена встреча с фронтовым другом покойного отца, отставным генерал-майором Сергеем Климовичем Озеровым, он когда-то помогал Черных делать первые шаги в Центральном аппарате КГБ, взял за руку и провел по этому огромному лабиринту, с его широкими улицами, темными закоулками, тупиками и страшными подвалами, кое-чему научил, позже предлагал запросто устроить перевод из второго главного управления в первое, во внешнюю разведку, на хорошую должность. Черных долго колебался, переводиться или нет, пару ночей не спал, с бывшей женой советовался, — и отказался. Озеров, высокий и сухопарый, с короткой стрижкой седых волос, явился в ореховый зал ресторана «Прага» точно в шесть. В темном в полоску костюме, бордовом галстуке и оксфордских ботинках он был похож на иностранца. Сергей Климович больше десяти лет работал «под дипломата» в Америке, усвоил хорошие манеры, после выхода в отставку, разумеется, в узком кругу единомышленников, стал резко отзываться о некоторых руководителях Комитета и высших партийных чиновниках, впавших в маразм, которые цепляются за власть уродливыми ручонками и не уйдут, пока их не вынесут из служебного кабинета вперед копытами.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!