— Что это было? — спросил я. — Такой же вопрос крутится у меня на языке, — жена взяла меня под локоть. — Неужели высшие силы решили над нами немного сжалиться?.. ГЛАВА 19 День 30-й. Откуда-то из параллельной галактики, — сквозь кромешную темноту — доносятся сигналы братьев по разуму. Мелодия показалась мне спросонья знакомой, слова я тоже уже где-то слышал… Jeszcze Polska nie zginela, Kiedy my zyjemy… — Артур! — подала голос с кровати Татьяна. — Звонок!.. Jeszcze Polska nie zginela, Kiedy my zyjemy… — Артур… звонят! На третьем — или четвертом? — проигрыше первой строфы «Марша Домбровского» я наконец-то сообразил, что то, что я сквозь сон принял за сигналы инопланетных гуманоидов, это всего лишь рингтон мобильного, который мы с Татьяной не далее, как вчера вечером, выкупили за пятьдесят паундов у поляка Янека. Я поднялся с раскладушки; взял со стола сотовый с осветившимся экраном. Каким-то чудом, ткнув наугад, нажал на нужную кнопку; поднес к уху. — Hi, Arthur! — донесся из трубки знакомый голос. — This Gjito… — Hello, boss. — Hard to sleep, Arthur?! — Hard to work, dear boss, — мрачно усмехнувшись в темноте, сказал я. — Tell me, please, what time? — At a quarter to five in the morning… Our plans for today changed. — I listen carefully. К тому времени, когда я закончил телефонный разговор с Джито, Татьяна уже успела встать. Нашу комнатушку осветил теплый неяркий свет настольной лампы — ее еще на прошлой неделе откуда-то притащил Колян. Жена, нисколько меня не стесняясь, сняла короткую майку, надетую на голое тело. Несколько секунд я имел возможность любоваться узкой талией, плавно, округло переходящей в широкие бедра, и нежными полушариями, между которыми, закрепленный на свисающей с шеи тесемке, покачивается чехол с деньгами; затем плотная ткань надетого ею халата скрыла от меня женские прелести. Я невольно коснулся собственной груди, проверяя, на месте ли мой носимый «кошель» — на днях его смастерила жена. Я еще не привык к этой полезной — необходимой в наших условиях — вещице; не привык к тому, что многие подобные нам личности здесь хранят деньги не в портмоне, не в сумочке, и не под матрасом или подушкой, и даже не в банке; а вот так: за пазухой, на сердце. Мои пальцы нащупали сквозь матерчатую поверхность кошеля плотный сверточек — сложенные пополам купюры с ликом Ей Величества. Все в порядке, денежка на месте, в кошеле на груди. В последние дни наши отношения — мои и Татьяны — заметно улучшились. Возможно, я слишком оптимистичен, но мне кажется, что я близок к тому, чтобы быть прощенным. За прошедший месяц у нас, кстати, так и не случилось разговора по душам. Мы ни разу не переспали; хотя уже третью неделю живем в одной комнате, а порой и засыпаем в одной кровати. Мы не затрагиваем в редкие минуты отдыха те или иные события прошлого; все силы уходят исключительно на то, чтобы не двинуть кони в том настоящем, в котором мы довольно неожиданно для себя оказались. Возможно, это и к лучшему, что у нас нет не то что времени, но и возможности для выяснения отношений. Все наше время, все наши силы без остатка уходят на выживание. Одуряющая работа, прием пищи, дорога до пакгауза и обратно, короткий обморочный сон — вот все актуальное содержание нашей здешней жизни. — Что сказал Джито? — поинтересовалась жена. — Сегодня вместо пакгауза отправляюсь на сельхозработы. Я быстро убрал постель; собрал раскладушку и убрал ее в нишу. — Что, прямо сегодня — в «поле»? В воскресенье? — Да. — Это радует, — сказала Татьяна. — В таком графике, как ты работал… на двух пакгаузах… Уж лучше тогда на ферму. Я потрогал подбородок — на щеках уже наросла недельная щетина. — Но ты, кажется, не очень доволен? — Не знаю… Наверное — да, доволен. — Кто еще поедет на фарм? Из нашего дома? — Оба литовца. — Мне показалось, или в разговоре промелькнуло имя нашего «приятеля»? — Джито сказал, что Николай тоже должен ехать… Его включили в бригаду. — Кто старший? — Джимми. Этот… Мы на короткое время прервались — затрезвонил будильник, выставленный на без пяти пять утра. Я хлопнул по нему сверху ладонью. — Этот урод повезет нас на какую-то ферму, — закончил я прерванную заливистой трелью мысль. — Джито сказал — «слушайтесь во всем Джимми, он будет боссом для сельхозрабочих…» — Артур, не заводись… — Жена подошла вплотную ко мне. — Вчера вечером, когда приезжали индусы… Ты смотрел на него волком. — Джимми опять пялился на твои колени! — Тебе не все ли равно? — Мне не все равно, — угрюмо сказал я. — Ну, хоть это-то радует… Но ты не заводись там, на поле. Держи себя в руках. Ладно? — Постараюсь, — хмуро сказал я. — А как ты Николая поднимешь… на этот вот подвиг? — Пинками, — сказал я. — И угрозой применения «высшей меры». — То есть? — Я найду способ мотивировать нашего «приятеля» — хватит ему под убогого косить. Кстати, Таня… — Да? — Почему бы тебе не взять сегодня выходной? — Зачем? — Деньги-то мы получили наконец… Отдохнешь, выспишься. В маркет спокойно сходишь — без спешки. До двух пополудни почта работает, можно будет перевод отправить. — Дождусь, когда у тебя будет выходной. Вместе отправим денежный перевод. Татьяна вдруг погладила меня по заросшему щетиной лицу. Потом, привстав на цыпочки, поцеловала меня в щеку. Это было так неожиданно, что я ощутил, как горлу подкатил комок. — Я в душ, — сказала она, выскользнув из моих объятий. — Ты — второй в очереди.