Карта южного мыса для Ванга за два дня прорисована вчерне; теперь надо было аккуратно простроить все мелкие детали. Меж тем я думал про себя вот о чем. Допустим, они найдут, как пробраться по бровке мыса на Гору. Допустим. Что они там будут делать? Петеан ясно сказал: с ними нужно идти мне, и то при условии, что он мне толком все объяснит. Ни один уважающий себя бонефикус не полезет на девятисаженный обрыв. И я, кстати, тоже не полезу. И Петеана не пущу, даже если он вдруг и соберется. Ладно, единственный способ не пустить Петеана – это взяться самому или найти кого-то себе на замену. Со вторым у меня совсем кисло, а первое – это надо идти к нему. А карту кто чертить будет? Я спустился с чердака в некоторой растерянности. То ли вскакивать и бежать к Петеану, то ли дорисовывать Юг (по которому, как по мне, все равно не пройти), то ли вчерне срисовывать северную гряду, чтобы показать брату оба берега, а всерьез чертить только тот, где легче пробраться? Рабочая комната, как всегда в погожее утро, была заполнена прозрачным рассеянным светом. Если открыть пару дверей, то сюда будет долетать полоса утреннего солнца из окна над входной дверью; а так доставало света, отраженного Горой и заливом. Светло, и глаза не режет. Для моей работы – лучше не придумаешь, не то что вечером, когда лучи шпарят прямо в глаза, пока солнце не закатится за Гору. И тогда надо держать ухо востро, потому что сначала-то солнце прячется за один из южных отрогов, и только глаза привыкнут к мягкому свету белого фонаря – и вдруг бац! – между телом Горы и отрогом снова стреляет солнечный свет. Утром же сюрпризов не бывает. Ну, пасмурно – засветишь фонарь. Просветлело – погасишь. Так что я стоял, задумчиво глядя на стол, над которым между стеклами лежала защищенная карта. Вечером я закачу фонарик под стекла и буду работать на просвет. Сейчас можно держать вчерне сделанную копию рядом, сбоку и рисовать вприглядку. Но… Я моргнул. Учиться у Петеана. Чему он еще научит. Стоять прямо, смотреть всем собой. И что я еще могу увидеть там, где было все привычно и усвоено? Я не хочу никаких приключений и изменений. – Не хочу, – жалобно сказал я вслух, глядя, как над белым прямоугольником растянутой части карты поднимается прозрачное мерцание. Обрывистые берега южного мыса, резко обрезанные краем карты склоны Горы, цепочки цифр – глубины? – по заливу и объемный, многоцветный, испещренный пиктограммами, пронизанный внутренними структурами, увешанный, как праздничными шарами и флагами, вынесенными вверх пометками и комментариями – Мост. То есть примерно треть Моста и южный въезд. Там, где карта была свернута в рулон, прозрачное объемное видение комкалось и втягивалось под свернутую бумагу. Я молча обошел карту, ткнул пальцем в первое попавшееся облачко комментариев, привязанное прозрачной нитью к глубинам Первой Арки. Облачко приподнялось, раздулось, надпись увеличилась. Вторая опреснительная станция, основное питание – внутренняя турбина 1А, дополнительное питание – сквозная энерголента 2-го уровня, аварийное питание не предусмотрено. Я отошел. Облачко уменьшилось и затерялось в мареве себе подобных. Я постоял перед картой еще некоторое – боюсь, непозволительно большое – время и кинулся к ящикам. У меня лежала еще стопка университетских карт, уже откопированных – последние, еще не возвращенные в основной архив. Я почти успел воспрянуть духом, но пятая и небольшая, изорванная седьмая карты подтвердили мои опасения. Не только защищенная королевская карта. На обычных, рабочих картах тоже были – бывали. Существовали. Могли быть где угодно. В любой из уже откопированных мной со всем тщанием карт могли быть дополнительные, видимые только магическим зрением слои. Или просто пометки. Какая разница. Любая из сделанных мной копий могла оказаться неполной. Любая. Я вытащил ламинированные копии тех университетских карт, на которых были магические пометки, и переложил их на полку неоконченного вместе с оригиналами. Перебрал все оригиналы, которые вообще были у меня дома. В какой-то момент понял, что не вижу ничего над королевской картой и это значит, что… Значит, что все надо перебирать заново, по крайней мере с той карты, на которой была последняя найденная мной невидимая пометка (это была подпись «все наврано!» с полустершимся росчерком). Не смог заново рассмотреть видение над королевской картой; сбегал попить кофе, смог, перебрал все еще раз, косясь на прозрачный силуэт Моста над столом. Отсортировал те оригиналы, на которых не было никаких сюрпризов. И вдруг сообразил, что все равно, возможно, вижу не все. В полутемной комнате (солнце давно закатилось за Гору) единственным светлым пятном был реющий над столом цветной мираж. Я вскочил и побежал. Хоть как-то я взял себя в руки уже перед Петеановой дверью. Несколько раз вздохнул, выдохнул и позвонил в колокольчик. Прошлый раз я был тут с братом и старыми капитанами, по их делу. А сейчас – сам и по своему. Если бы не Петеан, я бы так и не узнал, что моя работа имеет ужасный изъян. Может, мне и было бы спокойнее не знать. Но всю жизнь вкладывать душу в профанации? Ну нет. Шаги послышались довольно быстро, но дверь не отворилась. Что-то брякнуло. Раздалось сердитое бормотание, металлический лязг. Еще несколько ударов, будто кто-то стучал по двери изнутри. Опять лязгнул металл, опять приглушенный голос, щелчок, лязганье – наконец дверь отворилась. Передо мной стояла нахмуренная Локи. Ее освещал снизу фонарь, подвешенный в длинной сетке через шею. К правой руке ее был примотан черным кожаным ремешком острый железный штырь, а к левой – плоскогубцы за одну из ручек. Локи зацепила плоскогубцами сетку, в которой висел фонарь, и протянула его в мою сторону. – Слушай, я тебя где-то видела, но не помню где, – сказала она, не делая ни малейшего движения, чтобы впустить меня в дом. Я набрал в грудь воздуха и начал привычно объяснять свои обстоятельства, как вдруг сообразил, что она, кажется, имела в виду что-то неожиданно другое, и запнулся. Она воспользовалась паузой: – Ничего подобного. Я отлично помню твое лицо и твои кудряшки. Но не помню, при каких обстоятельствах я тебя видела. У меня было… несколько сложных дней. Так где мы виделись? КУДРЯШКИ?! Так. Хорошо. Это потом. – Ну, мы с капитанами приходили как раз тогда, когда у тебя культи воспалились. И меня доктор позвал помогать, когда тебя лечил. Хотя этого ты как раз, наверное, не помнишь. А! Мы еще с Петеаном обсуждали, какие тебе лекарства доктор оставил, ты уже в себе была и вот тогда точно могла меня видеть. – А, точно, – она улыбнулась и посторонилась, – Петеан придет, наверное, уже скоро. Заходи, подождешь, заодно я тебя использую чайник раскочегарить. Я зашел, занялся чайником на крошечной Петеановой кухне. Локи гремела чем-то в коридоре. Я пытался вспомнить, что она мне только что сказала обо мне – что помнит мое лицо. И еще что-то. Вылетело. Ну, разумеется, вылетело, я-то не нулевой восприимчивости к магии. Но. То есть ее можно было бы – будь у нее руки, – можно было бы попросить нарисовать мой портрет, например. И никто бы не запоминал этот портрет. Что она сказала, кроме лица, что-то очень смешное? Нет, не помню. А кстати, еще большой вопрос, не благо ли для меня, что этого никто не помнит. Может, у меня борода клочками – в мои годы явно на лице уже должно что-то расти. Или нос в пупырышках. Что-то неожиданное и смешное, но не унизительное. Ну и ладно. Пусть она за меня знает. Локи вошла, села, удовлетворенно вздохнула. – Все-таки заперла. Я содрогнулся от стыда. Мне же задвинуть засов – два движения. Локи присмотрелась ко мне, стоящему с чайником наперевес, и хмыкнула. – Мне все равно надо учиться, не нервничай. Уже отлично, что я сейчас буду пить чай. Мне во-он в ту кружку. У во-он той кружки была непривычной формы ручка. Как раз под одну клешню плоскогубцев. Судя по всему, Петеан помогает Локи приспособиться. Она ловко наткнула на штырь маленькую булочку из корзинки и отправила в рот, аккуратно воткнула плоскогубцы в ручку кружки и отхлебнула чаю. – Отлично. Итак, тебе нужен старый Навиген. Я могу чем-то помочь? – А он как скоро придет? – Вот, жду с минуты на минуту… Кстати, не пойдешь ли ты открыть дверь? Стучат. Я открыл. Ввалился Ванг, отодвинул меня в сторону и заорал прямо от дверей: – Петеан! Собирайтесь, срочно нужно! – А его дома нет, вот ждем, – сказал я. – Ох, – ответил Ванг и съехал спиной по стене, – Айрен свалился с обрыва, очень неудачно. – Вы что, без карты полезли? – в ужасе спросил я. – Ну, думали дорогу разведать. Так-то я вприглядку понял, что там только три места реально сложных. Если бы мы поставили леера… Где Петеан? – спросил он у появившейся в коридоре Локи. – Он не сказал. Обещал к темноте вернуться. – Я пойду его искать. Штурман, ты со мной? – А куда? Ванг задумался. Я понял, что через пару секунд у него уже будет два или три гениальных плана. Но, к счастью, дверь деликатно скрипнула, и Петеан с очень мирным видом принялся вытирать ноги о половичок. – Здравствуйте, молодые люди… Капитан, у вас усталый вид, что случилось? Через очень недолгое время Локи похлопала меня по плечу плоскогубцами и сказала: – Вообще-то чай еще не остыл, я думаю. Я задвинул засов, и мы пошли пить чай. Мы сидели молча. С одной стороны, интересно было бы узнать у Локи: как ее дети оказались в королевских яслях? Почему она считала нужным их такой ценой оттуда вытащить? Я, в конце концов, сам там вырос, вроде не такое плохое место для ребенка. Откуда она сама родом? Как попала на Мост? А с другой стороны, как-то она не похожа на человека, готового это все рассказывать. – Я в библиотеку, – сказала она, допив чай, – если хочешь, тоже туда приходи, там кресла и светло. Но вообще и тут полка с книжками. Бывай. Я долил в чашку свежего и пересел поближе к полке, подумав, как приятно наконец встретить кого-то еще менее общительного, чем ты сам. Петеан вернулся часа через два. Локи уже не было и в библиотеке – видимо, ушла спать. Я хлопотал на кухне, а Петеан рассказывал как и что, совершенно не заморачиваясь кому. Тому, кто накладывает еду в тарелку и наливает чай – а Локи это или я, какая разница?.. Айрен сломал позвоночник в трех местах, остался жив чудом; сейчас здоров, но без памяти и пробудет там не меньше суток, а после будет слаб недели три. Сказывается предыдущее ранение. Магия магией, но нельзя же собрать человеку тело из одной магии, лепить заплатку на заплатку. Ванг с Журом понесли его потихонечку туда, где он будет отлеживаться, а завтра придут сюда. Говорить со стариком о моих делах было очевидно бесполезно, он клевал носом. Я прогнал его спать, как ворчливая экономка, а сам принялся мыть посуду. Не оставлять же ее на Локи, ха-ха. Домой я спать не пошел – а то утром прибегут эти двое или еще что случится, и я Петеана не поймаю. Вместо этого я уплелся в пустующую детскую, воспользовался стопкой детских матрасов и парой детских же одеял. Я и так сплю, свернувшись калачиком, так что особых неудобств не ждал. Ну, без подушки (может, они где и были, да как найдешь в темноте?). Одеяла, конечно, всю ночь расползались; под утро я наконец изловчился завернуться понадежнее и проснулся уже поздним утром, в залитой солнцем комнате, уткнувшись носом в стену. На кухне стоял грохот: Локи побеждала чайник. Я сказал «привет», взглядом предложил помощь, она мотнула головой. Оставалось только повесить чайник на крючок и подтереть воду, пролитую в предыдущих попытках. Внимательно, не торопясь, она завела крюк штырем в подвеску чайника, осторожно убрала плоскогубцы и сунула штырь в кольцо на них. Что она делает? А, берет крышку. Я тем временем нашел тряпку, кинул на пол и повозил ногой в самых мокрых местах. Ноги у Локи не хуже моих… Хотя нет, она же еще и хромает. Ну, с точки зрения вытереть лужу ногой я ее не обделю. – Я огонь зажгу? – А там угли должны быть в глубине, если затухло – тогда поможешь, – пропыхтела Локи, присев на корточки с зажатой в плоскогубцах лучиной, – а то правда долго… Угли нашлись. В корзинке у Локи лежала гора свежих булок. К запаху чая вышел заспанный небритый Петеан. Абсолютно белая щетина внезапно делала его на вид гораздо старше, чем обычно. Ну и то сказать, если у него пятьдесят лет назад были взрослые сыновья… Маги стареют медленнее, но вопрос еще насколько? Петеан взял булочку и чашку, я налил ему чаю и сел напротив. Локи, зажатая нами в дальний угол стола, спокойно прихлебывала из своей чашки. Старичок слушал меня сочувственно. – Я так думаю, университетские карты вам придется все перепроверить. Так, насколько я помню, невидимая информация попадается где-то на каждой пятой. Но что за дурак вас учил?.. Ладно, ладно, хотя это немыслимо, конечно. – Но вы же были королевским магом, – спросил я, помявшись, – как получилось, что вы… настолько не такой, как все? – Хе, – сказал Петеан, – тут видите какое дело. Королевские маги, в отличие от гильдейских бонефикусов, это были… своего рода выкидыши. Ведь при рукоположении бонефикус присягает руководителю. – Ну конечно, – сказал я озадаченно. – А королям было желательно иметь при себе обученного мага, не подчиненного кому-либо, кроме них самих. Вот иногда выпускник не вступал в гильдию, а присягал королевскому дому. Как капитаны или как гвардейцы.