Спускаться было еще страшнее, чем подниматься. Оба моряка передо мной крепко держались за перила и ступали с оглядкой, так что мне хоть не было стыдно, что я трушу. Хорошо еще, что гладкая, как намыленная, поверхность ступенек совершенно не скользила. А если смотреть только себе под ноги, то и не страшно, и голова не кружится. Но вот легкая белая дымка в теле виадука потемнела, стала гуще, еще десяток ступеней – и виадук влился в черноту Моста. – Я к Петеану, – сказал я, борясь с последним приступом головокружения. – Мы к цирку, – ответил брат, кивнул, и они ушли. У Петеана сидели старые капитаны и обсуждали то, что в бывшую Печальную площадь начали проваливаться дома. Локи не показывалась. Петеан приспособил меня сходить за ужином, после чего усадил за объемную магическую каллиграфию. Даже и не знаю, радоваться или печалиться тому, что ею можно заниматься и вовсе без света, линии светятся сами. Кляксы, впрочем, тоже. На «уже темно заниматься» не свалишь. Я чертил и стирал, пока не услышал голос брата. Ванг препирался с Петеаном насчет возможности взойти на Гору по северной бровке, Петеан ругал его безответственным руководителем и перечислял переломы и внутренние повреждения, которые пришлось исправлять в многострадальном айреновском организме. Локи и Жур молча жевали. Капитаны, по всей видимости, разошлись по домам. – Ванг, – сказала наконец Локи, облизав ложку, – я точно знаю, что Бран просил по этому поводу аудиенцию у его величества. У него была какая-то идея, но вернулся он очень расстроенный. У меня тогда был жуткий… не знаю, как у вас это тут называется… болела я по беременности. Так что он мне толком ничего не рассказал, но, если бы была какая-то возможность подняться пешком и король бы о ней знал, вряд ли дело так повернулось бы. – Ну, король мог расстроить Брана и чем угодно другим, – сварливо добавил Петеан и вдруг задумался. – А я где был? – Не помню, – призналась Локи, – говорю же… тошнило меня. – А, – сказал Петеан, – помню-помню. Уна тебе вроде бы легче далась, тогда, почти семь лет назад, стало быть. Что ж я тогда делал? Ох, а ведь мы с Колумом где-то тогда проверяли Вторую Южную Лоцию, там же застряла куча народу, я смотрел архитектуру лоции, так и не понял, собственно, что с ней не так, это была на тот момент вторая схлопнутая лоция, по которой Колум прошел с кораблями… Погоди. Бран пошел к королю. Мне ничего не сказал. Тебе ничего не сказал… в смысле, что там было? – Сказал, что на магов никакой надежды, змеиное гнездо, а король все же человек рациональный и может что-то по делу решить, если примет угрозу всерьез. Подробностей, правда, не знаю. Он тебе что, ничего не говорил потом? Локи и Петеан некоторое время смотрели друг на друга. – Я много чего не знаю о Бране, – сказал наконец старичок, – точнее, знаю о том, что у него были дела и планы, которыми он не делился. Так что мы не можем уверенно связать эту аудиенцию и… и то, что случилось потом. Хотя вероятность есть. Ты уверена, что речь шла именно об источнике? – Может, еще о чем-нибудь, – пожала плечами Локи, – ну, об этом он точно упоминал. Потом… потом он только и сказал, что король с наследником – большие пессимисты. Ванг уронил кружку, зашипел от боли в ошпаренном колене и неуклюже полез за кружкой под стол. – Это ты совсем нечаянно или так разговор поддерживаешь? – сварливо спросил Жур, которому, кажется, тоже досталось кипятка. – Я слышал об этой аудиенции, – сказал из-под стола брат, – и у меня есть ужасная мысль. – Мысль? – заинтересовался Петеан. – Я же сказал: УЖАСНАЯ мысль, – ответил Ванг, выбравшись из-под стола с кружкой в одной руке и ручкой от нее в другой, – я должен… я должен пойти покурить. Штурман, пойдем со мной. – Я же не курю. – Мне одному страшно об этом думать. Мы вышли на балкон. Ванг вытащил трубку, долго в ней ковырялся, не стал зажигать, вздохнул и молча двинулся назад. Я поплелся следом. Ванг вернулся в кухню, плюхнулся на стул и ссутулился. – Во-первых, наследник и король говорили об этой аудиенции при мне. Я только сейчас сообразил, потому что они его называли «младший Навиген», и наследник еще сначала возмущался, что этот мальчишка лезет в государственные дела, а король его очень резко осадил: мальчишка этот-де на год младше меня самого, а ты ему в сыновья годишься… Я только с этого места и прислушался, так-то мне и заняться было чем, да и слушать разговоры для здоровья не полезно. Король еще тогда сказал, что завидует тому, кто может надеяться. Собственно, все. Ванг замолчал. – А что во-вторых? – осторожно спросила Локи. Брат повернулся ко мне и стал смотреть прямо на меня. Это, между прочим, не просто. – А во-вторых, – сказал брат, – слушай, твое высочество, тебя же официально вынесли из наследования, а из семьи вроде нет? – Нет, – удивился я, – нет. Только из престолонаследия. Ванг улыбнулся совершенно безумной усмешкой. – По закону Королевского допроса ты можешь заставить наследника правдиво отвечать на свои вопросы или на вопросы любого человека, которому ты, присутствуя при допросе, лично и устно велишь отвечать. – Чо ж сразу не короля? – фыркнула Локи. – Закон действует от старшего к младшим. Старший член королевской семьи имеет право допросить младшего, бла-бла-бла… и получить максимально развернутый и полный ответ без уверток и умолчаний. Наследник на год младше штурмана. Петеан попятился и исчез со словами «я в библиотеку». – Ты с ума сошел, – сказали мы хором с Журом. – Ни секунды не сомневаюсь, – пожал плечами брат, – Локи, со штурманом идти надо мне, я наследника знаю… Смогу сформулировать так, чтобы он… справился с ситуацией. Но вопросы надо обдумать вам с Петеаном. – Какие еще вопросы? – недоверчиво спросила Локи. – О чем с ними говорил Бран. Что он им рассказал. О чем спрашивал. И что они вообще думают… в этом направлении. Почему считали его оптимистом, например. Вернулся Петеан с раскрытой книгой в руках. – В каком это разделе, капитан? – сказал он, не поднимая взгляда от страниц. – Обязанности лиц королевской семьи, принцы, – быстро ответил Ванг. Жур торопливо прожевал, с шумом запил из кружки и твердо сказал: – Я в этом не участвую. И даже знать, наверное, не хочу. Пойду домой, спать, а потом к цирку, поищу хозяйку. – Хорошо, – ответил Ванг, – ну ты помнишь. Узнай и аренду, и покупку, и залог в случае аренды, и компенсацию строительства нового… И как работать с этой штуковиной, что, наверное, еще важнее. Деньги будем искать по мере выяснения. Я попытался примерно сообразить, сколько денег у меня лежит в ящике для перчаток, не преуспел, и тут Петеан с расстроенным видом положил книгу прямо на обеденный стол. – Вы правы, капитан. Но… Это действительно ужасная мысль. – Я хочу знать, – тихо сказала Локи. – Ты туда не пойдешь, – твердо ответил Петеан. – Пересказ ответов меня вполне устроит. Петеан помолчал, убрал книгу со стола на полку, присел и посмотрел на Жура. – В таком случае, капитан, вам имеет смысл пойти к хозяевам монгольфьера вдвоем и э-э-э, может быть, сразу взять наличных, просто для облегчения дальнейших переговоров. Мы с Локи подумаем над вопросами. Но воплощать вашу… ужасную мысль в реальность вы сможете только тогда, когда у вас будет мгновенный доступ к уже оплаченному и подготовленному монгольфьеру. Вы меня, надеюсь, понимаете? – Путь к быстрому отступлению? – хмыкнул Жур. – В корзину вместятся самое большее четверо. – Мне и Локи наверху все равно нечего делать, – ответил Петеан, – а вас трое. Нас же… казнить не казнят, а все остальное, собственно, уже сделано. Ванг скривился, но не стал ничего говорить. Я подумал и отпросился домой – перебирать оставшиеся оригиналы. А ведь еще надо проверить все карты, что я откопировал для университета. Ванг уточнил, где меня будет можно найти, Петеан искренне пожелал мне удачи, Локи мой уход проигнорировала. Снаружи шел дождь. На неделю я забыл и о Ванге, и о Навигенах. Университетские карты несли на себе столько дополнительной информации, что я впал в отчаяние. Архивариус предложил мне свободную комнату прямо в библиотеке. Он, надо сказать, вообще не сразу понял, с чего я прибежал к нему в таком перевернутом виде, пришлось просить найти кого-нибудь из бонефикусов и проконсультироваться с ними (к счастью, мне не нужно было при этом присутствовать). Новость о том, что копии действительно неполны, подействовала на архивариуса не меньше, чем на меня самого. И именно ему пришла в голову идея, до которой не додумались ни я, ни Петеан. Понятно, почему не додумался Петеан, – но я-то! Архивариус спросил, нельзя ли скопировать магические пометы обычными чернилами на обычный лист, который прикреплять к копии. Людей, не обученных магическому чтению, на Мосту больше половины. Чего ради университетские документы будут фильтровать находящуюся на них информацию? Если что-то является тайной гильдии, то оно и должно храниться в гильдии. Это означало, что мне надо будет скопировать каждую магическую надпись дважды. Разными способами. Помощники архивариуса притащили мне удобный пюпитр, маленький обогреватель для ног (комната была сыроватая), освободили от содержимого пару шкафов и оставили меня с двумя грудами – оригиналов и моих несовершенных копий. Архивариус заглянул дня через три, спросил, не нужно ли чего, пообещал присылать библиотечного служку, чтобы звать меня на общее чаепитие. С кружками меж книг и документов бродить, само собой, нельзя, так все читатели и библиотекари дважды в день греются кипяточком в общей столовой. Мудро. Я принес зимнюю мантию и митенки. В том, чтобы работать дома, есть свои плюсы, прежде всего дом проще прогреть. Еще оказалось, что фамилия Навигенов встречается равномерно, хотя и не часто, как на относительно новых, так и на совсем чахлых картах. Конечно, я видел эту фамилию и раньше, когда копировал карты в первый раз, – но тогда не обращал внимания. Мало ли на Мосту фамилий. Упоминались и Навигаторы – только не среди тех, кто карты чертил. Чаще это были те, кто вносил поправки. Но вот еще что я заметил – теперь, когда я начал присматриваться. Навигены чертили карты самого Моста и прилегающего побережья. Навигаторы комментировали эти же карты. На картах без воды – основных развилках Юга и Севера – их фамилий не попадалось вовсе, но на нескольких совсем старых картах я видел похожую. Тимофей Виаген. По идее, должен тогда быть и Виагатор? Но таких не встречалось. Забавно, может быть, Петеан знает, с чем это связано. Архивариус забежал в середине следующей недели посмотреть, как и что, взял в руки ждущую ламинирования полную копию, замолк, внимательно читая лист невидимых дополнений. – Какой ужас, – сказал он дребезжащим голосом. – Что? – подскочил я, бросил перо на стол и кинулся смотреть копию. – Мы за последние десять лет списали больше сотни книг, сделав с них копии, – сказал архивариус. – И… о-ох, – понял я. – Надеюсь, еще не все они ушли на растопку, – пробормотал архивариус, сунул мне в руки копию и исчез за дверью. Я продолжил работу, размышляя вот над чем: университет, насколько мне известно, всегда был местом, где получали образование и информацию люди, не имеющие желания или возможности обучаться магии. В конце концов, у гильдии есть своя библиотека. Почему же? Неужели действительно еще триста лет назад магическое зрение было настолько широко распространено, что делавший пометы твердо рассчитывал, что их непременно найдется кому прочесть? Или просто… Я замер. Что, если магическое обучение было другим? Научиться видеть – оказалось делом минутным (допустим, мне это легко, потому что есть природная склонность, но даже если вдвое, втрое, вдесятеро сложнее – все равно же можно обучиться), научиться чертить – сложнее, но и писать, и рисовать сложнее, чем читать и смотреть, дело не в магии, а в твердости руки и точности движений. Насколько я понимаю, какие-то минимальные способности есть у любого мостовитянина, недаром же у каждого есть детерминанта. Почему магии не учат всех? А тех, кого нельзя не учить… Учат, как меня, – сказал себе я и опустил перо. Меня не учили. Меня ломали. Петеан за неделю мимоходом обучил меня большему, чем назначенные его величеством учителя за все время. Но почему?