Мы откланялись и ушли. Ванг грыз ногти. – Я домой, – сказал я брату. Или перекусить где-нибудь в долг и сразу в библиотеку? Чернила не закрыты, сохнут. – Никакое не домой, – быстро отказал Ванг, – сейчас мы идем в цирк, там садимся на чердак, ну, у тетушки Клуан, и все-все-все в подробностях вспоминаем. Вместе, штурман, смекаешь? Я смекнул. – Тогда, может, лучше к Петеану? – А где он, по-твоему? Я пожал плечами. В разговоре с наследником… Внезапно я остановился. Я не называю его по имени даже мысленно, я не называю его братом – даже мысленно. Лиэм, мой младший брат? Нет, нет. Ванг, сын двоюродной сестры ее величества, – брат мне. А наследник – нет. – Что? – Ерунда, личное, – сказал я Вангу, – пошли туда, где Петеан, где бы это ни было. Еды стоит купить по дороге? – Там Жур, – успокоил меня брат, – голодными не останемся. Оказалось, что удалые моряки, налаживая контакты с хозяйкой, уже бывшей, монгольфьера, обаяли ее так, что сняли заодно и чердачок над цирковым складом, куда цирковые убирали сдутый монгольфьер в случае непогоды. Жур провалился сквозь пол чердака прямо в клетку с кем-то недостаточно дрессированным – а может быть, этот кто-то просто испугался, и, в общем, Петеану пришлось лечить обоих, но, как ни удивительно, на Журе больше всего пострадал китель. Мичман вшивает новый рукав, потому что денег на новый китель у него нет и не предвидится. Шьет Жур плохо, уже дважды все распарывал. Монгольфьер потрясающий, регулировка горелки простая, но сетка уже старая, так что пришлось перебрать все узлы и оснастку, часть концов заменить. Корзина крепкая, балласта достаточно, можно лететь хоть завтра. Есть сложности с заправкой горелки на ходу; но Петеан говорит, что на замену бутыли со спиртом уходит самое большее пара минут, а монгольфьер за это время даже не просядет. Я слушал, как тарахтит брат, и думал, что он все-таки очень расстроен. Наследник честно – насколько я могу судить – подтвердил догадку Петеана о том, что Гайверы избраны козлами отпущения. Тому, кто будет править Мостом в день, когда исчезнут все пути, придется невесело. Огромное население, которое привыкло кормиться с торговли. Даже рыбу выгоднее не ловить самим, а привозить с Третьего и Второго Севера, рыбацких лодок возле самого Моста – десятка два-три, не больше. Что-то я упустил, как обычно. Что-то важное. Ничего, будем рассказывать старому магу – вспомним. Хорошо, что у нас с Вангом такой разный образ мысли – мы наверняка запомнили совершенно разные моменты разговора. Так оно и вышло. Ванг протащил меня по невероятно вонючим деревянным задворкам, у меня аж слезы потекли. За стенкой кто-то вздыхал и ронял мешки с мукой. «Там слон», – коротко пояснил Ванг, и мы повернули в какой-то совсем уже крошечный закуток, брат жестом фокусника выдернул сверху складную деревянную лестницу. – Тут всерьез продумано, – мечтательно сказал он, – я слышал, у них раз тигр убежал, так он эту лестницу опустить не смог, тут его и поймали обратно. – А выходить отсюда… тоже только здесь? – спросил я с опаской. Хорошо морякам в бриджах и сапогах, а в мантии тут не наскачешься туда-сюда. – Еще на арену с верхнего выхода. Там сейчас никого, тихо, – успокоил меня Ванг, и мы полезли по лесенке. Там нас обняли, усадили, накормили и напоили, после чего Жур с явной неохотой вернулся на крышу, под открытый солнечный свет, уселся ноги калачиком и принялся ковыряться иглой в остатках кителя. – А где сам монгольфьер? – полюбопытствовал я. Петеан молча поднял палец. Ванг с трудом встал из-за крошечного столика, вытянул руку и приподнял крышу комнаты целиком. В щель были видны только какие-то бесчисленные веревки и угол, обтянутый веревочным же плетением. – Не важно, – нетерпеливо сказал Петеан, вытаскивая из-под стола бумагу, чернильницу и наливное перо, – рассказывайте. Мы рассказывали. В какой-то момент Петеан отложил перо и поморщился. – Магояд? Это синцерус теперь так называют? Мы с Вангом беспомощно переглянулись и пожали плечами. – Да что ж там за жалких шестьдесят лет так все… – пробормотал Петеан, – видите ли, молодые люди, я вижу со стороны гильдии не только традиционные попытки пролезть всюду и командовать всем, это-то обычное дело; одновременно я вижу совершенно непонятную мне утрату совершенно обыденных навыков, в том числе терминологии. Какие, кстати, вы помните последние открытия в магии, которые лично вам бы… э-э-э… облегчили или изменили жизнь? Мы снова переглянулись. – Ну, вот, как бы… Чтобы в вашем детстве этого не было, а сейчас – есть. И вы каждый день этим пользуетесь, – пояснил Петеан. Оглянулся, нашел белый фонарь, щелкнул по нему пальцем, тот неярко засветился и вскоре потух. Ванг пожал плечами. – Никогда о таком не слышал. – Чтобы что-то перестало работать, это бывает, – добавил я. Петеан фыркнул и продолжил писать. – Чистое магоносное вещество в мои дни называли «синцерус». Собственно, именно его должно быть в водопаде гораздо больше. Магояд! Ох. Суть в том, что можно набирать для совершения акта магии не распространенную по своему телу и окружающим предметам субстанцию, а втянуть в собственную магоемкость какое-то количество синцеруса… и работать им. Мощность несопоставимая. Но при рабочем выходе, да и при нерабочем, когда маг просто выливает синцерус… э-э-э… в баночку… в общем, при выходе синцеруса из мага емкость съеживается. – То есть, сделав что-то синцерусом, ты станешь менее магом? – с интересом спросил я. – Точно. За поколение до меня в гильдии было совершено фактически идеальное преступление – гранд-магу подсунули бокал с синцерусом. Не исключаю, что хотели просто отравить, синцерус очень едуч для тканей тела. Вряд ли так, дорого же невероятно, бокал синцеруса – это примерно половина всех запасов гильдии… Но тут в чем дело, даже если маг понимает, что это, его хочется. Очень хочется, чем больше маг практиковал, тем сильнее… Не знаю, осознанно или нет, гранд-маг весь бокал вдохнул. И-и-и… успел выбежать на балкон, прежде чем началось. – Что? – Ну, в океане поднялся столб льда величиной с пол-Моста, от Моста вырос каменный длинный съезд ко Второму Югу – до того, между прочим, в Магдалинику ездили по тамошней речке, а дальше волоками. Заработали около сотни высохших колодцев на средней части Моста, семнадцать женщин вернули себе молодость и здоровье, одна отчаянно поумнела, трое мужчин превратились в младенцев, один – в свинью, товар одной из овощных лавок полностью превратился в драгоценности, и у двух молодых магов отсохли языки и пальцы. И начался страшный град. – Он умер? – спросил я. – Представь себе, нет. Но с тех пор он не мог усилием воли и спичку поднять, а детерминанта его исчезла, остались крохи, меньше, чем у любого лавочника. Ну и, само собой, быть гранд-магом он перестал. Хотя и его ближайшему конкуренту тоже должность не досталась – над ним возились очень долго, но ничего не добились. Так и подох лет через двадцать на скотном дворе, от старости. Есть его, конечно, никто не стал… – Так вот как Бран собирался принести его на Мост! – догадался я. – Наследник сказал, что как-то сам, в себе. Петеан приложил ладонь к губам. – Ах ты… Уф. Мой сын был упрям. Да. Сейчас это не имеет значения, конечно. Но для мага это… самоубийство, конечно. Бран, Бран… – Получается, что мне это сделать будет несложно, – сказал я, – вы мне, главное, объясните как. А если у меня съежится емкость – да это же будет просто подарок! – Чего там объяснять, – отсутствующим голосом ответил старичок, – как смотришь, так и вбирай… Ах, Бран, Бран, сынок. Только – стой! Отдать синцерус напрямую Мосту не получится. Нужен передатчик – человек с очень низкой детерминантой и каким-нибудь имплантом. – Чем? – Ну, вот ваш третий моряк хорошо подойдет. С какой-нибудь, э-э-э, штопкой в организме магической. Синцерус должен пройти сквозь человека, не того, кто его в себе нес, и не втянуться в того, сквозь кого проходит, и быть отданным Мосту добровольно. Иначе не… не подключится в систему, просто распылится, как тот, что в воде под Мостом. – То есть я правильно понимаю, что нам надо будет не только разобраться, отчего син… синьки этой мало, но и привезти ее, сколько сможем набрать? – подал голос Жур. – Спусти лестницу! – заорал снизу женский голос. – Да, именно, – ответил Петеан. – Локи? – Поднимайтесь немедленно, – рявкнула она снизу, – вверх, немедленно! Жур отшвырнул китель и прыжком исчез над дверью, пробежал у нас над головами, загремел чем-то. Ванг кубарем перевалился через столик (Петеан едва успел отдернуть бумаги), свесился с крыши вниз, помог Локи забраться по лестнице. На Локи была мужская рубашка, какие-то штаны и только на одной руке остались плоскогубцы. От спицы с крючком на культе красовались только красные полосы содранной кожи. Ноги босые, волосы растрепаны. – Твой дом громят, я ушла через щель под подвалом, где дети были, – сказала Локи Петеану, – вы что-то растревожили. – Я не могу наверх, – спокойно ответил Петеан, – я там умру не выше виадука. Я очень старый. Ванг исчез сквозь крышу комнаты и о чем-то переговаривался с Журом. – Я могу вас укрыть у себя, – сказал я. Петеан ласково на меня посмотрел. – Боюсь, вашей защиты будет недостаточно. Ванг поднял крышу, Жур прыгнул вниз. – Штурман, Локи, наверх! – скомандовал Ванг. – Жур уведет Петеана и спрячет его. – Дельно, – быстро одобрил Петеан. – Мне-то что там делать? – мрачно сказала Локи. – Не мешаться у Жура под ногами, – ответил Ванг, – Петеана он, если что, на загривке унесет, и очень быстро, а ты плохо бегаешь и плохо лазаешь. Локи кивнула, поразительно ловко забралась на стол и протянула Вангу голую культю. Одним рывком он поднял ее сквозь комнатку и крикнул вниз: – Штурман, давай! Я намотал полу мантии на кулак и влез на стол. Брат протянул мне руку, как тысячу раз в детстве, и потащил за собой.