Я с трудом пересиливаю желание перевернуть проклятый стол и разрыдаться. Принцессу я сегодня не дождусь. И не только сегодня. Вокруг Одноглазого вечно все вверх дном, а мне нужно спокойно поговорить. Придется как-то иначе. – Эй, – потеребил Элю за плечо продавец. – Эй, ты вообще в порядке? – Ну как… – вздохнула она и со скрипом переступила с ноги на ногу. – Блин, я уже испугался. Мне скоро свет включать, а тогда снаружи хорошо видно, что внутри делается. Надо сейчас, как раз уже немножко темнеет. Вылезай. Эля покачнулась и выбралась. – Так, ставь сумку вот сюда, выгребай все из карманов пальто. Эля подчинилась не раздумывая и теперь тупо глядела на пару перчаток, ключ от машины и маленькую пачку салфеток. «Подожди! – вскричала у нее в голове умная Эличка. – Почему?» – Что? Зачем? – спросила Эля вслух. – Снимай пальто, – сказал продавец, – вещи из карманов скидывай в сумку. За пальто вернешься, как все закончится. В нем тебя не здесь, так у метро повяжут, заметное очень. – А… – Вот, мою куртку наденешь. Она как раз с капюшоном… Сумку вешай на шею. Вот так. Застегнешь и пойдешь типа беременная. Куртка его была графитово-черная, отчетливо мужская, со страшно длинными рукавами и доходила Эле до середины бедер. – А ты сам-то как? – пискнула она, застегиваясь. – Я тут живу рядом, – ткнул он пальцем в сливающийся с серым полем и сыплющимся мелким снежком жилмассив, – добегу. Погоди, – он щелкнул кассой, пошуршал, – на вот… Я видел, как у тебя с наличкой. Он протянул Эле несколько сторублевок. Она смотрела на него, совершенно остолбенев. – Ну ты всяко за пальто-то вернешься, гелиндже? – А, ну да, – согласилась Эля, засунула сторублевки в карман куртки, подвернула поглубже внутрь рукава и вопросительно уставилась на лысого. – Тогда и отдашь. Теперь смотри – во-он автобус идет. Из него народ высадится, пройдет мимо машин, часть свернет к виадуку, часть мимо нас к жилмассиву. Если много свернут, я скажу «стой». Если к жилмассиву будет идти человек хотя бы пять-шесть, я скажу «давай», ты выходи и с толпой дуй до домов. А там уж сама. Как порешаешь, за пальто придешь, я тут каждый день работаю. Автобус приехал, из него вывалилось человек семь, одна тетка сразу, загребая снег сапогами, поперлась по целине к тропинке на виадук, а вся толпа двинулась мимо шаурмятни к жилмассиву. Парень с девушкой подошли совсем близко, сунулись к стеклу – что-то хотели купить. – Давай, – тихо сказал продавец и громко спросил: – Что желаете, уважаемые?.. Эля приоткрыла дверь шаурмятни и выскользнула крысиным скоком. В два прыжка догнала трех женщин в тяжелых натуральных шубах и затрусила за ними. Ноги дрожали – немудрено, весь день стоймя-то. Серенькие сумерки уже выели цвета, только отдельные окошки жилмассива теплились утешным желтым, как будто пахнущим свежей булочкой светом. Эля сглотнула и сжала рукой тонкую пачку сторублевок в кармане. Нет, нет, сначала надо проскочить вход в метро, а на какой-нибудь другой станции можно будет уже и про пожрать подумать. Только проехав пару остановок, Эля перестала трястись, как заячий хвост. Выскочила, услышав знакомое название станции, но никуда не пошла, присела на лавку. Конечно, есть хочется, но тратить на кофе с булочкой то, на что можно купить буханку хлеба и литр молока, как-то неосторожно: на дворе вечер четверга, а прокуковать на эти деньги нужно до вечера воскресенья. И так на двухразовый проездной ушла сотка. Надо сообразить, куда ехать, не выходя из метро, и только там, куда она приедет, завернуть в ближайший магазин. Ага. Вот, скажем, Галка с Виктором живут как раз на этой ветке, только в противоположном конце. На метро Эля туда сроду не ездила, но вбивала адрес пальцами всего дней десять назад, адрес помним? Помним, станцию Галка называла и как раз говорила, что Витя забросил водить, до метро три минуты и от метро до работы три, а парковаться очумеешь. Отлично. Эля заскочила обратно в подъехавший поезд и повисла на поручне. Ей немедленно уступила место женщина лет сорока. Эля покраснела, но плюхнулась – ноги дрожали неиллюзорно. Сумка давила живот, но поправлять ее Эля не стала – будем в роли сидеть, нечего людей разочаровывать. Поезд грохотал, а Эля призадумалась, безопасно ли ехать к Галке? Общие фотки «ВКонтакте». Последние причем свежие – как раз когда Эля к ним в гости ездила. С другой стороны, предыдущий раз, когда они с Галкой общались офлайн, был в позапрошлом году. И переписки негусто. Рискнуть? Не зависать, занять денег и свалить? Пусть Галка нагуглит десяток хостелов, опасно? Пожалуй, опасно… Занять денег – и на вокзал, там найти хостел? Рабочий вариант, да, умница, Эличка, умница, держись. Вдруг сообразила, что закемарила прямо в вагоне. Какая станция? Еще две. Вот и хорошо. Начала проваливаться обратно в сон, ну вот нет, это нам не нужно, и так весь день в сериал пырила… Зачем ей этот Лмм, девчонке? У нее и так свора этих братодядь, из-за каждого угла, только прически да жилетки отличаются. А почему у той бабы в комнате руки на свету просвечивают и почему девчонка ее так боится?.. Ой, нет, а то как бы сейчас опять не накрыло… Эля поднялась, потихоньку протиснулась к дверям – еще не час пик, но вагон набит по-взрослому. Вышла и двинулась наугад, внимательно изучила карту окрестностей на выходе из метро и через пятнадцать минут стояла перед нужным подъездом. Хорошо, что не холодно. Обычные осклизлые московские минус три. Время еще раннее, Галка говорила, они иной раз и за полночь возвращаются. С другой стороны, дом не пафосный, консьержа нет, кто-нибудь да пройдет – и она проскочит внутрь, подождет на ступеньках в тепле. Вспомнила, что забыла купить еды, поколебалась, не вернуться ли к метро, и решила ждать. Но умная Эличка пискнула, что прождать можно и до полуночи, а если Галка пройдет, пока ты уйдешь, значит, зайдешь в подъезд с кем-то другим, делов-то… Так что она побрела к станции, нашла там «Пятерочку», взяла чего-то перекусить, поползла – уже совсем улиточкой – обратно к подъезду и по дороге нос к носу столкнулась с девушкой, толкавшей по снежной каше модную трехногую детскую коляску. – Элька, что ль? – спросила закутанная по самые брови девица. Эля остановилась, прожевала кусок булки, с усилием проглотила и уставилась на девушку. Я-то Эля, а ты кто? Та сообразила, приспустила шарф с лица и оказалась однокурсницей Маринкой. – Марин? Ты в Москве? – Да вот, – застенчиво ответила та и толкнула коляску вперед, – а ты… – Она внимательно осмотрела Элю, нахмурилась. –  Слушай, блин, у тебя вообще все в порядке? – У меня кабзда. До воскресенья точно ночевать негде и денег триста рублей, – честно сказала Эля и заржала. Маринка выпятила челюсть так, что аж под шарфом было видно. – У меня диван на кухне. Пошли. Эля оторопела. – Погоди… Ты… Мы, блин, четыре года же не виделись! – И что теперь? – сварливо ответила Маринка, с усилием развернула коляску в обратную сторону и махнула головой. – Пошли-пошли. Я как раз за молоком шла, твой пакет вместе и выпьем. В Маринкиной квартире Эля стащила наконец черную мужскую куртку и поймала ошарашенный взгляд хозяйки. – Так ты не беременная? – Ох. Только этого мне еще не хватало! – сказала Эля и снова нервно захихикала. – Ничего не пойму, – призналась Маринка, разглядывая Элю, как манекен в магазине, – вид у тебя как из-под трамвая, а сумка дорогая, и… Да только куртка, пожалуй, и стремная… И лицо как будто три дня не спала. Разувайся, короче. Умывайся и в кухню иди, на диван. Я Варьку переодену и приду. Из коляски раздалось писклявое мяуканье. Пара месяцев, может три, определила Эля на слух. Маринка метнулась к коляске, вытащила гнусаво вякающий кулек и исчезла в комнате. Эля умылась благословенно теплой водой, вытерлась полотенцем из стопочки, аккуратно лежавшей под раковиной, и убрела на кухню. Маринка приплясывала у плиты, одной рукой прижимая к себе младенца, второй что-то помешивая. Младенец хмурился, но молчал. – Совсем с рук не сходит? – сочувственно спросила Эля. – Сил моих нет, – призналась Маринка. – Уже смесь три раза меняли, ничего не помогает. Врачи говорят, просто характер такой. – Дай футболку чистую, – предложила Эля, – я подержу. Чего ты одной рукой-то? – А ты умеешь? – подозрительно спросила Маринка. – У старшей сестры трое, в одной квартире жили, – голосом черного пояса по педагогике сказала Эля. Маринка разводила детское питание в бутылке, Эля качала младенца Варю на согнутой левой руке животом вниз. Животик был, по Элиному разумению, твердоват, и Эля судорожно пыталась вспомнить, как массируют младенца при коликах – против часовой стрелки или по ней? Тем не менее поза младенцу Варе нравилась, она кряхтела и пузырилась, но не орала, ждала себе, как культурная. – Про Виолку знаешь? – спросила Маринка, встряхивая бутылку, и как-то совсем бесстрастно посмотрела Эле в глаза. Виолка. Ну да, они подружки были, Виолетта и Марина. В параллельной группе сидели за второй партой на среднем ряду. Маринка с Элей два курса подряд попадали в один поток на английский, там и пригляделись друг к другу, а Виолетта сдала английский автоматом еще на первом курсе и вообще на него не ходила. – Знаю что? – Прошлой зимой. Она в Питере замуж вышла. На сносях была уже. Матери пришла от нее эсэмэска, что ей муж врезал и из дому выгнал в одних тапках. Муж потом говорил, что ничего такого не было, а она сама ушла. Ну, в общем, телефон ее через неделю у барыг каких-то нашли, брат ее нашел, но там концов никаких. – А Виолетта? – в ужасе спросила Эля. – Никто не знает. На записи наружной камеры магазина видно, как она мимо в халатике шлепает. И всё. – В смысле всё? – Всё, – с тем же каменным лицом повторила Маринка, – никто ее не видел. Никто ничего не знает. Муж, говорят, другую бабу уже привел. Эля открыла было рот, закрыла, открыла снова, снова закрыла и сообразила наконец, что сказать: