Крис провел рукой по редеющим волосам. Казалось, он был в ужасе. – Никому об этом не говорите, хорошо? Я уж думал, все забыли. Дело было при моих родителях. Вы тогда еще даже не родились. – Вы ее знали? – спросила я. – Я был еще ребенком, так что нет. – Как думаете, что с ней случилось? – Да кто ж его знает? Этой истории сто лет в обед. Пожалуйста, никому не говорите. У нас и без того мало постояльцев. На этом допрос Криса об исчезновении моей тети пришлось закончить. Ноль очков в пользу Нэнси Дрю[2]. Когда он ушел, я сбросила полиэстровый жилет на стул и принялась за работу. Начала со стола и перерыла все ящики. За исключением того, где хранились ключи: каждый крепился к металлическому кольцу с кожаным ярлычком, на котором был выдавлен номер – ничего интересного. Затем я стала рассматривать рабочую поверхность. Стол из древесной плиты, столешница под натуральный камень, сверху на ней – пресс-папье, карандаши, ручки и старый телефон с большими квадратными кнопками вдоль основания, позволявшими переключаться между разными линиями. Ни одна из них в тот момент не горела. С краю на столе покоился здоровенный гостевой журнал в кожаной обложке. Я уже занесла над ним руку, но в последний момент все-таки передумала. Время вдруг сместилось, завернулось вовнутрь, и на одну шальную минуту мне показалось, что между настоящим и 1982 годом нет никакого промежутка. Вот за этим самым столом когда-то сидела Вив Дилейни; этим самым телефоном она когда-то пользовалась. Не исключено, что и этот голубой полиэстеровый жилет тоже когда-то принадлежал ей. Она сидела на том же стуле, смотрела на ту же доску с номером полиции на пришпиленной к ней карточке. Так какой же сейчас год, спросила я себя помимо воли. 1982-й или 2017-й? И есть ли между ними хоть какая-то разница? Схватив гостевой журнал, я открыла последнюю заполненную страницу. В тот вечер в мотеле было занято четыре номера; среди постояльцев значилось двое мужчин, супружеская пара и одна женщина. Имена ни о чем мне не говорили. Отыскав в ящике старый блокнот и ручку, я все переписала, а потом достала свой телефон. Уже зная, что на сигнал в мотеле рассчитывать не стоит, я накинула пальто и выскользнула на улицу, где сначала долго расхаживала по тротуару, а затем и по парковке, регулярно проверяя экран телефона в надежде поймать хоть какую-то сеть. Когда я подошла к вывеске «СВОБОДНЫЕ НОМЕРА! КАБЕЛЬНОЕ ТВ!», на экране наконец-то загорелся индикатор сигнала. Я сразу кинулась в Гугл проверять фамилии из своего списка, но в итоге даже страница с результатами поиска так и не загрузилась до конца. Связь была никакущая. Спрятав листок с фамилиями в карман, я написала Хизер сообщение, зная наверняка, что та еще не ложилась. Последние две ночи мы с ней провели почти без сна – смотрели фильмы и готовились к моей первой ночной смене в мотеле. «Ни архива, ни компьютера, ни интернета. Начальник вообще запретил с кем-то говорить про Вив. Что-то пока одни провалы», – написала я. Ответ пришел моментально: «Карли, сейчас еще только 23:30». Она была права, конечно. Изначально план был такой: отработать пару-тройку ночей, узнать все, что получится, и быстренько оттуда уволиться. Пока что времени вполне хватало. «Буду копать дальше», – отписалась я и спрятала телефон в карман: связь опять пропала. Внезапно мою шею обдало ветром, после чего над головой раздалось странное электрическое жужжание, исходившее, по-видимому, от вывески. Решив держаться от нее подальше, я двинулась к парковке, попутно разглядывая мотель снаружи. Если не считать двух номеров, в которых за раздвинутыми шторами горели лампы, здание погрузилось в темноту. Мотель будто спал, окутанный мраком, и все же над ним витала какая-то зловещая аура, которую я почувствовала еще во время первого визита. Потерев руки, чтобы согреться, я задумалась о том, что буду делать здесь следующие семь с половиной часов. И во что я только ввязалась? Вдруг на втором этаже распахнулась дверь одного из незанятых номеров, будто приглашая меня в таинственную темноту. Я прищурилась. В эту комнату точно никто не заселялся, да и на порог никто не вышел. Тем не менее дверь каким-то образом открылась сама и теперь легонько постукивала о стену, покачиваясь на ветру. Наверное, замок сломался или дверная ручка. Я миновала парковку и стала подниматься по лестнице, кутаясь на ходу в пальто, так как со второго этажа на меня повеяло холодом. Поздняя осень в штате Нью-Йорк – это не шуточки. Мне уже покалывало уши, да и начинало течь из носа. Подойдя к двери в номер 218, я прикрыла ее снаружи. Затем повернула ручку и обнаружила, что дверь не заперта. Нужного ключа у меня с собой не было, тогда я опять ее открыла, нашла в ручке с внутренней стороны защелку, опустила ее и снова захлопнула дверь. Но тут открылась еще одна дверь, на сей раз номера 216. Я слышала, как она заскрипела, но потом стало тихо. Спустя несколько секунд подул ветер, и дверь застонала, раскачиваясь на сквозняке. «Что-то здесь нечисто», – невольно подумала я. Но я все равно подошла, схватилась за ручку и еще где-то с минуту пыталась разглядеть номер внутри. В темноте угадывались кровать, тумба, телевизор и дверь в ванную. Вот, собственно, и все. Опустив с другой стороны защелку, я потянула дверь на себя – на этот раз до упора, чтобы уж точно закрылась. Но она тем не менее снова открылась, хотя защелку я не поднимала. Ухватившись за ручку, я захлопнула дверь опять – на этот раз с силой. Прошло всего секунд десять, и та в очередной раз со скрипом распахнулась. Изнутри послышалось какое-то движение, будто в комнате кто-то был. Затем – шуршание ткани. Мягкая поступь шагов. Аромат цветочного парфюма. – Эй! – позвала я, вытянув вперед руку. Дотронуться до двери я, впрочем, не успела – та захлопнулась перед моим носом, да еще с такой силой, что дверная коробка чуть не треснула. У меня перехватило дыхание. Руку я так и не отпустила, и пальцы на ветру слегка онемели. Мое лицо обдал холодный ветер, скользнул по шее. Мысли путались. Я стояла, застыв на месте, как вдруг чуть дальше раскрылась дверь, теперь в номере 210. У меня сдавило в груди. Усилием воли я заставила себя сделать несколько шагов, но врезалась спиной в перила. Позвоночник пронзила тупая боль. Руки у меня уже заледенели, я попыталась кое-как развернуться, отойти. В этот момент послышались тяжелые шаги. Из 210 номера в коридор вышел мужчина. На вид он был лишь немногим старше меня – максимум на пару лет. Коротко стриженные каштановые волосы. Поношенные джинсы и старая темно-серая футболка. Щетина на подбородке. Ярко-голубые глаза. Взъерошенная прическа, словно он только что проснулся. Я смотрела на него в полной растерянности. Мужчина был самым настоящим, но я же видела гостевой журнал – его здесь быть не должно. Номер 210 числился свободным. То есть я понятия не имела, кто это такой. – Эй! – он говорил таким тоном, будто я зашла туда, где мне быть не полагалось. – Ты кто, блин, такая? Я выдохнула, и воздух из моих легких превратился на холоде в пар. – Э-э-э… Я просто… – Просто ломишься в двери посреди ночи, – продолжил мужчина за меня. – Я тут вообще-то спать пытаюсь. Но ведь дверями хлопала не я. По крайней мере, мне так казалось. – Это вас тут быть не должно, – я указала на дверь позади него и уточнила: – В этом номере. Незнакомец нахмурился: – Ты о чем вообще? – Я звоню в полицию. Меня приятно удивила уверенность в собственном голосе, учитывая, насколько мне в тот момент было страшно. Только тут я вспомнила, что баллончик остался лежать в моей сумочке на ресепшене. Усилием воли я вновь заставила себя сдвинуться с места и развернулась, чтобы уйти. – Погоди! – крикнул мне вслед мужчина. – Я тут ночую. Все как полагается. У меня и ключ есть. Послышалось звяканье, и, повернувшись, я увидела в его руках уже знакомый кожаный ярлычок и висевший на нем ключ. После короткой паузы я спросила: – Как вас зовут? – Ник Харкнесс. – Вас нет в гостевом журнале. – Я не расписывался в журнале. Но в остальном все по правилам. – Убрав ключ, он полез в задний карман. – Хочешь проверить? Вот. Достав бумажник, он бросил его мне, и тот грохнулся на бетонный пол. – Там все мои документы, – сказал мужчина. – Извини, не хотел тебя пугать. Я замялась. Стоит мне нагибаться и поднимать бумажник? Всем известно, что серийные убийцы нападают как раз в тот момент, когда ты беззащитна. Пододвинув бумажник поближе к себе мыском ноги, я схватила его так быстро, как только могла. Мужчина не соврал: внутри и правда лежало его удостоверение личности. А еще 60 долларов. – Ладно, – сказала я, обращаясь в основном к самой себе. Потом прикрыла глаза и потерла под очками переносицу. Чуть погодя, добавила: – Хорошо. Ладно. Все в порядке. Все под контролем. Ник Харкнесс наблюдал за мной все это время, но не шевелился. – Ты как? – спросил он. – Нормально. Все отлично. Я – ночная дежурная. Ник недоуменно моргнул холодными голубыми глазами. Только тут я вспомнила, что на мне пальто, а фирменный голубой жилет я так и не надела. – Ты – ночная дежурная, – повторил Ник, и это был не вопрос. – Да, именно. Прошу прощения за шум. Я не знала, что вы спите. – А сообразить, что если долбить в двери посреди ночи, то обязательно кто-то проснется, ты не могла. Голос мужчины был полон сарказма, и мне тут же захотелось метнуть его дурацкий бумажник ему в голову. Не знаю, кто там хлопал дверями, идиот ты несчастный, – у меня и без тебя выдалась не лучшая ночка. Но чем дольше я смотрела на Ника, стоявшего на ноябрьском холоде в одной футболке, тем меньше мне хотелось на него злиться. Это все его лицо. Красивое лицо. Уставшее, будто этой ночью, как и мне самой, ему не довелось толком поспать. – Не обязательно быть таким козлом, – сказала я. – Я ведь просто делаю свою работу. На подбородке у Ника дрогнул мускул, и он отвел взгляд. Я продолжала: – Двери. Вы… эм-м… не замечали с ними никаких проблем? Мужчина ничего не ответил, и я добавила: – Мне кажется, они открывались и закрывались сами по себе… Это было очень странно. Мои слова прозвучали одновременно и глупо, и жалко, но Ник, похоже, не обратил на это внимания. Он все так же смотрел в сторону, потом рассеянно почесал живот. От этого движения его футболка задралась, обнажив его на редкость упругий живот. – Боже мой, – сказал Ник, обращаясь, кажется, к самому себе. – Ладно, – ответила я. – Вы спали. Вот ваш кошелек. Я ухожу. – Ты новенькая, что ли?