Поскольку Мартина в городе все знали, местная пресса будто обезумела: «У ИЗВЕСТНОГО ЮРИСТА СДАЛИ НЕРВЫ», «ПОЧЕМУ ОН УБИЛ СОБСТВЕННОГО СЫНА?» Никто ничего не понимал. «Мне надо было с этим покончить, – только и сказал Мартин в свое оправдание. – Мне надо было со всем этим покончить». На суде он признал вину, так и не раскрыв никакой новой информации о содеянном. Через пару недель пресса о нем уже забыла. Вновь перечитав все заметки, я принялась рассматривать фотографии. Среди них был школьный снимок четырнадцатилетнего Ника с уже знакомыми мне голубыми глазами и острыми скулами. «Единственный оставшийся в живых сын Харкнессов» – гласила подпись. Несколько лет Ник прожил в городе с родственниками, потом, когда ему исполнилось восемнадцать, уехал. Зачем же теперь он вернулся в Фелл? И почему решил поселиться в «Вечерней заре» совсем один? Что он там делал? Чего хотел? Вдруг свет мигнул, затем погас и снова включился; флуоресцентные лампочки над моей головой зажужжали, словно вот-вот перегорят. Я поднялась из-за стола и, подойдя к двери, взглянула в окошко на мотельную вывеску. Та по-прежнему светилась, потом вдруг мигнула, после чего снова стала гореть ровно. Вот черт. Неужели какая-то проблема с электричеством? Схватив пальто, я накинула его на плечи, толкнула дверь и вышла наружу. Позади меня освещение снова погасло на секунду, будто в грозу, хотя погода стояла холодная и безветренная. Из коридора послышался ритмичный скрежет – металлический стук, источник которого я не могла определить. Он был механическим и сопровождался пронзительным жужжанием. Пройдя несколько шагов, я поняла, что шум доносится из-за двери с надписью «Для постояльцев». Наверное, из-за проблем с электричеством сломалась машина со льдом. Ветер хлестнул меня по лицу, и я поплотнее запахнула пальто. Снова сигаретный дым, а потом что-то вдруг пронеслось мимо – нет, даже коснулось меня, заставило на миг остановиться. В зияющей, черной пустоте раздался мужской голос: «Чертова сука!» Я в ужасе отступила. Чертова сука. Я это слышала – на самом деле! Изо рта у меня вырвался невольный всхлип; я развернулась и посмотрела на мотель. Освещение стало пропадать. В дальнем коридоре одна за другой гасли лампочки. Мрак все сгущался, тяжелел. «Наверное, пробки перегорели», – попыталась я себя успокоить, хотя на самом деле даже понятия не имела, как эти самые пробки выглядят. Между тем чернота уже накрыла один корпус целиком и теперь расползалась по второму, заглатывая коридор по кусочкам, пока не достигла входной двери. Свет над ней тоже погас, а следом отключилась и вывеска мотеля. Я стояла совсем одна. В полной тишине. Именно тогда я заметила мальчика. Лет восьми-девяти, на втором этаже. Он сидел на полу балкона, скрестив ноги, и смотрел на меня из темноты; за решетчатым ограждением виднелось его бледное лицо. На нем были шорты и футболка с цветными разводами – казалось, он собирается на пляж. Обхватив руками ограждение, он подался вперед. – Эй! – выкрикнула я в изумлении. Согласно гостевому журналу, в эту ночь никакие дети в мотеле не проживали – тем более одетые совершенно не по погоде. Я шагнула по направлению к лестнице. Потом снова крикнула: – Эй! Ау! Неожиданно мальчик поднялся и на тонких ногах скользнул по балкону прочь. С лестницы доносилась его размеренная, легкая поступь. Позабыв про дым, эфемерную ругань и все остальное, я побежала вдоль здания, рассчитывая поймать мальчика на спуске. Добравшись до нижней ступеньки, тот завернул за угол и ринулся в черную пасть леса. – Эй! – снова позвала я в тщетной надежде, что мальчик обернется. По спине у меня побежал холодок. Мне не привиделось? Кажется, нет. То есть мальчик настоящий? Я как раз подошла к подножию лестницы, когда сверху вдруг послышался уже знакомый щелчок. Вчера после такого же щелчка в мотеле начали открываться двери. Отступив, я задрала голову и вгляделась в просветы между перилами. На этот раз щелчок был только один, а следом раздался другой звук, который я также запомнила с прошлой ночи – шорох ткани. Потом кто-то сделал шаг – цок-цок, постукивали женские каблучки. И еще раз. Не опуская головы, я снова отступила назад. Лампочка над номером 216 не горела, но кое-что все-таки можно было разглядеть. Дверь в комнату была открыта, как и прошлой ночью. На моих глазах на балкон вышла женщина. Она стояла в тени, но я видела достаточно. На ней было темное платье по колено с длинным рукавом. Фиолетовое или голубое, с цветочным узором. На ногах – скромные туфли на небольшом каблуке. Стройная, с тонкими икрами и бледными, изящными руками. Волнистые волосы разбросаны по плечам. Вцепившись ладонями в перила, она взглянула на меня сверху вниз, и на мгновение я увидела черную подводку в уголках ее миндалевидных глаз и ровный, белоснежный овал ее лица. Она ничем не отличалась от миллиона похожих женщин с семейных фотографий предыдущего поколения – разве только тем, что смотрела прямо на меня и была при этом ненастоящей. Ее широко раскрытые глаза горели злобой и тоской и будто укоряли. Она смотрела прямо на меня, и она точно не была реальной. Женщина раскрыла рот, чтобы заговорить. У меня вырвался крик ужаса, а потом меня за предплечье схватила чья-то рука – большая, сильная, настоящая рука. Развернувшись, я увидела рядом Ника Харкнесса, который таращил на меня свои синие глаза. – Какого черта ты делаешь?! – крикнул он. Разинув рот, я начала было говорить: – Я… Но когда я подняла глаза, женщина уже пропала. Меня накрыло волной паники и невыразимого облегчения. – Ты это видел? – спросила я у Ника. Но он ничего не ответил. Его рука по-прежнему сжимала мое предплечье. Сверху открылась дверь, потом еще одна. И еще. Двери открывались одна за другой. – Пошли, – скомандовал Ник и потянул меня за собой в сторону парковки. – Куда мы идем? – выдавила я. – Уезжаем отсюда. Понятия не имею, что здесь происходит, и узнавать как-то не спешу. А ты? Фелл, Нью-Йорк Сентябрь 1982 Вив Обнаружив фокус с телефоном, она честно пыталась не подслушивать, но бороться с искушением было трудно. Вот, например, Джейми Бланик. Молодой парень в джинсах и поношенной футболке, который постоянно курил сигареты, не обращая внимания на запрещающий знак; Вив было намного труднее отслеживать невидимого курильщика, если в «Вечерней заре» останавливался Джейми. От него всегда пахло сладковатым дымом, поэтому Вив решила, что он, скорее всего, продает травку и принадлежит к той категории парней, с которыми она сама никогда не общалась, а приведи такого в дом, – у матери случится припадок. Очень привлекательный, но в каком-то зловещем смысле – сразу видно, хорошего отношения от него не жди. Расписываясь в гостевом журнале, он всегда посылал в сторону Вив самодовольную ухмылочку: «Приятного вечера», на что она долгое время лишь молча кивала, как идиотка. Но как-то ночью все изменилось: когда он вновь появился на ресепшене, она решила ему улыбнуться, и он улыбнулся в ответ. – Приятного вечера, – с этими словами он достал из кармана потертых джинсов свернутые в трубочку деньги и отсчитал несколько двадцаток. Глядя на его растрепанные каштановые волосы, серые глаза – довольно приятные, кстати, – и эту небрежную сутуловатость, проступавшую легкой линией от плеч до бедер, она заметила: – Частенько тут бываешь. – А тебя это напрягает? – непринужденно отозвался он, растягивая слова, и взял ручку, чтобы заполнить гостевой журнал. – Вовсе нет, – сказала Вив, а потом добавила: – Просто интересно, что тебе у нас так приглянулось? Неужели здешние виды? Он поднял на нее глаза и улыбнулся загадочной улыбкой, которая могла иметь множество значений. Что же он хотел ею сказать? – Точно. – Тон его был слегка шутливым. – Виды здесь и правда хороши. – Замечательно, – сказала Вив, не отводя взгляда. – Не буду тебе мешать. Просто, чтобы ты знал, мне все равно, чем ты там занимаешься. Джейми выпрямился. – Хорошо, – ответил он и протянул руку за ключом. На запястье он носил кожаный браслет с вставкой в виде лоскута ткани. – Вот и отлично. Я не мешаю тебе, а ты мне. – Ага, – Вив копалась в ящике в поисках нужного ключа. – Если, конечно, не захочешь развлечься, – добавил Джейми. – Тогда приходи ко мне и просто постучи. Ого! К такому Вив была не готова. Но все равно протянула ему ключ, наигранно хлопая ресницами, давая Джейми понять, что оценила его шутку. – Прости, не могу, – сказала девушка. – Тогда меня уволят. Молодой человек засмеялся; его смех был таким же приятным, как и он сам. – Пусть будет по-твоему, мисс Правильная. Мне это развлечься не помешает. Хорошего вечера. Джейми ушел, и когда через несколько минут на телефоне с легким щелчком зажглась лампочка, она сняла трубку и стала слушать его приятный, низкий голос. «Чувак, я на месте. Ты едешь?» Он созвонился с дюжиной клиентов. Все это время Вив, которая никогда в жизни даже не видела косяка и уж тем более ни разу не держала его в руках и не курила, открывала для себя новое: как называются все эти пакетики и сколько они стоят – и, наслаждалась чуть глуповатым юмором, с которым Джейми делал свою работу. В другую ночь одна проститутка в перерыве между клиентами позвонила няне, чтобы проверить, как там ее четырехлетняя дочь Бриджет. Вив слушала. «Пусть обязательно выпьет молоко. Дайте ей попкорна, но только совсем чуть-чуть. Она сразу уснула или еще вставала? Иногда ей нужно пару раз сходить на горшок. Ладно, перезвоню позже, надо бежать». В половине шестого она вышла – в обтягивающих джинсах и шлепанцах – и отправилась к машине, на ходу завязывая свои длинные волосы в хвост. Было еще темно, но в это время темнота кажется какой-то особенной – в ней уже сквозит надвигающийся рассвет. В полночь свет падает иначе. Но в полшестого мать Бриджет почти могла бы сойти за красотку: длинные волосы сияют, плечи расправлены. Сидя одна на ресепшене, Вив наблюдала, как непринужденно раскачиваются при ходьбе бедра этой женщины, и чувствовала зависть. – Ты же наверняка видишь всякие гадости в этом своем мотеле? – спросила ее как-то вечером Дженни, пока обе они собирались на работу. Одетая в медицинскую форму Дженни ела йогурт, а Вив в этот момент делала за кухонной стойкой сэндвич с болонской колбасой. По телевизору еле слышно шли десятичасовые новости. Вив надела джинсы с высокой посадкой и свободную белую футболку, которую заправила в джинсы. Образ завершал тонкий красный ремень, который, как ей показалось, смотрелся неплохо. Услышав вопрос, Вив взглянула на соседку в изумлении: – Какие такие гадости? Дженни лишь пожала плечами. На прошлой неделе она освежила перманентную завивку, и Вив, глядя на ее безупречные кудри, слегка завидовала и пыталась прикинуть, сможет ли наскрести денег на такую же. – Ну знаешь, всякие. Извращенцев там. Или гомиков. Проведя почти два месяца в «Вечерней заре», Вив стала более сведущей. Теперь она знала, кто такие «гомики», хотя и сомневалась, что хоть раз видела их вживую. Даже если и видела, понять, что это они и есть, она бы точно не смогла. – Шлюх-то я часто вижу. – Вив была довольна собой, что употребила именно это слово: для продвинутой девушки это в порядке вещей. – А гомиков как-то нет. Кивнув, Дженни зачерпнула ложкой йогурт, и Вив почувствовала облегчение, словно только что прошла проверку. – Гомики-то в парк ходят. Но все равно. Наверное, жутко тебе там по ночам работать. Вив подумала о призрачной женщине, которая велела ей бежать, о том, как ее толкнули в грудь в каморке с автоматом, и сказала: