Мне всегда нравились библиотеки. В школе я была из тех, кто каждую неделю оформляет на свой читательский билет максимально возможное количество книг, начиная с «Хоббита» и «Ведьмы с пруда Черных Дроздов» и далее по списку. Просматривая десятичную классификацию Дьюи, я могла наткнуться на незнакомую категорию и убить целый час на то, чтобы ее изучить. Компьютеры, каталоги карточек, микрофиши – я умела ориентироваться везде. Поэтому в Центральной фелльской библиотеке я сразу почувствовала себя как дома. Она находилась в самом центре города в довольно большом здании, которое, судя по колоннам и искусственному мрамору, считалось здесь престижным. Внутри затхлое помещение библиотеки оказалось квадратным – гигантская коробка с окнами в пол и лестницей без перил, уводившей на второй этаж. Я прошла мимо стола выдачи абонементов и двинулась в глубину, предполагая, что именно там должны храниться архивы СМИ. По пути мне встретилось несколько пенсионеров, женщина лет тридцати, которая, очевидно, судорожно готовилась здесь к какому-то экзамену, и кучка студентов – наверное, из крошечного Фелльского колледжа. Они, скорее всего, приняли меня за свою сверстницу, поскольку в тот день на мне были джинсы, ботинки на шнуровке и свитер под коротким пиджаком; волосы я, как обычно, собрала в хвост. Я покрепче перехватила свою сумку и отправилась бродить между стеллажами. В глубине библиотеки, подальше от окон, мне нравилось куда больше: здесь было пыльно и темно, и повсюду уютные закутки. Обстановка соответствовала моему измученному состоянию: было четыре часа дня, а в это время я обычно видела десятый сон. Пришлось вытаскивать себя из постели, чтобы успеть в библиотеку, пока та еще открыта. Разбудить Хизер и потащить ее с собой я не решилась – она и так редко ложилась, поэтому я оставила ее спать дальше. То, что я искала, нашлось только на втором этаже, хотя и правда в глубине библиотеки, за стеклянной дверью с надписью «Архив Фелла». Внутри было пусто – только пара компьютерных терминалов, несколько длинных столов и полки с книгами и журналами. Я даже не стала ни о чем спрашивать библиотекаря – просто зашла и села. Двадцать минут спустя я разобралась с местной системой. Наконец пришло время узнать о Фелле побольше. Начала я с самых очевидных запросов: «Вив Дилейни», «Вив Дилейни пропала», «Мотель “Вечерняя заря”». В моем распоряжении были только две статьи, которые я нашла в маминых вещах, два клочка газетной бумаги, но в базе данных Фелла сохранились еще две. В первой по большей части повторялась уже имевшаяся у меня информация, но вторая – под названием «КТО ТАКАЯ ВИВИАН ДИЛЕЙНИ. После исчезновения местной девушки остались вопросы» – дала новую. Я выбрала ее, ввела номер своей кредитной карты и нажала кнопку «Распечатать». По запросу «Мотель “Вечерняя заря”» я получила другие результаты. Сначала я сузила поиск, добавив в графе параметров годы – с 1980 по 1983. Но запрос почти ничего не дал, поэтому пришлось расширить временной диапазон, а потом и вовсе убрать все заданные параметры. В итоге по кусочкам я собрала славную историю мотеля, изложенную в хронологическом порядке. Построили его в 1978 году на участке «Земля Коттонов», названном так в честь предыдущего владельца, фермера по фамилии Коттон, который и продал землю застройщикам. Открытие состоялось зимой 1979 года – до начала туристического сезона, когда погода еще стояла холодная. Мероприятие прошло скромно, без пафоса. Сохранилась одна-единственная фотография, сделанная во время открытия рядом с вывеской у съезда с Шестой магистрали. Стоявшие перед мотелем мужчина и женщина приобнимали за плечи маленького мальчика. Подпись гласила: «Джанис и Карл Макнамара с сыном Кристофером возле своего нового мотеля “Вечерняя заря”. Мотель открыт и предлагает посетителям бассейн, кабельное телевидение и номера по двадцать долларов за ночь». Приглядевшись к маленькому мальчику, я узнала Криса – того самого грустного мужчину, который меня нанимал. По правде говоря, я терпеть не могу это место. Прихожу только в самом крайнем случае. Столько воспоминаний – и все плохие. Еще с минуту я рассматривала фотографию. В день открытия зимой 1979 года «Вечерняя заря» выглядела точно так же, как и прошлой ночью во время моей смены: те же двери, те же замки, та же вывеска. Если не считать большого воротника у Карла, рубашки в мелкую клеточку на Крисе и брюк с очень высокой талией на Джанис – последние, впрочем, уже опять входили в моду, – фото было сделано будто вчера. Даже вывеска за плечом у Карла была той же самой, что мне приходилось видеть каждый вечер. Парковка была пустой, на заднем плане возвышались темные деревья. Это чувство одновременно пугало и успокаивало – словно Карл и Джанис не умирали, а маленький Крис не превратился в жалкого мужчину, который мечтает лишь о том, чтобы мотеля никогда не было. Словно женщина в платье с цветами могла в любой момент выйти из своего номера и вежливо спросить, когда откроют бассейн. Распечатав фотографию, я переключилась на следующие упоминания. Дела не заладились в «Вечерней заре» с самого начала: в декабре 1979-го там случилась облава на торговцев марихуаной, а в феврале 1980-го там нашли девушку, которая убежала из дома со своим бойфрендом. Прокрутив дальше, я наткнулась на статью за июль 1980 года и оцепенела. «ТРАГЕДИЯ В БАССЕЙНЕ УНЕСЛА ЖИЗНЬ МАЛЬЧИКА» – говорилось в заголовке. Статья была напечатана последней странице газеты за 13 июля 1980 года – всего два абзаца в разделе «Местные новости». Девятилетний Уильям Дэнбридж, он же Билли, остановился в мотеле вместе с родителями по пути во Флориду и ударился головой об угол бассейна. Четыре дня он пролежал в больнице, где у него постепенно развился отек мозга; в итоге он умер. Его родители отказались разговаривать с журналистами. На вопрос, собираются ли супруги Макнамара нанимать спасателя, Джанис ответила: «Нет. Думаю, мы просто закроем бассейн». Я уставилась в монитор, чувствуя, как слезы высыхают у меня под стеклами очков. Этот мальчик – я его видела. Он сидел на балконе мотеля, на втором этаже, обхватив руками ограждение и чуть подавшись вперед. Я видела, как он убегал. Тот самый мальчик. И теперь я знала, кто он такой. – Прости, – послышалось за моей спиной. – Это твое? Развернувшись, я увидела молодого человека, который протягивал мне стопку бумаг. Примерно моего возраста, с карими глазами и мягкими золотистыми волосами чуть длиннее обычного. На нем были черный свитер и джинсы, позади него на столе я заметила куртку и рюкзак. Я даже не услышала, как он вошел. Я бросила взгляд на бумаги. Пачка статей, которые я только что распечатала, – они, наверное, остались в принтере в дальнем углу комнаты. Заголовок верхней статьи гласил: «КТО ТАКАЯ ВИВИАН ДИЛЕЙНИ?» – Спасибо, – сказала я, забирая у него бумаги. – Удалось выяснить? Говорил он тихо, но не шепотом. Да, мы находились в библиотеке, но в этой комнате никого, кроме нас, не было. – Что выяснить? Он указал на заголовок: – Кто такая Вивиан Дилейни. Должен признаться, мне и самому теперь интересно. Я снова перевела на него взгляд. До меня вдруг дошло, что я уже отвыкла видеть парней не ночью и не в мотеле. Пришлось судорожно вспоминать, как разговаривают между собой люди посреди бела дня – другие люди, а не мы с Хизер. – Она пропала в восемьдесят втором, – сказала я. – С тех пор ее так и не нашли. – Да ты шутишь, – ответил он. – Пропала в Фелле? – В мотеле «Вечерняя заря». Она работала там в ночную смену. – Я знаю это место. – Он выдвинул стул и уселся рядом, а потом как будто вспомнил: – Кстати, меня зовут Каллум Макрей. Он протянул мне руку. – Карли, – пожала я ее. Теперь, когда мы оказались на одном уровне, я смогла получше разглядеть его лицо: темно-карие глаза под симметричными бровями, идеальные скулы и нос, волевой подбородок. Было в нем что-то, излучающее породу, – возможно, свитер, который, как я теперь видела, явно не из дешевых и безупречно облегал фигуру. А может, все дело было в этой манере, с которой он просто взял ситуацию в свои руки и сел рядом – словно у него было на это особое право. Или же всему виной – исходивший от него свежий аромат, как будто пару дней назад он побрызгался дорогим парфюмом, и теперь от него остался едва уловимый шлейф. В общем и целом отличное сочетание, к тому же он мне улыбнулся; и все равно я оставалась настороже. Я училась в колледже и понимала: он сидит слишком близко. Если он извращенец, мне не трудно будет поднять шум прямо на месте. – Извини, – сказал Каллум, хотя по тону было ясно, что особой вины он за собой не чувствует. – Просто я фанат истории Фелла. Ты из ФККО? Готовишь какой-то проект? На мгновение усталость и глупость взяли надо мной верх. – Что такое ФККО? – спросила я. Он улыбнулся еще шире. – Значит, ты не студентка. ФККО – это Фелльский колледж классического образования. Ах да, точно. – Нет, я там не учусь. А ты? – Да не то чтобы, – ответил Каллум. – Ну, вроде того. Моя мать там преподает, поэтому мне разрешают ходить на занятия бесплатно. Привилегия преподавателей. Я пытаюсь ходить, но, по правде говоря, получается не часто. Он пожал плечами. – Это скучно. По крайне мере, для меня. Вот это – совсем другое дело. – Он постучал пальцами по моим бумагам. – Наверное, было глупо спрашивать про проект. Ты ведь не Чосера тут ищешь, а газеты за восемьдесят второй год. Просто я не ожидал увидеть здесь еще кого-то. Обычно в этой комнате тусуюсь только я. Я оглянулась по сторонам. – Ты тусуешься в архиве Фелльской библиотеки? – Звучит странно, знаю. Но ни один выпуск «Фелл дейли» до 2014 года не оцифрован. Хотя, раз уж ты здесь, тебе это, наверное, известно. Старых газет нет в интернете. – Да, я знаю. Во многом именно поэтому я и согласилась на это приключение. О том, чтобы приехать в Фелл и изучать местные архивы, я мечтала еще сто лет назад, еще вполне нормальной девочкой из Иллинойса, которая обожала читать и в чьем семейном шкафу имелся один собственный скелет. – В Фелле были еще две газеты, – продолжал Каллум, и по тому, как вдруг загорелись его глаза, я поняла, что он говорит о чем-то любимом, что бы это ни было. – «Фелл газетт» и «Апстейт Нью-Йорк джорнал». Первая выходила ежедневно, вторая – раз в неделю. «Газетт» закрылась в восьмидесятом году, «Джорнал» – в девяносто четвертом. И ни одну, конечно, до сих пор не оцифровали, а там полно крутых материалов. Многих выпусков не осталось даже на микрофишах. Не поверишь, но там в основном бумажные газеты – стопками. Знаю, тебе все это совершенно не интересно, но сейчас ты все поймешь, обещаю. Он улыбнулся, и я невольно улыбнулась ему в ответ. Тогда Каллум сказал: – У библиотеки нет денег на оцифровку. Когда я об этом услышал, то решил все сделать сам. Волонтером. У меня поднялись брови: – Ого! То есть ты каждый день сюда приходишь и сканируешь газеты? Бесплатно? – Да, у меня есть разрешение. Не считая покупки сканера и доступа к компьютеру, которым я пользуюсь, библиотеке все это ничего не стоит. И все библиотекари знают мою маму, потому что она преподает в ФККО. Они знают, что мне это нравится. Потому я здесь. – Но почему? Разве не лучше получить какое-то образование? – Меня даже передернуло от того, что я вдруг заговорила как собственная мать. – Извини, у меня в голове это звучало лучше. Я имела в виду, что, если тебе все это и вправду нравится, ты мог бы выучиться на журналиста. Или пойти стажером в редакцию. – Мог бы, – согласился Каллум, – но тогда мне пришлось бы писать по заданию, а не о том, что мне и на самом деле интересно. Вздохнув, я поправила очки. – Кажется, я понимаю. – Я так сразу и подумал, что ты поймешь – раз уж сама здесь. И сидишь одна в архиве, прямо как я. – Он подался вперед, а потом добавил: – Это же Фелл. Ты знала, например, что, когда у мебельного магазина на Меллер-стрит раскапывали участок под парковку, рабочие нашли в земле останки шести человек? Все – дети, жившие около двухсот лет назад. А нашли их в 1991-м. Никакого кладбища, просто яма с шестью детьми, которые погибли от тифа. Даже гробов не было. Кто-то просто вырыл яму и закинул в нее трупы. – Ни фига себе. Они все были братьями и сестрами? Каллум вскинул палец. – Нет! – Он явно смаковал этот момент. – Они не были родственниками. И к тому же все европейцы. Что же там случилось? Если вспышка тифа, то никаких записей на этот счет не осталось. В Фелле есть кладбище, заложенное в 1756 году, переселенцев из Европы там тоже хоронили. Так почему же тогда не похоронили и этих детей? Неужели кто-то просто выбросил их в яму и убежал? Ответа мы не знаем. Я прочитал эту историю в «Джорнал», когда сканировал газеты на прошлой неделе. Всего одна статья и только. Но ведь это же безумие. «Мы только что нашли шесть детских трупов, и никто не знает, как они сюда попали. Кстати, на выходных ожидаются осадки». Вот поэтому я и говорю: это же Фелл. – Да, я начинаю понимать. – По тебе видно, что ты не местная. – Каллум откинулся на спинку стула. – Этот город привлекает всяких чудаков. Мрачноватых личностей. Уж извини, что я вот так в лоб. – Ничего страшного. – Я указала на статью, лежавшую на столе между нами: – Вив Дилейни была моей тетей. Единственной сестрой моей покойной мамы. Я хочу выяснить, что с ней случилось, и добиться какой-то справедливости. Но все складывается совсем не так, как я рассчитывала. Он не стал уточнять, что я имею в виду. Просто кивнул и сказал: – Ладно тогда. Но на этом микрофише ты не найдешь всю историю целиком. Давай-ка лучше поищем газеты за 1982 год. Три часа спустя мы с Хизер сидели в нашей квартире: я – на диване, она – на полу, скрестив ноги. На кофейном столике высилась гора отсканированных газет и распечаток, при мне был мой блокнот на пружине, открытый на исписанной странице; оба наших ноутбука тоже стояли включенными. – Дурдом какой-то, – сказала Хизер. – Все это время я вела детективную деятельность в интернете. А надо было идти в фелльский архив. – И не говори.