Сглотнув, Вив кивнула. – Мы по-прежнему Бетти. Во всяком случае я. Марни снова покачала головой: – Ты мне нравишься, хоть и странная. Давай-ка перебирайся вперед. Вив вылезла из машины, подождала, пока Марни уберет сумку с фотокамерой, и уселась на пассажирское место. – Мы куда-то едем? – спросила она. – За твоими фотографиями. – Марни вставила в зажигание ключ и завела двигатель. – Но, если тебя и вправду интересуют мертвые девушки, предлагаю небольшую экскурсию. Фелл, Нью-Йорк Ноябрь 2017 Карли – Прошло четыре дня, прежде чем они заметили исчезновение Вив, – сказала я. – Четыре дня. Представляешь? Мы с Ником стояли в каморке «Для постояльцев». Времени было два часа ночи. Торговый автомат почему-то не работал, и Ник согласился на него взглянуть. Потом сходил в подсобку – о ее существовании я даже не догадывалась – и принес оттуда ящик с инструментами. Теперь мы были вдвоем в комнатке размером со шкаф: я сидела на машине для льда, а он ковырялся в торговом автомате. Чуть раньше нам пришлось найти старый кирпич и подпереть снаружи дверь, поскольку та все время закрывалась сама по себе. – В смысле? – спросил Ник. – Никто не звонил в полицию? – Никто. В газетах писали, что она пропала во время ночной смены двадцать девятого ноября. В ту ночь она сменяла парня, который тоже там работал; они поговорили, и с тех пор никто больше ее не видел. Четыре дня спустя, когда копы начали поиски, ее вещи обнаружились в офисе «Вечерней зари». Ник отвернул какую-то гайку, и передняя панель автомата раскрылась. – Я бы сказал, что персонал мотеля был не очень внимателен, но я и сам провел тут несколько недель. Персонала у вас, считай, и нет. – Знаю. Моя смена заканчивается в семь утра, и обычно никто меня не сменяет. Кажется, что, пропади я посреди ночи, они бы даже не заметили. – Я бы заметил. Я вспыхнула, не в силах подобрать слова. Однако Ник в тот момент смотрел на торговый автомат и моей реакции не заметил. – Я думал, она жила с соседкой. – Да, ее звали Дженни Саммерс. Пока он занимался автоматом, я могла спокойно изучить его профиль. При внимательном рассмотрении он оказался практически безупречным. Голубые глаза под насупленными – почти постоянно – бровями, которые хмурились еще сильнее в моменты сосредоточенности. Нос тоже был что надо. Последние несколько дней Ник не брился, поэтому на подбородке и под скулами уже наметилась темно-коричневая щетина. Всякий раз, как он орудовал отверткой, с его мускулами и сухожилиями происходило что-то удивительное и загадочное, и под рукавами футболки напрягались бицепсы. Пора было признать: я влюбилась в таинственного постояльца из номера 210. Ник замер, и только тут до меня дошло, что, пока я раздевала его глазами, у меня с губ не сорвалось ни единого слова. Тогда я сказала: – Сегодня я нашла Дженни Саммерс. Лицо Ника чуть смягчилось, и он вернулся к работе. – Ее по-прежнему так зовут – имени она не меняла. А еще, подумать только, ее имя есть в телефонном справочнике Фелла. Потому что в Фелле есть настоящий бумажный справочник. – Я знаю, – ответил Ник. Подняв с пола отвертку, он дернул какой-то переключатель с боковой стороны автомата, но тот по-прежнему не подавал признаков жизни. – В мотеле есть один. – Точно! – воскликнула я, ткнув в его сторону пальцем в знак одобрения, хотя в тот момент он на меня не смотрел. – Я видела его в ящике стола на ресепшене. В библиотеке тоже есть один. Такое впечатление, что интернет сюда так и не добрался. – К этому нужно привыкнуть. Ник присел на корточки, чтобы взять из ящика с инструментами другую отвертку, и в этой позе футболка на его спине чуть задралась, обнажив поясницу. Как завороженная, я уставилась на эту полоску кожи, а потом сказала: – В любом случае контакты Дженни Саммерс там есть. Я ей позвонила и оставила сообщение, сказала, что я племянница Вив. Еще я попыталась связаться с полицейским, который участвовал в расследовании. Хочу узнать, как так получилось, что ее исчезновение заметили только на пятый день. – У нее же не было ни друзей, ни парня. Когда ты один, такое случается. – Это как раз вторая деталь. Ледяная машина подо мной внезапно испустила рокочущий звук, похожий на отрыжку, после чего внутри нее щелкнул какой-то механизм. Странно, что эта штуковина год за годом делала лед, который никому не был нужен. Дождавшись из вежливости, пока она закончит, я продолжала: – Во всех репортажах писали, что Вив была красивой и общительной. И она действительно была красоткой. Но, когда пропадают такие люди, это замечают раньше, чем через четыре дня. Вот и я посчитала нужным сказать соседке, что какое-то время не буду ходить на учебу – а я далеко не так популярна, как Вив. Не вернись я домой, соседка решила бы, что меня похитил маньяк из «Молчания ягнят». – Это сейчас, – заметил Ник. – Но мы-то говорим про восемьдесят второй год. Тогда все было иначе. – Возможно. Но зачем писать, что у девушки было много друзей, если никто даже не понял, что она пропала? На популярность как-то не похоже. Он задумчиво провел пальцами по волосам. – Не знаю. Может, репортер только предположил. – Потому что она была красивой? Неужели они увидели на фотографии симпатичную девочку и сразу решили, что она душа компании? Будто у красивых не может быть проблем. И внутреннего мира. И никакой жизни, кроме идеальной. Ник бросил на меня изумленный взгляд: – Вот это отповедь. Но статью все же писал не я. Я понимала, что выношу ему мозг, но поделать с собой ничего не могла. Наверное, стоило замолчать, но я как будто помешалась, даже успела рассказать всю эту историю Хизер; с другой стороны, чем дольше я говорила с Ником, тем дольше я могла на него смотреть. – Ты правда думаешь, что сможешь починить автомат? – спросила я. – Нет, – честно ответил Ник, поднимаясь на ноги. Полоска обнаженной кожи исчезла, но вместо нее возникла другая – когда он потянулся за еще одной отверткой, лежавшей на автомате сверху. Неужели живот у него и вправду настолько плоский? – Я так и не понял, как он работает. Ему, наверное, уже много лет. Ты хоть раз в нем что-то покупала? – Нет. Я собиралась купить шоколадку, потому что они тут всего по двадцать центов, это безумно дешево, но, когда я засунула в него две монетки, он их просто съел и выпустил странный звук. Тогда я решила, что он сломан. – Ну, сломался-то он давно. Конфеты вон пылью уже покрылись. Хотя «Сникерс» выглядит вполне прилично. – Он выудил из автомата батончик и протянул его мне, а затем снова повернулся к автомату и попытался вскрыть отверткой боковую панель. – Интересно, может, там что-то застряло? – Что, например? – поинтересовалась я. – Да что угодно. Внутри ничего не видно. Но эта машина совершенно точно не будет выдавать сладости. Единственный вариант – взять их силой. Я вздохнула: – Столько работы – и все ради пыльного «Сникерса». – Не отказывайся, не попробовав, – ответил Ник и принялся исследовать панель, которую только что снял. – Ну да, эта штука точно сломана. Удивительно, что автомат до сих пор подключен к розетке. Я содрала с батончика обертку. Почему бы не попробовать? Не такой уж он и старый – не сорок же ему лет. Всего год, ну, может, два. – Мне кажется, все дело в том, что ремонт стоит денег. Но «Вечерняя заря» не тратит деньги. Ни на новые телефоны, ни на электронные замки – ни на что. – У меня в номере настоящий музей, – согласился Ник, прикручивая панель обратно к автомату. – Абажуры цвета сигарет, покрывало с помпончиками. Мне-то все равно, конечно, потому что там я нормально сплю впервые с тех пор, как был подростком. Черт! Я, кажется, что-то с ним сделал. Торговый автомат – вновь собранный – издал жужжащий звук. Где-то внутри звякнули мои монетки. После глухого удара в отверстии внизу появился еще один батончик «Сникерс». Некоторое время мы молча смотрели на него в изумлении. – Хм, мои поздравления, – сказала я. – Кажется, ты его починил. Лицо Ника выражало потрясение, схожее с тем, что чувствовала в тот момент и я. – Похоже на то, – ответил он, забрав из отверстия «Сникерс». – С кем из полицейских ты связалась? – Что?