– Насколько мне известно, просто ходили и задавали вопросы, – ответила Дженни, отхлебнув из чашки кофе. – Еще обыскивали мотель, но хватило их всего на несколько часов. Потом разговаривали с родителями. Осматривали ее машину. Проверяли данные телефонных разговоров. – Телефонных переговоров? – растерялась я. Дженни смерила меня взглядом: – Ты как моя дочь. Современная молодежь, вы же ни черта не знаете. Разумеется, в то время у нас были только городские телефоны. И вся информация о звонках хранилась в телефонной компании – в нашей «Матушке Белл». Копы ее распечатали, на длиннющем куске бумаги. Как сейчас говорят, олдскул. Мне и самой стало интересно, где эти записи и как их можно раздобыть. Я продолжала: – А она не упоминала никаких знакомых? Не обязательно мужчин, но вообще любых? Или, может, хобби? Какое-то увлечение? Ну хоть что-то? Дженни подалась вперед, и на ее лице появилось выражение усталости – такое бывает, когда тридцать пять лет подряд проводишь в заботах о других людях. – Дорогуша, мы ведь на самом деле не были подружками. Только соседками. Секретов друг другу не рассказывали и на двойные свидания не ходили. Просто иногда болтали, пока собирались на работу, вот и все. Я заглянула ей в глаза. Как бы она себя ни успокаивала, правда была одна. – Прошло четыре дня, прежде чем о Вив заявили в полицию. – Каждое мое слово сочилось гневом. – Четыре дня. Дженни на секунду прикрыла глаза; у нее поникли плечи. – Знаю. Я тогда на несколько дней уезжала к родителям. А когда вернулась, подумала, что она, наверное, тоже отправилась домой в гости. Решила, пусть занимается, чем хочет, – это ее личное дело. В те дни мне хватало собственных проблем и заморочек, головой я толком не думала. И через три с лишним десятка лет я по-прежнему себя корю, хотя теперь уже ничего не изменишь. – Дженни откинулась на спинку стула. – Иногда я думаю: а что, если бы я сразу сообщила в полицию, в тот же вечер, когда вернулась? Была бы Вив жива? Можно только гадать. Но я ведь сообщила, пусть и слишком поздно. А иной раз лежу и думаю: что было бы, не позвони я вовсе? Сколько бы времени прошло, прежде чем кто-то другой заметил исчезновение Вив? Она провела рукой по коротким волосам. Затем продолжила: – Неделя? Две? В мотеле остались ее вещи – в ящике стола на ресепшене. И всем ее коллегам было наплевать. То есть буквально ни один из них даже бровью не повел, когда увидел брошенную в мотеле сумку. Это ведь намного хуже, правда? В миллион раз хуже. Бедная Вивиан. Мне больше не хотелось здесь находиться. Не хотелось оставаться в этой унылой комнате отдыха, среди унылых запахов. Я понятия не имела, как Дженни умудрялась выполнять свою работу на протяжении целых тридцати пяти лет. – Вы думаете, с ней что-то случилось? – спросила я. – И что это был не побег? – Да, случилось. И пусть в полиции говорят что угодно, если им от этого легче, но я-то знаю. – Дженни указала пальцем на Хизер, а потом добавила: – Вот если бы Хизер пропадала где-то четыре дня, что бы ты подумала? И что бы себе представляла? Я сжала зубы, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Но отвечать не стала. – Мы были одинокими девушками с ночным графиком. Или, по-вашему, нам было невдомек, что может случиться – даже в те времена? Боже мой, иногда я вспоминаю, что за несколько недель до смерти Вив мы с ней обсуждали Кэти Колдуэлл. Кэти, чтоб ее, Колдуэлл. Ну как я могла быть такой дурой? – А кто такая Кэти Колдуэлл? Сидевшая рядом Хизер вдруг выпрямилась и напряглась, словно натянутая тетива: – Ее убили. И выбросили под эстакадой где-то в конце семидесятых. – Она перевела взгляд на Дженни: – Вы ее знали? – Нет. Она жила по соседству с моими родителями, и, когда я переехала в съемную квартиру и начала работать по ночам, мама часто меня пугала ее историей. «Будь осторожна, а то будешь, как Кэти Колдуэлл!», «Не разговаривай в автобусе с незнакомцами, а то будешь, как Кэти Колдуэлл!» Ну, и тому подобное. На нее смерть Кэти произвела огромное впечатление – уж такое было время. А еще Виктория Ли – ее смерть тоже. – Ее убили на беговой дорожке возле Бернес-Роуд, – пояснила Хизер. – «Только не занимайся бегом, дочка! А то знаешь, что случилось с той девицей!» – Дженни покачала головой. – Бедная мама. Она росла в период, когда ничего подобного просто не происходило – по крайней мере, она в это верила. А потом весь мир вдруг изменился до такой степени, что мама перестала его понимать. Но в ее словах была своя правда. Я всегда смотрела в оба, и Вив тоже. Однажды вечером, незадолго до ее исчезновения, мы это обсуждали. Наверное, поэтому я и решила сначала, что она просто куда-то уехала. Ведь ей не надо было объяснять, что ночная смена – это опасно. Она всегда была начеку. И к тому же далеко не дура. Я вспомнила, как в детстве мой брат Грэм травил байки про маньяка с крюком вместо руки. Типичные страшилки. Но у Дженни истории были совсем другими. С тех самых пор, как в десять лет я завела свой первый, тайный аккаунт на Майспэйс, мне приходилось иметь дело со всякими скользкими типами – незнакомцами, которые притворялись другими людьми и хотели заставить меня что-то сделать: купить какую-нибудь ерунду, подписать петицию или отправить им свою фотографию. Потом обо всем узнала мама и долго не могла решить, как лучше меня наказать, да и нужно ли наказание в принципе. Она совершенно растерялась. В каком-то смысле Вив знала об опасности куда больше, чем ее сестра даже по прошествии нескольких десятилетий. Я взглянула на Хизер. Та сидела, нахохлившись, с серьезным и озабоченным лицом. В нашу первую встречу она сказала: «Их так много, что всех и не упомнишь». А на вопрос, кого она имеет в виду, ответила: «Мертвых девушек». – Сможете еще что-нибудь рассказать? – спросила я у Дженни, чувствуя, что время поджимает и у нее вот-вот закончится перерыв. – Пусть даже какую-нибудь мелочь. Женщина задумалась, и на секунду я представила, какой она была тридцать пять лет назад: пышная блуза, джинсы с высокой талией, на голове начес. – Вив была очень красивой, – сказала наконец Дженни, чем повергла меня в изумление. – Помню, она говорила, что хочет стать актрисой. Планировала уехать в Нью-Йорк, но в итоге все это оказалось несерьезно. Она не была сногсшибательной, как какая-нибудь модель. Но она была из тех девушек, которые кажутся тем прекраснее, чем дольше на них смотришь. Понимаете, о чем я? – Да, – ответила я. – У нее было такое лицо – как будто умиротворенное. Она всегда грустила – по крайней мере, на моей памяти. В наши дни ее бы точно отправили к психологу, но тогда такой возможности не было. Но еще в ней чувствовалась какая-то озлобленность, особенно под конец. Думаю, она что-то скрывала, но что именно, пожалуй, теперь не узнать. Ах да, вот еще что. Дженни отставила в сторону чашку и пристально посмотрела на меня: – С тех пор как полиция получила данные телефонных разговоров, я все не могу понять: почему они ни разу не спросили меня про те звонки? Фелл, Нью-Йорк Октябрь 1982 Вив В выходные Дженни никогла не оставалась дома. Она любила повторять, что для нее идеальный день – это просто сидеть перед телевизором и есть конфеты, но на деле, когда появлялась такая возможность, она всякий раз занималась чем-то другим. Обычно шла в торговый центр и тратила свою крошечную зарплату на пластинки и косметику, а порой и на новую обувь: мокасины, балетки и туфли на шпильке самых невероятных цветов вроде ярко-красного или ярко-желтого; ходить в них на работу Дженни не могла, но все равно покупала на случай, «если вдруг вечеринка». За все время, что они жили вместе, Вив ни разу не видела, чтобы соседка ходила на вечеринки; с другой стороны, прожили они вместе не так уж и долго. В тот день Дженни снова отправилась в торговый центр – смотреть кино, пить фруктовые коктейли и делать все то, что Вив и сама бы делала еще каких-то шесть месяцев назад в родном Иллинойсе. Можно было бы выспаться, но вместо этого Вив решила потратить выходной на поиски того самого торгового агента. Она переставила телефон на кухонный стол, подключив его с помощью удлиненного провода – Дженни купила его, чтобы, разговаривая, свободно ходить по квартире. Рядом с телефоном девушка положила справочник Фелла, а также свой блокнот и ручку. Все еще в махровом халате, она зашла на кухню, взяла пачку крекеров, плавленый сыр и нож и уселась за работу. Пролистав блокнот до последней исписанной ею страницы, она достала пачку фотографий, которые дала ей Марни Махоуни. Среди них обнаружилось всего три подходящих снимка, но этого оказалось вполне достаточно. На каждом было видно «Вечернюю зарю» с ее освещенными коридорами на фоне ночи. Один снимок передавал, как мистер Уайт отпирает дверь в номер. Второй – как в тот же самый номер заходит Хелен. На третьем Вив обнаружила саму себя – в тот самый момент, когда она возвращалась на ресепшен из каморки «Для постояльцев» с шоколадным батончиком в руках. Глядя на свое изображение, девушка с трудом могла поверить, что это и вправду она. Хороший профиль, чистая бледная кожа, волосы, присобранные заколкой. Со стороны она казалась милой, симпатичной девочкой, пусть и немного грустной. «Кто же я такая?» – подумала Вив. Но главная ценность фотографии заключалась вовсе не в ней. На всех снимках в кадр попала стоявшая на парковке машина с чуть обрезанным задним бампером. Если положить рядом первое и третье фото, можно было разглядеть номера. На втором же фото композиция была идеальной, и в кадр попал весь номерной знак целиком. Вот она – та самая машина торгового агента. Вив бросила взгляд на телефон. Она могла бы позвонить Альме Трент – тем более что она дала ей слово. Та попросила ее «раздобыть хоть что-то» и обещала помочь установить настоящую личность мужчины, который останавливался у них в мотеле. Но в историю Вив Альма не поверила. И сочла все это какой-то безумной затеей. Намазав сыр на крекер, Вив принялась листать телефонный справочник. Потом закрыла глаза и попыталась вспомнить уроки актерского мастерства, которые брала после окончания школы. У нее хорошо получалось играть, быть другим человеком. Перевоплощаясь, она чувствовала себя немного лучше, пусть и недолго. Войдя в роль, Вив позвонила в Управление автомобильного транспорта. – Здравствуйте! – сказала она, услышав в трубке голос. – Мне только что позвонили из страховой компании. Говорят, у моего мужа какие-то проблемы с регистрацией. Вы не могли бы мне помочь? – Мэм, я не… – Он сейчас в командировке, – продолжала девушка. – Мой муж. Уехал по работе. Но если вернется и обнаружит аннулированную страховку, он очень сильно разозлится. Очень-очень сильно. Она пыталась подражать Хани из пьесы «Кто боится Вирджинии Вульф» – трогательной, немного беспомощной, но очень милой девушке. – Я просто не знаю, что мне делать. Они даже не объяснили толком, что за проблемы. Пожалуйста, не могли бы вы просто проверить? – Это не… Вив не слушая зачитала номер знака и модель машины, которую тоже удалось определить по фотографии. – Вот она. Мы на ней ездим уже целую вечность. Целую вечность! Ума не приложу, откуда вдруг какие-то проблемы. Муж говорит… – Оставайтесь на линии, мэм. Щелчок, а потом – тишина. Вспотевшей рукой Вив прижимала к уху телефонную трубку. Снова раздался щелчок. – Мэм, с вашей регистрацией все в порядке. – Вы уверены? – Да, никаких проблем я не вижу. Машина по-прежнему зарегистрирована на мистера Хесса. Мистер Хесс. У Вив закружилась голова, но она себя пересилила, успокоилась и сумела остаться в роли. – Ох, ну слава Богу! А там точно указан правильный адрес? – Вы живете на Фэрвью-авеню? – спросила женщина. – Да-да. Мы по-прежнему там. – Тогда все в порядке. Вив поблагодарила сотрудницу управления и сказала, что перезвонит в страховую компанию, чтобы разобраться с проблемой. Потом повесила трубку. У нее на спине под халатом выступил холодный пот. Во рту пересохло и жгло. Подкрепившись еще одним крекером и стаканом молока, она сделала глубокий вдох и снова принялась листать справочник. Стряхнула с себя образ Хани и дала простор фантазии, пытаясь придумать нового персонажа. На желтых страницах обнаружилось только два Хесса, и лишь один из них проживал на Фэрвью-авеню. Вив примерила на себя новую роль – на этот раз более жесткую и бесцеремонную – и набрала номер.