– И письмо, почему оно было в ящике стола? Разве она не оставила бы его где-нибудь на виду, чтобы его легко было найти? Судя по выражению лица, Олли озадачен не меньше моего. – Хотел бы я знать, – медленно говорит он наконец. – Она была моей матерью, но, как оказалось… Я совсем ее не знал. 21 ДИАНА ПРОШЛОЕ… Я поворачиваюсь в постели и смотрю на красные цифры, мигающие в темноте. – Ребенок вот-вот родится, – слышу я голос Олли, когда беру трубку. – У Люси схватки с интервалом в десять минут. Можешь сейчас приехать? Я встаю с постели и варю крепкий кофе. Я не доверяю себе на дорогах, пока не выпью утренний кофе, глаза у меня уже не те, что прежде. Я быстро принимаю душ и одеваюсь, перепроверяя вещи в сумке, которую заранее собрала. Схватки могут продолжаться долго, поэтому кто знает, сколько времени я пробуду в доме Олли и Люси. Я уложила салфетки, зубную щетку, роман. Я даже прихватила для Арчи завернутый в подарочную бумагу Паровозик Томас. Я собираюсь подарить поезд Арчи от имени новорожденного, потому что, по-видимому, так все сейчас поступают, по крайней мере так говорит Джен, а Джен, похоже, разбирается в таких вещах. Убедившись, что у меня есть все необходимое, я сажусь в машину и за двадцать минут добираюсь до их дома, прибыв без пяти шесть утра. Олли стоит на пороге, а Люси, согнувшись над забором, пережидает схватку. – Где ты была?! – восклицает Олли. Признаюсь, я злюсь. Не дай бог я задержусь дольше, чем они рассчитывают. Никто не спрашивает, где Том. Он проснется где-то около восьми утра, сыграет в гольф на восемнадцать лунок, а когда малышу исполнится несколько минут, заявится в больницу с экстравагантным подарком и обещаниями трастового фонда и станет всеобщим героем. – Вон такси, – говорит Люси, совершенно меня игнорируя. У нее роды, и я знаю, что разумно простить ее за невнимание. И все равно мне кажется, что «спасибо» не помешало бы. Или хотя бы «привет». Такое чувство, что вчера я была в ее положении, согнувшись от боли, ожидая, когда родится мой ребенок. Но в моем случае никто не спешил на помощь, не было мужа, чтобы вызвать такси в больницу. Меня бросили на ступеньках больницы с сумкой в руке. И после этого я осталась одна. Я знаю, что должна видеть сходство между мной и Люси. Мы – обе матери, мы обе питаем любовь к моему сыну. Мы обе остались без матери, хотя моя мать по собственному выбору отошла в сторону, а ее мать у нее забрали. Все это я знаю. Но почему-то, несмотря на наше сходство, когда я смотрю на нее, то вижу только наши различия. Когда в тот же день к Олли и Люси приезжает Том, я сообщаю ему, что у него теперь есть внучка. – Внучка? – Глаза у него, разумеется, тут же затуманиваются. – Похоже, история повторяется, правда? Сын, потом дочь? – Хотя наша история немного отличается, – возражаю я. – Немного, – соглашается он. Я смеюсь, заметив блестящую каплю жидкости у него в углу рта. – У тебя слюни текут. – Я вытираю его большим пальцем, как иногда делаю с Арчи. – Олли хочет, чтобы мы познакомили Арчи с его сестрой. Глаза Тома обшаривают гостиную. – Где Арчи? – Спит. Он только задремал, поэтому дам ему еще час или около того. Положив себе на колени ногу Тома, я начинаю массировать ему икру. Он закрывает глаза и благодарно стонет. – Том, вот скажи… Вам в данный момент на стройке не нужны случаем инженеры? Он хмурится, но не открывает глаз. – Инженеры? – Возможно, я кое-кого знаю, вот и все. – Инженера? – Да. Весьма квалифицированного. Раньше в Кабуле строил небоскребы. – Надавливая, я провожу большими пальцами от подколенной ямки до ахиллесовой пяты. – У меня такое чувство, что ты пытаешься воздействовать на меня массажем ноги, Диана. Том улыбается, и я чувствую знакомый прилив радости от того, что Том Гудвин меня любит. Это, без сомнения, величайшее благословение в моей жизни. – Если ты можешь за него поручиться, – говорит он, – считай, что он нанят. 22 ЛЮСИ ПРОШЛОЕ… Говорят, молния не ударяет в одно место дважды. Ну на самом деле был некий Рой Салливан, в которого семь раз за его жизнь попала молния. Семь! Что, интересно, думал Рой каждый раз, когда слышал, как кто-то говорит, мол, молния не ударяет дважды? Конечно, я понимаю, что суть поговорки в том, чтобы сказать, что катастрофы случаются редко. Но старине Рою от нее, наверное, делалось только хуже. Рой пережил все семь ударов, что более вдохновляет, если хотите знать мое мнение. Его нашли мертвым в его собственной постели в возрасте семидесяти одного года после того, как он выстрелил себе в голову, – и рискну сказать, за это в ответе в том числе и все те, кто твердил ему про молнию и «не ударяет дважды». Дело в том, что иногда молния ударяет дважды. Так случилось с Роем, и так вышло со мной. Потому что у меня второй ребенок с коликами. Я сижу в кресле, прижимая сосок ко рту кричащего младенца, только на сей раз у меня под ногами путается второй малыш. Мое кресло стоит в гостиной, которая теперь стала игровой комнатой, комнатой с телевизором и спальней Харриет. По телевизору показывают эпизод «Игры престолов», и я смотрю его вполглаза. Я смотрела эту серию уже три раза и все еще не совсем понимаю, что происходит. Слишком много персонажей в этом чертовом сериале. Но в нем есть Джон Сноу, что стоит усилий. – Просто поешь! – то ли шепчу, то ли шиплю я Харриет. Я благодарю судьбу за то, что хотя бы Арчи меня пока не донимает. Диана теперь приходит по вторникам и берет его на полтора часа в парк. За это я от всего сердца благодарна. Арчи обожает Диану – по многим причинам, и не в последнюю очередь потому, что она позволяет ему объедаться мармеладом и зефиром, а потом буянить. И меня это устраивает, потому что, имея на руках новорожденную с коликами, я готова согласиться даже на предложение гангстера-убийцы забрать ребенка. Харриет – та еще заноза, это уже в ее три месяца очевидно. Она не хочет идти на руки ни к кому, кроме меня, даже к Олли, и когда я пытаюсь передать ее, она делает глубокий вдох и смотрит на меня знающими глазками. «Зачем ты вообще пытаешься, мама? Я собираюсь заорать так громко, что соседи подумают, что ты пытаешься меня убить. Они могут даже вызвать полицию. Лучше бы тебе… О, вот и приехали, папа уже отдает меня обратно. Не совершай больше этой глупой ошибки». Неделю за неделей Диана упорно пытается подержать Харриет, как будто ожидая, что она чудесным образом прониклась вдруг любовью к людям. Каждую неделю, когда мы проходим через этот маленький ритуал, мне хочется сказать, чтобы она не беспокоилась, но это было бы лишением Дианы ее бабушкиных прав, не говоря уже о том, что сделает меня одной из тех сумасшедших невесток, которые заставляют всех сделать прививку от коклюша, прежде чем дать подержать ребенка. И я позволяю ей покачать Харриет. Я научилась играть в эту игру. Я едва успеваю заставить Харриет взять в рот сосок, как слышу хохот Арчи. Сердце у меня замирает. Уже? У меня были грандиозные планы на этот день! Но за полтора часа мне удалось только сложить крошечную стопку белья (даже не убрать ее!) и посмотреть, как белые ходоки вытаскивают из-подо льда мертвого дракона. Арчи врывается в комнату, сжимая в кулаке леденцы. Взяв пульт от телевизора, я останавливаю «Игру престолов». Мой сын маниакально носится по комнате, накачанный сахаром. – Арчи! – кричу я, когда он оставляет грязный след ботинка прямо на стопке сложенного белья. Моя грудь вырывается изо рта Харриет с болезненным щипком. – Вот черт! – Че-е-ерт! – вопит Арчи. За спиной Арчи появляется Диана, вид у нее потрясенный. Она оглядывает комнату и тут же протягивает руки к Харриет, которая делает глубокий вдох. Отдавая Харриет, я смотрю на кучу испорченного белья – венец моих достижений за последние полтора часа. И – в лучших традициях гормонального всплеска – ловлю себя на том, что сдерживаю слезы. – Арчи, посмотри, что ты наделал, дружок! Я не кричу. Под конец фразы я для верности добавляю «дружок». Но Арчи, конечно же, решает разрыдаться. Присев на корточки, Диана перекладывает плачущую Харриет на другое плечо, как будто это что-то изменит, и пытается утешить Арчи. – Это все, что мне удалось сделать, пока тебя не было! – объясняю я. – Кроме попытки накормить Харриет, да и на этом поприще мои усилия были столь же жалкими. Диана бросает взгляд на экран телевизора, где застыл Джон Сноу, затем снова на меня. – Может, тебе стоило бы попробовать делать несколько дел одновременно. Когда Олли был маленьким, я обычно разбирала сумки с продуктами, пылесосила дом и заполняла счета на оплату, пока его кормила. Очевидно, что Диана лжет. Она никогда не разбирала сумки с продуктами, не пылесосила дом и не заполняла счета, пока кормила Олли грудью. Это физически невозможно. Я знаю, потому что у меня большой опыт – не говоря уже о том, что он недавний, – в грудном вскармливании. Но какая разница, что я знаю, потому что свекрови имеют право говорить неправду. И не важно, намеренно ли они врут или плохо помнят. – Ричард в три месяца уже пошел. – Мэри никогда не плакала. Никогда! – Я начала кормить Джуди еще в больнице. – Я всю одежду Тревора стирала вручную в самодельном стиральном порошке. – Филип любил овощи. Очень-очень любил. Он съедал все, что бы я ни ставила на стол. А больше всего брюссельскую капусту! Невестки знают, что свекрови лгут, но это не имеет ни малейшего значения, потому что как докажешь, что чьи-то слова неправда? И – что важнее – как это доказать, пытаясь быть вежливой со своей свекровью? Это так же невозможно, как грудное вскармливание одновременно с разбором сумок, мытьем полов и оплатой счетов. Так что свекрови могут говорить о материнстве все, что им заблагорассудится. Свекрови всегда в выигрыше. – Ты могла бы оставить Харриет на пару минуту и постирать, – говорит Диана. – Посадить обоих детей в коляску и повезти в супермаркет за продуктами. Дать Арчи головоломку, а Харриет посадить на детский стульчик, пока готовишь ужин. Тебе не нужно сидеть в этом кресле круглые сутки, когда ей три месяца от роду.