Со временем он поведал ей свою историю. Показал фотографии любимой Грейси, и они вместе поплакали о ней за бутылкой хорошего бренди, которую Ада давным-давно привезла из Парижа. Когда-то у Ады тоже был ребенок. Прелестный малыш, которого она назвала Генри. Малыш родился в Каире, вне брака – какой скандал! – после бурного романа с норвежским египтологом. Бедный мальчик прожил недолго. Он появился на свет слишком рано и не выжил, ведь в те времена медицина, тем более в Каире, оставляла желать лучшего. Она часто раздумывала о том, что, вернись она в старую серую Англию к старым серым больницам, возможно, все пошло бы иначе. Быть может, сейчас она была бы эксцентричной бабушкой и нянчила внуков, детей Генри, рассказывала бы им сказки, угощала бы их полдником после уроков балета. По какой-то неведомой причине в воображении она видела только внучек – маленьких девочек. На деле же ей осталась лишь эксцентричность. Частица ее души умерла вместе с Генри, в иссушающей жаре Северной Африки – с тех пор Ада уже не была прежней, несмотря на показное веселье. Она никогда не говорила о сыне – слишком это было больно, да и несмотря на долгие странствия по чужим землям, Ада оставалась англичанкой, а значит, не позволяла себе горевать открыто. Однако с Джо она поделилась всем – и вместе они подняли бокалы за погибших детей и за жизни, которых малышам не довелось прожить. Он тоже многое поведал Аде. И о Джесс, и том, как они жили, какая она была умная, смелая и как он включал для нее ту самую песню – «Baby, I love you». Рассказал и о том, как авария погасила свет ее души и погрузила во тьму, из которой Джесс не смогла выбраться. Джо говорил о любимой в прошедшем времени, упомянул, что теперь ей лучше, повторил эти слова несколько раз, как будто пытаясь убедить в этом самого себя. Она знала – потому что хорошо знала Джо, – как отчаянно он сожалеет, что ему не удалось помочь Джесс. Он был молодым человеком, но душа его рано повзрослела, и у него был особый дар – все чинить. И сломанные краны, и кухонные шкафчики, и даже пожилые дамы, которые отказывались признавать свое одиночество, поддавались его чарам. Джо стремился приносить пользу, так уж он был устроен – будто бы постоянно доказывал кому-то, что нужен, вопреки сомнениям, посеянным в нем злыми людьми. В этот вечер, пока часы отсчитывают минуты до полуночи, Джо идет за Адой сквозь веселую толпу: библиотекарь и флористка танцуют под песню Тины Тернер, в которой поется о гордячке Мэри, поэты прихлебывают абсент, рефлексолог раскинул карты, пытаясь убедить юную красотку, которая работает в баре «Клубничка», что карта «Влюбленные» говорит именно о них – в эту ночь. У Ады появилась интересная мысль, зернышко, из которого кое-что может вырасти. Джо любит помогать. А она знает несчастных, которым очень нужна помощь. Они входят в кухню, откинув по пути занавеску из разноцветных бисерных нитей, окидывают взглядом пиалы, в которые выложены хумус, тарамасалата, соус мухаммара, проходят мимо наполненной кубиками льда раковины, где охлаждается поддельное шампанское. Они идут к Кларе и Дженнифер, по-прежнему сидящим в углу, сцепив руки и утопая в слезах. – Джо, – с улыбкой произносит Ада, – познакомься с Кларой и Дженнифер. У них возникли некоторые трудности. Молодые женщины смотрят на них смущенно, озадаченно и невыразимо печально. – Мне очень жаль, – отвечает Джо. – Могу я чем-нибудь помочь? Именно эти слова Ада и предполагала от него услышать. И тогда они узнали историю Дженнифер, историю 2009 года, когда у Дженнифер истек срок действия студенческой визы, и ей предстояло против воли возвратиться в родной Нью-Гемпшир. Услышали они и о том, как полугодом ранее Дженнифер приехала в Лондон, чтобы изучать в университете литературу Викторианской эпохи. Узнали, как Дженнифер встретила Клару и полюбила ее. Это история о временах, когда однополые браки еще не были легальными, история женщины, которая отчаянно желала остаться в Англии, и мужчины, которого она встретила однажды в новогоднюю ночь на вечеринке у старой безумной дамы. Это история о том, как встретились Джо и Дженнифер, не полюбили друг друга, но поженились. Ада оставляет их втроем и возвращается в гостиную, где подвыпившие гости отсчитывают последние мгновения уходящего года. Библиотекарь целует флористку, девушка из бара «Клубничка» шлепает рефлексолога по руке, и Ада улыбается. В эту ночь безумная старая дама все же изменила чьи-то судьбы. Глава 33 – Так, значит, это был… фиктивный брак? – с удовольствием пробуя на вкус каждое слово, спрашивает Майкл. – Вот именно, – широко улыбается Ада. – Джо, конечно, красавчик хоть куда, но ни Дженнифер, ни Клара на него не клюнули. Не выпуская моей руки, она поворачивается ко мне и произносит: – А ты подумала иначе, дорогая? Решила, что он женился и живет счастливо с другой? – Да, – шепчу я в ответ. – И даже отчасти радовалась за него, искренне. Но на самом деле… Последние слова повисают в воздухе, потому что мне не нравится, к чему они ведут. Как это ужасно – надеяться, пусть и тайком, что кому-то живется плохо. – На самом деле – ты живой человек, – отвечает Ада, сжимая мою руку. – В душе ты та же самая девочка, которая влюбилась в Джо с первого взгляда. И горюющая мать, которая с тоской мечтает собрать осколки прошлого. Никто тебя ни в чем не винит, дорогая. У каждого свои недостатки. И что же ты собираешься делать дальше? Есть у тебя план? А вот это, конечно же, очень интересный вопрос. Что же нам делать дальше? – Я надеялась, что вы нам поможете, Ада, – отвечаю я. – Что с ними стало? С Джо и его… женой? – Как я уже сказала Белинде, мне неизвестно, где сейчас Джо. Поверьте, я бы сразу обо всем рассказала, не устраивая драматических разоблачений. Вы знаете, что он сидел в тюрьме? Из-за того отвратительного случая с одним мерзавцем и его собакой? Кивнув, я застываю от ужаса. Не могу представить себе Джо в заключении – он ненавидел замкнутое пространство. Терпеть не мог сидеть в четырех стенах и подчиняться приказам. Для него это были кошмарные дни. – Так вот, – продолжает она, – надо сказать, что заключение на него сильно повлияло. Он вернулся сам не свой. Мы с ним разговаривали о том времени, но он толком ничего и не рассказал – наверное, не хотел меня огорчать. Он недолго там пробыл, но ему хватило. Точно не знаю, что там произошло, и не знать, конечно, гораздо хуже, чем знать, потому что воображение у меня разыгралось не на шутку! – Мне кажется, ничего особенно ужасного там не случилось, – говорю я. – Ему было плохо. У Джо… было не особенно счастливое детство, и, наверное, по этой причине он очень ценил свободу. Возможность выбора. Он сам принимал решения, отказываясь следовать судьбе. Ада кивает, и ее темные глаза наполняются слезами. – Я все понимаю, дорогая, ты права. Бедный Джо был очень хорошим и добрым, несмотря ни на что. Подумать только, кем он мог бы стать, будь у него родители, которые его любили бы и заботились о нем. Так вот, потом мы жили как раньше – хоть Джо и был женат на Дженнифер и официально переехал к ней в квартиру под самой крышей, но на самом деле остался в подвале. Девочки были сами по себе, и мы с Джо – тоже. Кое-что он все же решил изменить – захотел немного отпустить прошлое. В тот год он перестал отправлять поздравительные открытки ко дню рождения Грейси. А через год, в октябре 2010-го, кажется, он пришел ко мне, и мы с ним выпили чаю и вспомнили малышку. Он тогда сказал, что не хочет тебе мешать, а поздравительные открытки наверняка тебя расстраивают. Ада смотрит на меня, вопросительно приподняв брови, – ей очень хочется узнать, что же со мной случилось и почему я вдруг оказалась здесь столько лет спустя. – Его письма до меня не дошли, – честно отвечаю я. – Сначала я долго болела. Потом родители сказали, что Джо уехал навсегда, и письма и открытки нашлись совсем недавно, когда умерла моя мама. – Какой ужас, – вздыхает Ада. – Твои родители, конечно, постарались. Катастрофическую задницу устроили и тебе, и себе. Майкл фыркает при слове «задница». Похоже, он не прочь пойти к Аде в приемные сыновья. – Так, что у нас дальше? Году в 2013-м Клара и Дженнифер решили переехать в Штаты. Дженнифер закончила учебу в университете и вела курс для аспирантов. Она работала над какой-то книгой – точно не помню, что-то о роли корсетов в готических женских текстах, – и ей предложили должность в одном из старинных колледжей на восточном побережье. К тому времени они все стали добрыми друзьями и предложили Джо поехать с ними, если он не против, конечно, – ведь юридически он был ее мужем. Сначала он отказался, говорил, что его дом – в Англии и он вполне доволен жизнью. Много всего говорил, но я-то догадалась, что остается он только из-за меня. Это было совершенно неприемлемо, о чем я и сообщила Джо в самых суровых выражениях. Она смеется, вспомнив, как это было, и я воображаю себе картину того столкновения интересов – бедняге Джо против Ады было не выстоять. Да и мало кому это бы удалось. В чем-то она права – в этом доме Джо прожил дольше всего с тех пор, как уехал из Манчестера, и Ада наверняка сыграла в этом главную роль. Вряд ли Джо оставался здесь из-за того, что Ада от него зависела, скорее всего, и он ощущал с ней особую связь. – Я сказала ему, что он должен ехать, – продолжает старая дама. – Сообщила, что я сильная, независимая женщина, и как бы я его ни любила, моя жизнь без него не кончится. На самом деле, конечно, мне было ужасно грустно, но он понял, что я не прощу себе, если он останется привязанным к моей юбке. Я хотела, чтобы Джо летел вперед, на свободу, чтобы он увидел мир, каким мне выпало счастье его увидеть. В конце концов он сдался, но при одном условии – если я соглашусь нанять сиделку. Выговорив последнее слово, она вздрагивает, словно прозвучало древнее проклятие и теперь на волю вырвется кракен. – Сиделку! Вообразите! Чтобы прекратить тот разговор, я согласилась, решив про себя, что отделаюсь от всяких сиделок, как только Джо окажется в Штатах. Он сказал, что сам поговорит с кандидатами и выберет мне подходящую помощницу – такой хитрец! И… так и сделал. Нашел Каролину. В первый же день она заявилась с бутылкой польской водки в одной руке и с пачкой ароматных сигарет в другой. Я сразу поняла, что мы сойдемся характерами. Она до сих пор со мной, но сиделкой я ее не называю. Скорее считаю подругой. Она зовет меня старой ведьмой и ругается на нескольких языках – талантливая штучка! Я с улыбкой воображаю разговоры двух дам: как они решают мировые проблемы за бокалом-другим, вспоминают былое, язвят, подшучивают друг над другом и смеются. И воображаю Джо, который очень хочет начать новую жизнь, но не может, пока не удостоверится, что с Адой все будет в порядке. – Вот так и вышло. Мы устроили прощальную вечеринку, и наша троица отбыла навстречу приключениям. Джо еще некоторое время писал, присылал открытки, но не очень долго – чему я рада. Расставаясь, я сказала ему, мы прощаемся навсегда, и я не ожидаю получать от него письма до конца жизни, и не хочу, чтобы из-за меня его мучила совесть. Я прожила почти сотню лет, повстречала много интересных личностей, посетила много потрясающих мест и распрощалась почти со всеми из них. Такова жизнь, и не стоит грустить – надо радоваться выпавшей удаче, с благодарностью вспоминать о людях, с которыми сводила судьба, а не оплакивать тех, кого больше нет. Хотя некоторых терять больнее, с этим я соглашусь. Сейчас она говорит о Грейси и о своем сыне, о невыносимых муках, которые испытывает мать или отец, когда ребенок умирает прежде, чем приходит их срок. – Да, некоторых терять больнее, – отвечаю я. – Однако вы правы. Я много лет пыталась не думать о Грейси. Не позволяла воспоминаниям себя мучить. И только теперь, спустя столько времени, я начинаю понимать, что помнить необходимо. Мне нужно плакать и радоваться. У меня была дочь. Она была умной, веселой и замечательной… и очень, очень красивой. Ее больше нет, но это ничего не меняет. Ада кивает, и мы умолкаем на минуту, вспоминая о наших потерях, не размыкая рук и думая об одном. – Все так. Ну, ладно. Что-то мы расчувствовались. Белинда, ангел мой, подай мне вон ту коробку с верхней полки. Да, эту, маленькую деревянную шкатулку. В ней открытки, которые мне прислал Джо, – возможно, по ним вы сможете его найти, если, конечно, не отказались от поисков. В комнате воцаряется тишина, и Майкл с Белиндой выжидающе смотрят на меня – решение принимать мне. – Мы не отказались, – уверенно произношу я. Настроена я решительно, возможно, сказывается вдохновляющий пример Ады. – Зачем мне наследство, если нельзя спустить его на охоту за призраками по ту сторону океана? – Вот это я понимаю! – восхищается Ада, принимая от Белинды шкатулку. Открыв ящичек, она вынимает из него тонкую пачку открыток и раскладывает их на кушетке – яркие пятна на фоне черно-белого покрывала. – Итак, – начинает она рассказ, – первым делом они полетели в Бостон, потому что решили для начала пожить у родителей Дженнифер. Не знаю, что сделали потом девушки, хотя от Клары один раз я и получила открытку, из университета, в котором они устроились, – мечта, увитая плющом, профессора и студенты сплошь белая кость, все чинно-благородно. Джо, судя по всему, пошел своей дорогой, и я его вполне понимаю – представить его в душных стенах колледжа у меня не хватает воображения. Она раскладывает остальные открытки – на многих знаменитые американские достопримечательности: мост Золотые ворота, башня Спейс-Нидл в Сиэтле, гейзер «Старый служака» в Йеллоустоуне, гора Рашмор и кое-что еще. На каждой открытке всего несколько строк, и все – поздравления: с Рождеством, с Пасхой, с Дивали, как ни странно. Заметив наше удивление, Ада поясняет: – Я принимаю все религии. В сущности, если есть что праздновать, я не откажусь – однажды мы устроили вечеринку в честь растафарианского Нового года! – Похоже, Джо отправился автостопом по самым удивительным местам… – восхищенно округлив глаза, ахает Майкл. – А у нас тоже будет такое потрясающее путешествие, да? – Вряд ли в том есть нужда, – отвечаю я, и Белинда согласно кивает. – Джо устроил себе праздник. Он исследовал страну, надолго нигде не задерживался. Понимаю, до сих пор я настаивала на том, чтобы идти по его следам, но, возможно, пора выяснить, где он сейчас, и отправиться прямиком туда? – То есть веселые приключения откладываются, – вздыхает Майкл, – ну ладно, я все понимаю. Так где он сейчас? – Последняя открытка пришла почти два года назад, – сообщает Ада. – Из Нью-Йорка. Джо поздравил меня с Днем Дхармы. Если не ошибаюсь, это буддийский праздник. Из Нью-Йорка пришло несколько открыток, так что можно с уверенностью предположить, что там он и поселился. Взяв из ее рук открытку, я рассматриваю изображение статуи Свободы и строки, выведенные рукой Джо. – Нью-Йорк… – потрясенно охает Белинда, и в ее голосе звучит охватившее меня отчаяние. – Ну почему обязательно Нью-Йорк? Там же шесть миллитриллиардов жителей? Разве нельзя было поселиться в маленьком городке с каким-нибудь забавным названием? Там он был бы единственным Джо Райаном! – Не теряй веры, дорогая, – строго говорит Ада. – Цинизм очень старит.