— Хорошо, что между нами полное согласие, — констатировал Бекстрём. — Как только появятся интересные новости, я сразу же сообщу. — Я буду благодарен тебе, — заверил Боргстрём. — Не за что. — Бекстрём поднялся. — А теперь извини, но у меня хватает дел. — Удачи тебе, Бекстрём. «Почему я сейчас должен заботиться об этом?» — подумал комиссар. * * * «Наконец появился хоть один нормальный человек», — подумал он, когда приветственная церемония на русский манер закончилась и он расположился в комнате Нади Хёгберг. — Рассказывай, Надя, — попросил Бекстрём. — Как провела отпуск? — Так себе, — покачала головой Надя. — Ты действительно хочешь услышать об этом? — Да, рассказывай, — повторил Бекстрём. Надя собиралась провести в своем бывшем родном городе Санкт-Петербурге целый месяц, но ей с лихвой хватило четырнадцати дней. В России и раньше все обстояло не лучшим образом, а сейчас стало еще хуже. Поэтому, когда Тойвонен позвонил ей, чтобы узнать, как у нее дела, она рассказала все как есть. Что скучает по дому, по Сольне и Швеции, поскольку в конце концов поняла, что ей пора завязывать со своей старой родиной. В следующий раз она поедет туда только туристом, а не как русская, живущая в эмиграции. И когда до нее дошло, что в ней нуждаются на работе, она без труда приняла решение. И вот сейчас сидела здесь. — К великой радости для меня, — признался Бекстрём. — И для меня тоже, — сказала Надя и улыбнулась. — Кстати, у меня с собой подарок для тебя. — Как мило с твоей стороны, — расплылся в улыбке Бекстрём. — Я купил тебе цветы, но, к сожалению, забыл взять их, когда поехал сюда утром. Однако поскольку мне еще надо будет вернуться после обеда, ты получишь их позже. «Нельзя попадаться на лжи», — подумал он. — Очень мило с твоей стороны, — сказала Надя с хорошо скрытым удивлением. — Но тебя, пожалуй, интересует, как дела с расследованием? — Да, — подтвердил Бекстрём. — Хотя сейчас, когда ты снова на работе, я чувствую себя значительно спокойнее. «И это в виде исключения абсолютная правда». Объективно оценить ситуацию было одно дело, а витать в облаках — несколько иное, посчитала Надя. И она собиралась позаботиться о том, чтобы все возможное было сделано. И при этом считала, что у них крайне мало шансов идентифицировать жертву. Сотни женщин пропали за последние десять лет. Сама она не сомневалась в такой половой принадлежности жертвы, поэтому сведения о двух сотнях пропавших мужчин сразу же отложила в сторону. Она также не сомневалась, что в данном случае они имели дело с убийством. Надя уже заполучила материалы многих расследований, которые проводились в связи с исчезновением представительниц слабого пола. Кроме того, начала просматривать все на предмет чего-то бросавшегося в глаза. Работа по дополнению их описаниями внешности, общемедицинскими и стоматологическими картами, а также ДНК уже шла полным ходом. Пожалуй, они могли столкнуться с проблемами. Регистр ДНК охватывал всего один процент населения, зубы жертвы были идеальными, и, если им сейчас удастся найти еще какие-то ее останки, они вполне могли столь же мало дать следствию, как и ее череп. То есть на нечто, вроде татуировок, родимых пятен, врожденных дефектов или повреждений мягких тканей, возникших позднее при жизни, им вряд ли стоило рассчитывать. — Нам надо надеяться на лучшее. Тебе кто-нибудь помогает? — спросил Бекстрём. — Да, — кивнула Надя. — Двое новичков просто замечательные. Разобравшись с тем, что было ближе всего его сердцу, комиссар коротко пообщался с прочими своими сотрудниками. Лишь одну из них он старательно избегал, помня о случившемся перед выходными и не желая давать ей каких-то ложных надежд. «Ведь она, пожалуй, может заявиться в костюме аквалангиста», — подумал Бекстрём, который отныне хорошо представлял себе весь ассортимент сексуальных услуг после того, как провел соответствующее исследование в Сети. «Наконец появилось немного времени для себя», — подумал он час спустя. Сначала заскочил в цветочный магазин на площади Санкт-Эриксплан, пока такси ждало его снаружи. Затем продолжил путь в приятный итальянский ресторан, расположенный совсем рядом с домом, чтобы потом, наконец, войти в собственную дверь ради ожидавшего его послеобеденного отдыха. Надины цветы он на всякий случай засунул в дверную ручку из опасения забыть их, когда будет возвращаться на работу. Когда Бекстрём около шести вечера вернулся к себе в офис, Надя оказалась единственной, кто еще там оставался. Своих помощников она отправила домой. Утром ждал новый день, а лучшие результаты давала работа, выполняемая в спокойной обстановке и теми, кто привык следовать строгим правилам. Особенно если она требовала максимального внимания. По мнению Нади, в подобных случаях так называемые кавалерийские наскоки выглядели чуть ли не кощунством. — Как отнесешься к тому, если мы устроим маленький праздник? — спросила она и улыбнулась. — И спасибо за цветы. — Это такая мелочь, — произнес Бекстрём с наигранной скромностью. — Другое твое предложение стало приятной музыкой для моих усталых ушей. Квашеная капуста, русская сырокопченая колбаса, соленые огурцы и новая водка, которую Надя нашла и посчитала достойной и которую Бекстрёму просто необходимо было попробовать. Отличный аперитив, прежде чем он примется за ужин. — Водка «Березовый лес», — перевела ее название Надя и закатила глаза. — Старая добрая Россия в концентрированном виде, налитая в бутылку. Ты найдешь, кстати, еще одну неоткупоренную в ящике стола в своем кабинете, — продолжила она, наполняя стаканы им обоим. — Будь здоров, — сказала Надя по-русски и подняла свой стакан. — Будь здоров, — с энтузиазмом повторил за ней Эверт Бекстрём и едва успел последовать ее примеру, как зазвонил его мобильник. 28 В то самое утро понедельника, когда Надя вернулась на работу, Ниеми и Фернандес на машине добрались до лагеря скаутов на острове Экерён, куда также должен был подъехать полицейский кинолог с собакой, чтобы морская полиция смогла доставить их всех на остров Уфердсён. На пути туда Ниеми рассказывал, до чего он додумался накануне, а Фернандес кивал в знак согласия. По словам Ниеми, речь шла всего лишь о гипотезе, но ее в любом случае стоило проверить. Опять же то, что они пропустили погреб, выглядело не лучшим образом. Обычно это были капитальные сооружения с каменными стенами и крышей из толстых балок и досок в два пальца толщиной, которую потом покрывали метровым слоем земли. Их делали так, чтобы они могли выдерживать любые капризы природы продолжительное время, констатировал Ниеми, а потом поведал, что в усадьбе в Торнедалене, где он вырос, имелся такой. Если верить ходившим в семье рассказам, построил его прапрапрадед в начале девятнадцатого века. За сто пятьдесят лет до того, когда Ниеми появился на свет. — Такой не завалит ветром и не смоет дождем, — подвел итог Ниеми. — Я полностью с тобой согласен, — сказал Фернандес. — Хорошо бы нам найти его, поскольку тогда мы, по крайней мере, сможем забыть о нем. Но есть ведь и другие возможности. — Конечно, — согласился Ниеми. — Я слушаю. — Ты наверняка тоже думал об этом, — сказал Фернандес, — но давай предположим, что убитую просто бросили в канаву на острове Экерён… — Конечно, такое возможно… — согласился Ниеми. — И она лежала там, пока случайно пробегавшая мимо лиса не забрала с собой голову и не протащила ее пару километров по льду к себе в нору на острове Уфердсён. — Да, — кивнул Ниеми. — Зимой озеро покрыто льдом, а лисы должны спариваться, и тогда они могут оказаться черт знает где. Но если мы найдем останки убитой в погребе, если мы, конечно, отыщем сам погреб, то сможем опровергнуть эту гипотезу. — Да, — согласился Фернандес, — ее тело лисы не смогли бы притащить туда. Через час они высадились на остров Уфердсён. Ниеми, Фернандес, кинолог и его верный Сакко, похоже настроенный более оптимистично относительно предстоявшего задания, чем его хозяин. — Как ты смотришь на то, если я и Фернандес начнем, а ты пока выпьешь кофейку? — предложил Ниеми и на всякий случай кивнул в сторону стоявшего на столе термоса. — Тогда я больше доверяю Сакко, — сказал кинолог. — Если все обстоит так, как ты предполагаешь, то мы сидим всего лишь в пятидесяти метрах от крестика, который ты поставил на карте. Так мы сэкономим время. Кроме того, пес ведь будет постоянно находиться в поле нашего зрения, и, если займется какой-то ерундой, мы сможем отозвать его. — Ладно, — согласился Ниеми и кивнул. — Тогда так и поступим. По крайней мере, чтобы выиграть время. Хозяин Сакко сначала прикрепил к ошейнику собаки маячок, потом показал рукой направление. — Ищи, — сказал он. Сакко поспешил вперед, но через метров сорок резко остановился примерно в трех метрах от холма с пологими склонами, вытянутого в северном направлении и как бы аркой возвышавшегося над окружавшей его поверхностью. Он густо порос кустарником и, по мнению Ниеми, сильно напоминал крышу погреба из его детства. Он только успел подумать об этом, как Сакко лег и принялся глухо и ритмично лаять. — Вы ведь уже знаете, как он сообщает, что рядом находится мертвечина, — констатировал его явно довольный хозяин. Остальное было чистой рутиной. Ниеми привез с собой камеру и на всякий случай штатив. А Фернандес большой фонарь и удобный земляной щуп телескопического типа, который можно было удлинять и укорачивать при необходимости. И уже когда кинолог брал свою собаку на поводок, Ниеми сделал первые снимки того, что выглядело как обычный поросший кустами холм, без какого-либо входа или намека на отверстие. Фернандес тем временем опустился на колени и принялся втыкать щуп в склон, и уже при третьей попытке нехитрое приспособление ушло вниз. Тогда он вытащил его, вытянул на полную длину, составлявшую два метра, и продолжил исследовать им странное возвышение с разных сторон. — Насколько обычно велик погреб? — поинтересовался он. — Не более трех-четырех квадратных метров, если там собираются хранить только несколько емкостей с молоком, — ответил Ниеми. — В таком случае, по-моему, мы нашли его, — констатировал Фернандес и улыбнулся. — Мой первый погреб. Кто будет копать, я или ты, Петер? — Не стану тебе мешать, — ответил Ниеми и тоже улыбнулся. Он включил камеру в режиме видеозаписи и непрерывно снимал все, чем занимался Фернандес. А тот убрал со склона холма перед собой старые сучья и кустарники и уже через пять минут проделал в нем столь большое отверстие, что ему удалось просунуть в него обе руки и верхнюю часть туловища и сделать первые фотографии с помощью камеры со вспышкой. Потом Фернандес вылез наружу, кивнул своим обоим спутникам, встал и отряхнул колени комбинезона.