72 Четвертая встреча следственной группы началась в 13:00 в понедельник 22 августа. Помимо Ханны Хвасс присутствовали ее помощники, чья численность уменьшилась до четырех полицейских и одного вольнонаемного сотрудника. Это были Бекстрём, Стигсон, Олссон и Олешкевич, а также Надя Хёгберг. Хвасс задержалась на десять минут и выглядела взволнованной. По какой-то причине она предпочла сесть с другого конца стола, как можно дальше от Бекстрёма. Никаких объяснений по поводу своего опоздания не дала. Зато заметила отсутствие Анники Карлссон. — Я не вижу Карлссон, — сказала Хвасс. — Где она? — Ей понадобилось допросить одного человека относительно наших странных находок на острове озера Меларен. По-моему, речь идет о какой-то шишке из скаутского движения. Но беседа явно затянулась, — сообщил Бекстрём. — Нельзя ли конкретнее? Зачем ей потребовалось разговаривать об этом с кем-то из скаутов? — Я не знаю, — ответил Бекстрём и вздохнул. — Проще всего тебе спросить ее, когда она появится. — У нас есть что-то новое? — поинтересовалась Хвасс. * * * Не так много, к сожалению, признал Бекстрём. Визит в миграционный департамент ничего не дал. Если у них когда-то и были бумаги относительно Джейди, теперь ничего не осталось. Зато имелось немало информации о ней в некоем научном исследовании. Проблема состояла в том, что у профессора отсутствовало желание поделиться своими данными. — Значит, он отказался передать материалы, — сказала Хвасс. — И какие аргументы приводит, хотела бы я знать? — Это женщина, — уточнила Кристин Олссон. — Ее зовут Оса Лейонборг, и она профессор социологии университета Линчёпинга. Данное исследование касалось таиландских женщин, вышедших замуж за шведских мужчин. Это ее диссертация. У меня есть экземпляр, и я могу одолжить его тебе, если хочешь. Хотя она на английском. — Спасибо, все равно подойдет, — сказала Хвасс и поджала губы. — Почему она отказывается передавать свои материалы? — Из-за обычной научной секретности, анонимности и всего такого, — ответил Стигсон туманно. — Вы поговорили с руководством университета Линчёпинга? — уточнила Хвасс. — Нет, — сказал Стигсон, в то время как Олссон и Олешкевич лишь покачали головой. — Тогда вы должны сделать это! — приказала Хвасс. — А если они будут по-прежнему упорствовать, я выпишу постановление, и мы сможем изъять все официальным путем. — Да, ты можешь сделать это, — сказал Бекстрём и улыбнулся. «Все интереснее и интереснее», — подумал он. — Но для начала переговорите с руководством, — добавила Хвасс. — Объясните им, что речь идет о расследовании убийства. Вы еще в чем-то продвинулись? К сожалению, на этом все и закончилось, если верить Бекстрёму. Проверка их собственных регистров ничего не дала. Ни малейшей путеводной нити относительно того, как могло получиться, что Джейди Кунчай вроде бы умерла дважды. Столь же плохо обстояло дело и с Национальным судебномедицинским центром в Линчёпинге. У них не было никаких данных. Кроме того, стоило большого труда поймать кого-то из трудившихся там. — Курсы, конференции, обучение на рабочих местах, — вздохнул Бекстрём. — Да ты же сама знаешь, — добавил он и кивнул Хвасс. — Хотел бы напомнить твой собственный рассказ о том, как тебе пришлось помучиться, когда ты пыталась поговорить с ними. — Я такого не помню, — возразила Хвасс. — Но, наверное, есть масса шведских полицейских, находившихся в Таиланде в связи с цунами. Вы не пробовали побеседовать с кем-то из них? — Да, хотя многие из них на пенсии, пара сотрудников уже умерли. А один, к сожалению, даже немного выжил из ума, поэтому его мы точно обойдем стороной. — Он тоже на пенсии, — сказала Хвасс, и это звучало скорее как констатация факта, чем как вопрос. — Нет, — возразил Бекстрём. — Все еще работает. На полставки. Сидит в бюро находок здесь, в Стокгольме. — Ты имеешь в виду отдел розыска вещей? — спросила Хвасс. — Или бюро находок, как говорим мы, констебли. Его зовут Вийнбладх. Эксперт, один из настоящих старых филинов. Я знаком с ним еще с восьмидесятых. — Но сейчас он немного выжил из ума? — Да, боюсь, что так и есть, — вздохнул Бекстрём. — Но подожди, — заметила Хвасс, не пытаясь скрыть раздражения. — Все равно ведь должен быть кто-то, выезжавший тогда в Таиланд, с кем мы можем поговорить. — Наверняка, — согласился Бекстрём. — Я попросил Стигсона раздобыть список всех коллег, которые находились там, и кого-то мы, конечно, найдем. — Будем надеяться на это. — Хвасс посмотрела на часы. — Я хотела бы, кроме того, чтобы на следующей встрече все находились на месте, тогда мы, по крайней мере, смогли бы определиться, где стоим. Если никому больше нечего добавить, я заканчиваю совещание. — У меня есть к тебе вопрос, однако я хотел бы задать его наедине, — сказал Бекстрём. — Я крайне не люблю секреты подобного рода. Но если ты не можешь говорить об этом здесь и сейчас… — Ну, я заботился прежде всего о тебе, — вздохнул Бекстрём. — Хотя твое дело. — Обо мне, — ухмыльнулась Ханна Хвасс и поднялась, засовывая свои бумаги в портфель. — Ничего глупее не слышала. Даже в этой компании. Едва Бекстрём вернулся в свой кабинет, как ожил его телефон, а поскольку он уже знал, кто звонит, то ответил сразу же. — Бекстрём, — произнес комиссар мягким тоном, как и требовалась такому человеку, как он. — Хорошо, что я смог застать тебя, Бекстрём, — сказал его новый шеф. — Ты извини, но я немного обеспокоен. — Если я могу чем-то помочь тебе, то всегда готов, — заверил Бекстрём. — Ибо кем бы я иначе был, если бы не поддержал моего собрата в беде. — Спасибо, Бекстрём, — сказал Карл Боргстрём. — Огромное спасибо. Но у меня создалось впечатление, что у вас чуть ли не война с нашим прокурором. — Ничего не понимаю, — продемонстрировал глубочайшее удивление Бекстрём. — Мы только что закончили нашу еженедельную встречу, подвели промежуточное итоги хода расследования, и у нас не возникло никаких проблем. Все идет своим чередом, а что касается нашего прокурора, по-моему, она такая, как обычно. Корректно держится и работает с душой. — То есть она не выглядит настроенной агрессивно? — Нет. Такая, как обычно. — Приятно слышать. Она была у меня, причем неоднократно, вот и сейчас заходила, и я решил позвонить тебе, потому что начал немного за нее беспокоиться. — Сам я ничего такого не заметил. Все, на мой взгляд, прекрасно. Зачем людям воевать, почему должна литься кровь, почему люди должны страдать из-за чьего-то тщеславия? Замечательные слова, Боргстрём. Замечательные слова из нашей священной песни, — сказал Бекстрём. — Да, действительно, — согласился Боргстрём. — Но она приходила ко мне и была явно не в себе, да будет тебе известно, а потом позвонили снизу, с ресепшен, и сказали, что Хвасс там ждала пара телохранителей из СЭПО. Это, возможно, все и объясняет, — оживился Бекстрём. — Наверняка что-то другое беспокоит ее. Кто-то, например, угрожает ей. Какой-нибудь чокнутый директор банка, с кем она столкнулась, работая в службе по борьбе с экономическими преступлениями. — Ты так думаешь? — А как же иначе? — ответил Бекстрём. — У нас ведь здесь мир и покой. «Вот тебе немного пищи для размышления», — подумал он, закончив разговор. «Еще один, — подумал Карл Боргстрём. — Во-первых, баба, которая выглядит больной на всю голову, орет и скандалит и одержима манией преследования. А во-вторых, собственный сотрудник, свихнувшийся на христианской почве». 73 Каждое лето более тридцати лет назад Хаквин и его приятели играли на острове Уфердсён в беглеца и охотников и, чтобы сделать свою забаву более интересной, придумали особый вариант игры. За несколько часов до ужина один из них должен был убежать, прихватив общий мешок с провизией. Если ему удавалось спрятаться так хорошо, что они не могли найти его в течение двух часов, все продукты переходили ему. И остальным приходилось платить победителю деньги за еду. Поскольку спрятаться на Уфердсёне не составляло большого труда, они ограничили игровую территорию небольшим пространством вокруг их наблюдательных вышек. Беглец не мог выходить за его пределы. Ему давали только пять минут, чтобы спрятаться. И он не имел права перемещаться, когда остальные искали его. Через два часа охота прекращалась. Охотники приходили к деревянной хижине и ждали, пока беглец вернется к ним. Поступали так исключительно для того, чтобы ему не потребовалось раскрывать свое убежище, на случай если придется использовать его снова. Их беглец обычно всегда попадался. Даже Хаквин, в тот раз, когда лежал под водой в бухте и пытался дышать через тростник. — Необычайно глупо с моей стороны, — констатировал он тридцать лет спустя. — Они поймали тебя, — сказала Анника Карлссон. — Я чуть не захлебнулся, а когда высунул голову, чтобы подышать, они меня засекли. — Значит, беглец всегда попадался? — Почти всегда.