— И никто не пытался жульничать? — Нет, скаутская честь. Стоило запятнать ее один раз, и все отвернулись бы от тебя. — И все попадались? — Да, за исключением одного из нас, — сказал Хаквин. — Он никогда не попадался. — И не жульничал? — Нет, — ответил Хаквин. — Я не верил в это даже в то время. А сейчас понял, где он прятался. Это был необычайно хитрый тип. Его прозвали Лисом, а те ведь отличаются особой хитростью, как тебе наверняка известно. — Ты помнишь его настоящее имя? — спросила Анника Карлссон. — Мы пользовались прозвищами, — сказал Хаквин. — Меня звали Хаке или Хаке Дятел. Его Лисом или Йерка Лис. — Йерка? — Да, Эрик, значит. Йерка на сленге ведь будет Эрик. Никто не называл меня Хаквин, помимо папы и мамы, конечно. Все другие говорили Хаке. — А как его еще звали? — спросила Анника Карлссон. — Дай мне подумать. — Хаквин Фурухьельм почесал свою белокурую шевелюру. — Собственно, ведь его звали не Эрик… — Эрика звали не Эрик, — повторила за ним Анника Карлссон. «Хаквин, похоже, соображает не слишком быстро», — подумала она. — Я имею в виду, он был вроде меня. Меня ведь зовут Густав Хаквин. Хаквин мое второе имя, но используется главным образом оно. — И как же его полное имя? — Даниэль, — сообщил Хаквин. — Эрик Даниэль Джонсон, так его звали. — Эрик Даниэль Джонсон, в миру более известный как Даниэль, — сказала Анника Карлссон. «Как тесен мир», — подумала она. — Точно, — подтвердил Хаквин. — Он не имел ничего против, когда мы называли его Лисом. Зато обращение Данне воспринимал не лучшим образом. — Этот Эрик Даниэль Джонсон, — сказала Анника. — Ты поддерживал с ним контакт позднее? — Нет, никогда. По-моему, я не встречался с ним нигде, помимо скаутского лагеря. А там мы провели вместе три лета, если мне память не изменяет, в 1981, 1982 и 1983 годах. Но это я могу выяснить, если хочешь. — Но потом ты никогда с ним не встречался? — Нет. — И почему же? — удивилась Анника Карлссон. — Вы оба были скаутами, ровесники, вместе интересовались лодками и прогулками под парусом? Может, вы поссорились? — Нет, — мотнул головой Хаквин. — Мы просто-напросто жили в разных мирах. — И в каком мире жил он? — Насколько я помню, его отец был кем-то вроде учителя, — сказал Хаквин. — Довольно учтивый дяденька, по моим воспоминаниям. — Ты встречался с ним? — Да, он навестил нас как-то летом. Тоже по воде, под парусом. И я даже побывал на борту его лодки. — Отец Даниэля имел лодку? — Да, типа «Вега», если мне память не изменяет. Ничего выдающегося, но неплохая. Шведского производства, восемь метров длиной. Мне тогда еще пришло в голову, что она абсолютно новая. — Знаешь что, Хаквин? — Да? — Ты заслужил благодарность, — сказала Анника Карлссон. — Собственно, мне следовало бы дать тебе маленькую медаль, но, к сожалению, у меня нет ее с собой, поэтому получишь позднее. — Ничего страшного, — ответил Хаквин. — Подумай, кстати, о прогулке под парусом. 74 Вернувшись в здание полиции, Анника Карлссон сразу же направилась в комнату Бекстрёма. — Как прошла встреча с нашим прокурором? — спросила она. — Просто замечательно, — ответил Бекстрём. — Старуха уже висит на веревочке, но я подумал, пусть поживет еще недельку. Чем могу помочь тебе? — Даниэль Джонсон сделал это, — заявила Анника Карлссон. — Да, а кто же еще, — согласился Бекстрём и пожал плечами. — Это же все понимают. — Честно говоря, сомневалась, — сказала Анника Карлссон. — Но сейчас и я солидарна со всеми. — И что заставило тебя изменить мнение? — Я могу привязать его к месту находки, — сообщила Анника Карлссон. — И как тебе это удалось? — Благодаря тебе и консервной банке, о которой ты болтал. — Можно себе представить, — сказал Бекстрём. — Как тесен мир, — констатировал он, когда Анника Карлссон рассказала ему о своем разговоре с Фурухьельмом. — Он фактически еще теснее, — сказала Анника. — Прежде чем я ушла, Фурухьельм достал старый фотоальбом из тех времен в скаутском лагере. — Он дал его тебе с собой? — спросил Бекстрём. — Да, и можешь не беспокоиться, поскольку у меня десяток хороших снимков Даниэля Джонсона. В коротких брюках и униформе. Вообще он был настоящим милашкой уже в то время. Однако другая фотография привлекла мое внимание. А именно эта. — Анника протянула карточку Бекстрёму. — Три маленьких скаута, — констатировал Бекстрём. — У одного, похоже, сломана нога. Отдают честь. «Точно как в мое время, — подумал он. — Я, конечно, пробыл среди скаутов недолго, но несколько раз честь, пожалуй, успел отдать». — И кто они, по-твоему? — спросила Анника Карлссон. — Блондин справа на снимке, вероятно, Фурухьельм. Тот темноволосый слева, скорее всего, Даниэль Джонсон. А парнишка со сломанной ногой? Понятия не имею. — Я дам тебе подсказку, — сказала Анника Карлссон. — У всех этих ребят имелись прозвища. Хаквина Фурухьельма называли Хаке или Хаке Дятел, Джонсона Лисом за его хитрость, а стоящего посередине Карлом-Бертилем Юнссоном за его доброту. — Карлом-Бертилем Юнссоном? — Да, ты же знаешь мультипликационную рождественскую сказку Таге Даниэльссона. В ней еще рассказывается о Карле-Бертиле Юнссоне, который работал на почте в Рождество и, будучи очень добрым, украл рождественские подарки, ездил повсюду и раздавал их бедным. — Нет, — сказал Бекстрём. — Я ее никогда не видел. «Наверное, парень был полным идиотом, — решил он. — Зачем беднякам рождественские подарки?» — На самом деле его звали Карл Бертиль, без дефиса между Карлом и Бертилем. — И как еще его звали? По фамилии, значит. — Боргстрём. Карл Бертиль Боргстрём. — Как нашего собственного шефа, — пришел к выводу Бекстрём. — Он самый и есть, — подтвердила Анника Карлссон. — У него же язык как помело, — проворчал Бекстрём. — Как думаешь, может, все так плохо, что он по-прежнему поддерживает контакт с Даниэлем Джонсоном? — Не знаю, — ответила Анника Карлссон. — Но собираюсь это проверить.