Ободранные на лестнице колени жжет, голова болит, виски пульсируют. Я опять надавливаю руками на дверь, пытаясь ее открыть. Но уже начинаю сознавать: мне не удастся выбраться из чулана, пока Леви не отопрет его снаружи. Сев на пол, я подпираю коленями грудь. Сердце колотится слишком быстро, от запаха свежей крови меня начинает подташнивать. Я вспоминаю времена, когда засыпала в объятиях Леви, когда он целовал меня в лоб, а комнату заволакивали теплотой лучи закатного солнца, просачивавшиеся сквозь занавески на окне. Как же я ему верила! Как доверяла! Воображала, как мы вместе прогуливаемся по общине на старости лет – уже поседевшие, но по-прежнему держащиеся за руки. А сейчас я понимаю: это были фантазии девочки-подростка, девочки, влюбившейся в Леви на лугу под жужжание толстых откормленных пчел и аромат полевых цветов, разносимый ленивым теплым ветерком. Та девочка с былинками травы, застрявшими между пальцами ног, легко попала в тенёта любви. А теперь я позволила Леви ее предать. Какая же я глупая женщина! Поверила в невозможное… Я зажимаю ладонями глаза, темнота становится черной. Настолько черной, что мне кажется, будто я уткнулась лицом в пол. Я провожу рукой по волосам, нахожу в них узелки и распутываю. Голова раскалывается, разум в прострации, не желающей отступать. Но вот кровь на виске и голенях останавливается, начинает свертываться и запекаться. Тело – этот эффективный механизм – стремится восстановиться, однако сердце ему неподвластно. Оно продолжает мучительно ныть, даже когда боль во всем теле слегка утихает. Опустив руки, я открываю глаза. Чулан погружен в кромешную тьму. Но она потихоньку рассеивается. Тени обретают форму. Ощущение, будто я пробуждаюсь от сна и пытаюсь сориентироваться по знакомым предметам в комнате. Надо мной висит шерстяной жакет. Вот синий комбинезон с пятнами на коленках. А вон деревянная полка. Эти вещи проступают из темноты, как камушки на дне пруда сквозь слой воды над ними. Моргнув несколько раз, я пытаюсь всмотреться в комбинезон, но картинка становится размытой, зернистой всякий раз, когда я слишком долго задерживаюсь взглядом на какой-то его части: на кромках штанин, двух серебристых пуговицах на грудке, металлическом крючке, на котором висит комбинезон. И все-таки я все это вижу! Нечетко, но вижу. Не обращая внимания на гул в голове, я встаю с пола на ноги и прикасаюсь к плотной джинсовой ткани. Зажимаю ее между большим и указательным пальцами – чтобы убедиться: она настоящая, реальная, а не жестокий обман темноты. Выпустив из руки штанину я осматриваю маленькую квадратную комнату. И чем чаще я моргаю, тем явственней вижу предметы. Как будто пелена, застилавшая сетчатку, растворяется. А вот и полка, о которую я ударилась головой, когда Леви затолкнул меня в чулан. Протянув к ней руки, я ощупываю острый угол. Удар, вспышка… в памяти, как в калейдоскопе, кружатся воспоминания. Всё тело в синяках, ранах и ссадинах, но мне не до них. К моим глазам возвращается зрение! На полке расставлены книги. Кончиками пальцев я провожу по их корешкам. Некоторые из них очень тонкие, другие, наоборот, широкие, с оттиснутыми буквами. Я не читала книг с юности. С той поры, как потеряла зрение. Я подношу лицо ближе к книгам, пытаюсь разобрать буквы. Буквы, которые образуют слова, составляющие названия. Мозг медленно вспоминает, как формируются эти символы, как они превращаются в повествовательные предложения, излагающие целую историю. Я слишком долго черпала информацию по звукам, исходившим от деревьев, шелесту ветра, менявшего направление, и характерным выдохам, испускаемым чьими-то легкими. А теперь мой разум пытается воспринять эти печатные буквы и понять их значение. Авторы и названия книг: Э. С. Уоррен «Как править народом», Эллисон Кармайкл «Возвращение к простому образу жизни и натуральному хозяйству», Сунь Цзы «Искусство войны», Берт Ферни «Овладение магией и старинными карточными фокусами». Последний заголовок застревает у меня в голове, прокручивается в мозгу, оживляя воспоминания, которые лежали мертвым грузом в отдаленном уголке памяти, а теперь начали проявляться. Сняв книгу с полки, я рассматриваю обложку: на каменной поверхности разложена веером колода игральных карт. Из них лишь джокер смотрит лицом вверх. Верхнюю треть обложки украшают звезды, рассеянные по черному фону. Я помню эту книгу. Я видела ее на коленях Леви, когда мы были детьми. Я лежала на спине, на лугу за фермерским домом, солнце грело мне лицо, а Леви упражнялся в карточных фокусах. Он давал мне выбрать карту, потом перетасовывал колоду и через пару секунд вытаскивал из нее загаданную мной карту с широкой, довольной ухмылкой. Я кивала, и мы начинали все заново. Леви отлично справлялся с фокусами, но предпочитал отрабатывать их сначала со мной и только потом показывать другим членам общины. Он хотел отточить свое умение до мастерства, а я лишь улыбалась, наблюдая за его предельной сосредоточенностью: от напряжения у него даже веснушки на носу собирались в кучку. Мы были тогда юными, по тринадцать-четырнадцать лет. И целовались еще робко, с оглядкой, прячась под сенью орешников. А потом бежали по тропинке в Пастораль, чтобы выпросить у Руны остатки теста, из которого она выпекала сладкий хлеб с лавандой. Я поспешно возвращаю книгу на полку. Не хочу, чтобы воспоминания спровоцировали у меня слезы. Если Леви прятал в запертом чулане лишь эти книги, тогда, может, ему нечего больше скрывать? У него нет других тайн и секретов. Он более открытый и искренний, чем я думала. Просто человек, боящийся потерять власть и контроль над людьми. И ничего дурного. Я тру глаза, зрение на миг затуманивается, но быстро восстанавливается. Взгляд падает на полку ниже. Там тоже книги: Хельга Боар «Как перехитрить мозг», Реджинальд Картерсмит «Разум и мышление после рождения». А потом мой взгляд перескакивает на другую книгу, и перед глазами, словно искра, вспыхивает воспоминание: эту книгу Леви начал читать, когда у него пропал интерес к фокусам и плетению венков из одуванчиков и лент. Эту книгу он читал просто с яростным рвением. Жадно ловил каждое слово и цитировал мне целые абзацы, словно хотел, чтобы и я прониклась ее содержанием. Леви захотелось проверить, сможет ли он сам делать то, чему учила книга: заставлять других людей видеть, слышать и обонять вещи, которых в реальности не было. И… забывать все остальное! Я снимаю книгу с полки. Она тяжелая, объемная по содержанию, в ней много страниц. И эта книга не для забавы детей на праздновании дня рождения. Это медицинское пособие для практического использования. Леви потребовались годы, чтобы изучить и осмыслить ее досконально. Я вожу пальцами по буквам, заставляю нетренированные глаза фокусироваться на словах. И внезапно в голове всплывают воспоминания, четкие и ясные. Я вспоминаю практически все. Всё! Эту книгу написал доктор Артур Трембли. А называется она «Гипноз и его применение на практике для изменения мозговых функций». Калла Ночное небо усеяно звездами, но в воздухе пахнет приближением грозы. Добравшись до окраины общины, мы ныряем в шеренгу деревьев. Ни к чему, чтобы нас заметили. За оконными стеклами уже мерцает свет свечей; родители загнали ребятишек домой и укладывают их спать. Пастораль погрузилась в вечернюю тишину. Мы проходим мимо общинной кухни. И в окне я вижу две фигуры: Алиса и Руна, как повелось, трудятся допоздна. И значит, Алисы дома не будет, когда мы туда придем. На восточной оконечности общины мы пересекаем главную тропу и, крадучись, пробираемся к парадной двери дома Леви. Внутри темно, ни одна свеча не горит. Очень надеемся, что Леви не изменил своему вечернему ритуалу последних дней и сильно напился. А теперь валяется в отключке на постели – неподвижное человеческое тело, которое не проснется, даже если ударить его по башке. Но мы не уверены, и поэтому Тео очень осторожно приоткрывает входную дверь, прислушиваясь ко всем звукам в доме. Оглянувшись на меня, муж поднимает вверх ладонь – велит мне обождать на крыльце. Но я мотаю головой – не собираюсь томиться одна в тревожном ожидании. – Нет, я тоже пойду, – шепчут губы. Опустив руку, Тео кивает. У нас нет времени на споры. Муж снова поворачивается к двери, и мы вместе проскальзываем внутрь. В доме холод и сквозняк. Мы пробираемся через гостиную к кабинету. Задев голенью стул и потеряв на миг равновесие, я чуть не падаю. С губ непроизвольно срывается вскрик. Тео бросает на меня косой взгляд, и я поспешно зажимаю рот рукой. И опять напряженно прислушиваюсь – не идет ли кто по лестнице, не проснулся ли Леви. Но все тихо. И на втором этаже никакого движения. Либо Леви действительно вырубился, либо его вообще нет в доме. Возможно, бродит по общине. Приблизившись к широкому рабочему столу, Тео склоняется и выдвигает один из ящиков. Полки на дальней стене заставлены книгами; я улавливаю их характерный запах – запах типографской краски и клея. Занавески на окне плотно задвинуты. Тео вытаскивает из ящика стола связку ключей (от всех машин, что когда-либо приезжали в Пастораль). Положив их на стол, он пытается отыскать нужный ключ. – Ты помнишь, как он выглядел? – шепчу я. Тео не отвечает, его руки методично перебирают ключи, прицепленные на металлических кольцах или шерстяных шнурках. В связке есть ключи, связанные вместе. Наконец муж подносит к глазам один ключ. На нем болтается квадратная металлическая пластинка с надписью «Озеро Лоун-Пайн». Это сувенир на память, вроде тех брелоков, что продаются в маленьких магазинчиках при заправках у площадок для кемпинга. При взгляде на него у меня всплывают воспоминания. О подобных местах – кемпингах, петляющих дорогах, автомобильных радиоприемниках и запахе палатки, только что поставленной после длительного сиденья в гаражах и на чердаках. – Думаю, вот этот, – говорит Тео, показывая мне ключ. И, уставившись на него, замолкает на пару секунд. «Может, и ему вспоминаются похожие сцены?» – Это ключ от моего пикапа, – заявляет муж так, словно хочет себя убедить. Убрав ключ в карман джинсов, Тео переводит взгляд на меня и многозначительно кивает. Пора уходить. И тут я слышу это – странный стук за стеной! Его разносит эхо из внутренней части дома. Со второго этажа. Сначала я думаю: «Это Леви!» Проснулся, услышал нас и бредет к лестнице, натыкаясь и опрокидывая предметы мебели, все еще полусонный и пьяный. Но за стуком я слышу голос; кто-то призывает на помощь, барабаня кулаками по двери. Осторожно захожу в гостиную, подкрадываюсь к лестнице, напрягаю слух. И узнаю этот голос. Би! Тео Ее голос уже осип за деревянной дверью: – Выпустите меня! Би заперта в чулане. Калла дергает за ручку, но замок не дает двери открыться. Подняв руку, обшариваю в поисках ключа верхний косяк, но нахожу там только пыль. – Отойди в сторону, – велю я Калле. Скосив на меня взгляд, жена быстро отступает назад. Я пробую дверь на прочность плечом, но она не поддается – дверная коробка сделана надежно. Развернувшись, я ищу глазами какой-нибудь подручный предмет, которым можно было бы поддеть дверь, но в коридоре ничего подходящего нет. – Калла! – молит по другую сторону Би. – Пожалуйста! Открой дверь. – Мы пытаемся, – шепчет жена, явно опасаясь, что Леви может вернуться и застать нас в доме. Я стрелой слетаю по лестнице вниз и в гостиной нахожу железную кочергу, висящую на крюке около камина. Я хватаю ее, и на долю секунды перед моими глазами возникает картина: Леви помешивает кочергой поленья в очаге, чтобы они разгорелись. Потом оборачивается, смотрит на кого-то, стоящего за спиной. «Ты можешь быть тут полезен, – говорит он. – Стать частью общины. Жизнь здесь лучше той, что ты оставил за плечами». А потом вдруг проявляется лицо человека, стоящего позади Леви в гостиной. Это я! Бросив кочергу на пол, я прижимаю к глазам руку. Это послеобраз сцены из прошлого, когда я прибыл в Пастораль и Леви пытался убедить меня остаться. Сглотнув и сделав глубокий вдох, я избавляюсь от видения. В другой жизни, будучи Тревисом Реном, я обладал уникальной способностью – прикасаясь к предметам и личным вещам, заглядывать в прошлое тех, кому они принадлежали. Потом этот дар пропал. А теперь, похоже, он пробуждается – как существо, моргающее после долгой спячки и бездействия. В первый раз я увидел Мэгги, побежавшую из дома к пруду, когда держал книгу о Лисьем Хвосте. А сейчас в моей руке была кочерга. Неспешно наклонившись, я подбираю ее с пола. Но едва перед глазами начинает вспыхивать образ Леви, я зажмуриваюсь в попытке его стереть. И как только чувствую, что он блекнет, как тени в пасмурный день, я открываю глаза и взбегаю на второй этаж по лестнице, перескакивая через две ступеньки сразу. Я не описываю Калле свое видение. На это нет времени. Просунув острый конец кочерги в щель между коробкой и дверным полотном, изо всей силы надавливаю на нее. Удивительно, но дерево начинает трескаться и расщепляться. Еще один рывок – замок ломается, дверь открывается, и на меня падает Би. Похоже, она стояла, прислонившись к двери. Би часто моргает, кровь стекает по ее щеке и сочится из ссадин на голенях. Калла подхватывает сестру, помогает удержаться ей на ногах. – Я услышала вас, – глубоко, но прерывисто дышит Би. Ее глаза широко открыты – как у напуганного до ужаса животного, чье сердце вот-вот разорвется. – Я услышала вас внизу. Я поняла, что это вы. – Что ты тут делаешь? – спрашивает Калла. – Ты же должна была привести Колетт с ребенком. Убрав с лица пряди волос, запачканные алой кровью, Би выпрямляется. – Я все знаю, – моргает она и, на мгновение запнувшись, выдавливает: – Он лгал… Он лгал во всем. – Кто? – Леви, – обводит глазами коридор Би. Она смотрит так, словно действительно видит и коридор, и лестничный колодец. Узкие зрачки перескакивают с лица сестры на меня: – Я уверена, что никакой болезни нет. И никогда не было. Мы могли в любой момент уехать из Пасторали. Калла подходит к Би ближе: – Но Эш и Тёрк заболели, их кровь почернела. Би мотает головой: – Это он заставил нас видеть то, что ему хотелось. Он все время обманывал нас, гипнотизировал. Ветрянка, пограничные деревья – ничего этого в реальности нет! Калла переводит взгляд на меня, и я понимаю: она думает о том же, что и я. Неужели это Леви заставил нас позабыть, кто мы такие? Стер в нашей памяти прежнюю жизнь и заменил ее другой. Ложь, вплетенная в паутину из сплошного обмана… – Нам пора уходить. – Подхватив Би под руку, Калла тянет ее к лестнице. – Надо выбраться из Пасторали. Сойдя с лестницы, мы выскальзываем через заднюю дверь в темноту. Три фигуры движутся среди высоких затененных сосен. Три человека, начавших вспоминать, кто они на самом деле. Мужчина и две женщины. И одна из них прозрела, хотя еще вчера ничего не видела. Калла Мы добыли ключ от пикапа! Тео идет впереди меня, его темная рубаха мелькает в тусклом лунном свете, то исчезая из видимости, то снова появляясь. Сестра следует за мной. Мы обходим общину вдоль задней границы, садовой изгороди, у которой светло-желтые побеги кукурузы, выросшие уже выше наших голов, тянутся к ночному небу. Только мы пришли сюда не собирать урожай и не собираемся обдирать початки и пробовать на вкус их сладковатые зерна. При мысли об этом сердце щемит. У нас больше никогда не будет таких моментов. Но мы движемся дальше. В горле тоже жжет. Как странно! Ночной воздух, словно острое стекло, колет мне легкие; нёбо разъедает дым, на языке привкус пепла. Что-то горит! Огонь страшным, багровым заревом опаляет деревья. И мы сразу понимаем, где пожар. Горит родильная хижина. – Черт! – полухрипло, полувизгливо восклицает Би и пускается к ней бегом. Сестра бежит на удивление уверенно, как будто видит ямки и бугры перед собой. У двери в родильную она останавливается и вытягивает вперед руку. Но Тео уже там; он отталкивает Би в сторону прежде, чем она прикасается к дверной ручке. – Они внутри, – выдыхает сестра, метнув на него полный паники взгляд. – Они ждали меня! Вой огня заглушает вопль ребенка – пронзительный и жуткий. Над нашими головами кружатся искры, пожираемые темнотой. Воздух сотрясает громкий треск, и я не отвожу взгляд от хижины. Тео пытается выбить плечом дверь, но она не открывается. Набрав полную грудь воздуха, он бросается всем телом на дверь, и на этот раз ему удается ее выломать и кубарем нырнуть внутрь.