В течение десяти минут ответа нет. Я не знаю, то ли у Доктора Дэйва сейчас прием, то ли он просто хочет заставить меня ждать, но за это время успеваю проверить оружейные сейфы и обнаружить, что Гвен, куда бы она ни направилась, по крайней мере, поехала туда вооруженная. Это слегка ослабляет мой страх. Минус одна песчинка на целом пляже проблем. Доктор Дэйв не пишет в ответ – он звонит. – Рад получить от тебя весточку, Сэм. Как поживаешь? Не под арестом, я смотрю… – Иди на хрен, – отзываюсь я, и мне нравится, как это звучит. – В каком штате живет МалусНавис? Это где-то, где есть маяк. – Я действительно не знаю, – говорит он. – Ты наконец-то догадался взглянуть внимательно, да? Навигационный бакен, значит, маяк, значит, побережье. Хорошо. Нельзя сказать, что он не дал тебе шансов. – Ты работал с ним, – сквозь зубы напоминаю я. – Ты, сукин сын, помогал ему. – Ну, я дал ему шаблон того плаката «разыскиваются». И ему был нужен талантливый друг, чтобы разместить пост на форуме «Лузервилл». Ты знаешь, какой. Он, не признаваясь прямо, говорит, что либо создал тот пост на форуме от имени Коннора, либо навел МалусНависа на того, кто это сделал. Мне хочется сжать руки на его глотке и держать так до тех пор, пока самодовольство не вытечет из него вместе с жизнью. Но я ухитряюсь сохранять ровный тон и просто спрашиваю: – Что-нибудь еще? – Я отдал ему письмо Мэлвина Ройяла. Решил, что это будет полезно. – Откуда оно у тебя? – От друга моего друга. Один из мелких помощников Мэлвина Ройяла умер – по естественным причинам. Тот друг нашел это письмо в личных вещах умершего. Надо добавить, что друг этот служит в полиции. Я ничего не крал. Доктор Дэйв заметает следы. Но он отдал то письмо МалусНавису, зная, что оно будет использовано против Гвен. Зная, что это сделает ее беспокойной, уязвимой, параноидальной. Я не отвечаю. Мой мозг стягивается узлом, как и желудок. Это не в духе Дэйва – говорить со мной по телефону. Он всегда осторожен, но тем не менее… До меня доходит: он говорит со мной, потому что ему нравится слышать, как я жажду получить от него ответ. Он не прислушивается к моим словам. Он упивается моей болью. – Сэм? – Я слышу это упоение в его голосе. – Ты еще здесь? Ему нравится вкус моего страдания. И я знаю, что должен закончить разговор. Но не могу. Пока еще не могу. – Где он? Просто скажи мне, Дэйв. – А что взамен? – Деньги. – Мне не нужна твоя жалкая пародия на бабло. Я зарабатываю куда больше тебя. Нет, мне нужно кое-что другое. Кое-что получше. – Например? – Я чувствую во рту привкус смерти. Привкус понимания того, что заключаю сделку с гнусным дьяволом. – Ты отдашь материалы, которые собрал на меня. Тогда мы будем квиты. И я оставлю все как есть. Я понятия не имею, что будет делать Доктор Дэйв, если я потеряю возможность давить на него. На что он способен. Но у меня нет выбора. – Даю тебе слово. – Твоего слова недостаточно; с чего ты взял, будто оно чего-то стоит? Мне нужно, чтобы ты привез мне эти документы, Сэм. Лично. И я должен буду сам уничтожить их. Нужно объяснять, какие будут последствия, если ты сохранишь копии? Объяснений не нужно, потому что я уверен: тогда Доктор Дэйв будет мстить, но не мне, а детям. В частности, Коннору. Он точно знает, как ударить мальчика так, чтобы причинить боль, и с удовольствием будет делать это снова, снова и снова, глядя, как мой сын ломается под этими ударами. В этом мы с Гвен похожи: никто из нас не допустит, чтобы такое случилось. Поэтому я говорю: – Скажи мне, где и когда, и я привезу бумаги тебе. Все. Но ты должен прямо сейчас сказать мне, где он. – Ты не сможешь спасти ее. – Голос Дэйва внезапно становится очень серьезным и спокойным. – Ты не знаешь, с кем имеешь дело. Она тоже опасна, надо отдать ей должное. Но он разорвет ее на клочки. Я говорю это потому, что точно знаю, поверь мне. Слышать это невероятно жутко. Но я не могу этому поверить. Не могу, и все. – Просто скажи, где он. Наступает долгая пауза. Мне хочется вытрясти ответ из телефона. Потом Дэйв говорит: – В Вирджинии, – и дает отбой. Я выдыхаю воздух и опускаю телефон. Смотрю на экран, затем вывожу на него карту побережья Вирджинии. Вариантов много. По меньшей мере девять, и это не считая заброшенных, бездействующих маяков. Если я прав хотя бы в этом. Что хуже всего, я почти уверен, что Дэйв солгал мне. Он не хочет, чтобы я это остановил. Совсем не хочет. Он хочет видеть меня беспомощным, страдающим. Он всегда лжет. Мне следовало этого ожидать. Но все равно потребует, чтобы я выполнил свою часть сделки. В конце концов, он дал мне ответ. И будет утверждать, что просто ошибся. У меня нет ничего. Ничего, кроме горя, ярости и невыносимого страха за Гвен и Кец, канувших в неизвестность. Они, по крайней мере, вместе. Но все равно совершенно одни. Я снова просматриваю сообщение Гвен. И снова. Но, в конечном итоге, я могу теперь только ждать. Мне кажется, это меня убьет. Мне нужно подумать о чем-нибудь другом. О чем угодно. Я слышу, как отворяется дверь одной из комнат. Это Ланни – она выходит в гостиную в пижаме, шаркая ногами, зевая и щурясь от утреннего солнца. – Привет, пап, – говорит она. – Завтрак готов? Я совершенно не думал об этом моменте. О том, что я скажу ей или Коннору. Но у меня нет выбора. Поэтому я говорю: – Присядь, Ланни. Мне нужно кое-что сказать тебе, это касается твоей мамы. Я отлично понимаю, что это будет адски тяжелый день, но правда – это все, что я могу предложить им сейчас. Правда, любовь и доверие. Все то, что вручила мне Гвен. 22 ГВЕН Желание проверить, как там дети, как Сэм… оно настолько сильно и болезненно, что сдерживать его – словно касаться провода под током. Но Кец права: мы не можем так рисковать. Этот человек – убийца, мы это видели. А Сэма сейчас нельзя в это втягивать; необходимо, чтобы мои дети были в безопасности, чтобы у них остался хоть кто-то, кто будет любить, наставлять и защищать их. Но я не намереваюсь умирать – равно как и Кец. Мы – не жертвы, мы – охотницы. Кец, конечно, все продумала заранее; она знает, что Хавьер сделает что угодно, чтобы найти нас, – например, сообщит об исчезновении и потребует объявить розыск. Поэтому спустя час езды она сворачивает с шоссе и направляется в совершенно не знакомый мне район. Это мрачная сельская местность, совершенно безликая. Там, в обветшавшем полуразрушенном амбаре мы встречаемся с высоким тощим афроамериканцем в футболке с портретом Че Гевары и обмениваем мой внедорожник на маленькую потрепанную «Хонду». – Оставаться в твоей машине нельзя, – объясняет Кец. – Они будут отслеживать номер по всем камерам и дорожным постам. Нам нужно что-то совершенно другое, если мы хотим добраться до места. Она и человек в футболке с Че не говорят друг другу ни слова; просто обмениваются кивками, и Кец протягивает ему конверт – полагаю, там лежат деньги. Не представляю, откуда она его знает, и даже не спрашиваю. Сейчас не время. Мотор «Хонды» работает стабильно, но рессоры у нее изношены, а пробег такой, что, наверное, хватило бы скататься до Луны и обратно. Однако она безотказно несет нас сквозь вечернюю темноту, пока мы едем по все еще оживленному шоссе, притормаживая и меняясь за рулем, когда кому-то из нас требуется поспать. – Нужно поговорить о том, что мы будем делать, – говорю я, и она молча кивает. – Мы не можем играть в его игру от начала до конца. Лишь настолько, чтобы он поверил, будто заполучил нас. Может быть, это собьет его с толку. – Пока что надо играть, иначе нашим близким не поздоровится, – произносит Кец. – Гвен, он считает тебя виновной в чем-то. – Очевидно. Я скорее чувствую, чем вижу ее взгляд. – В том, что ты помогала Мэлвину убивать тех женщин? На это я ничего не отвечаю. Молчание, разбавленное лишь дорожным шумом и скрипом корпуса старой «Хонды», трудно выдержать, и Кец наконец замечает: