Кухонным ножом он аккуратно взрезал одну сторону конверта. Так, опять все тот же лист «снежинки», сложенный втрое по форме узкого вытянутого конверта. Ну, вот и нет больше сомнений… «У тебя 15 минут на то, чтобы отправить эсэмэской адрес своей электронной почты вот на этот номер. Не пытайся определить место нахождения телефона и его хозяина. Телефон украден, и хозяин хватится его не скоро. Непослушание актера приведет лишь к тому, что Режиссер накажет его смертью невинного человека». Рука Гурова машинально схватила мобильный телефон, но он тут же разжал руку и посмотрел на кухонные часы. Спокойно, время еще есть. Сначала надо оценить ситуацию, наметить план действия. Негоже матерому полковнику метаться, как… цветок в проруби. Он хочет получить номер моей электронной почты, потому что в XXI веке писать письма на бумаге нелепо, и скорость доставки страдает, а он желает общаться со мной оперативно. Твою мать, на кой черт я ему сдался? Мстить? Давно бы попытался зарезать из-за угла или пулю в голову пустить. А то, что он вытворяет, кроме как клоунадой и не назовешь. Ладно, пусть клоун, у клоуна тоже своя логика должна быть. Значит, поиграть решил? Давай поиграем. А ведь этот Режиссер не знает, что почту можно и не посмотреть вовремя. А нет у меня доступа к электронной почте сейчас. И завтра всю первую половину дня. Пока он это сообразит, потеряет еще один день. А потом я придумаю другую проблему. Правда, водить его за нос долго не удастся, но немного времени мы все равно получим. Вот тебе адрес моей почты. Гуров стал набирать сообщение… Крячко увез письмо в лабораторию, а Гуров еле дождался восьми утра, чтобы дозвониться в свою управляющую компанию. Там долго не могли понять, зачем жильцу понадобилась уборщица, если претензий к ее работе нет. Потом кто-то там сообразил или вспомнил, что в этом доме живет полковник полиции, который работает в министерстве, и уже через пятнадцать минут женщина, отвечающая за содержание жилого фонда, встретила Гурова у подъезда соседнего дома. Джинсики в обтяжечку, кроссовки, волосы, забранные в хвостик на затылке. Миловидная женщина лет сорока с очень живыми глазами. Ее Гуров помнил, приходилось как-то обращаться. – Здравствуйте, – деловито протянула она руку. – У вас правда нет претензий к ее работе? – Никаких, – заверил Гуров. – У меня к ней только вопрос. – Ну, пойдемте. – Женщина открыла магнитным ключом входную дверь и торопливо побежала по ступеням. Уборщица, молодая, тучная, в очках, заканчивала уборку в подъезде и собирала свой инвентарь. Она удивленно посмотрела на свою начальницу и незнакомого мужчину. – Вот, Катя, это мужчина из соседнего дома, он тебя о чем-то расспросить хотел. Ты же вчера у них убиралась, да? – Подождите, – остановил деятельную начальницу Гуров и подошел к уборщице: – Катюша, вы вчера вечером возле почтовых ящиков в подъезде письмо поднимали с пола? – А вы тот самый Гуров, значит? – улыбнулась уборщица, но тут же испуганно согнала с лица улыбку: – А что-то не так, да? – Да все хорошо, Катя! Вы письмо нашли на полу, да? – Я подумала, что кто-то уронил, и подняла. А потом смотрю, там забыли номер квартиры написать. Наверное, почтальон не знал, в какой ящик положить, и положил сверху, а оно упало. – Наверняка так и было, – поспешил успокоить уборщицу сыщик. – А вы его в мой ящик положили. Я вас должен поблагодарить? Женщина из управляющей компании смотрела на уборщицу, на Гурова и медленно осознавала, что разговор между ними происходит какой-то нелепый. Смысл его крутился возле какого-то конверта, но о чем тут можно так долго говорить и, главное, зачем? – Так я и не знаю, в какой вы квартире живете, – засмеялась уборщица. – Я хотела положить конверт на ящики сверху, а потом мужчина какой-то вошел, я его спросила про вас, он мне номер квартиры и подсказал. Ну, я и опустила письмо в ваш ящик. – Огромное вам спасибо, – расплылся в улыбке Гуров, чтобы хоть как-то мотивировать уборщицу на дальнейший откровенный разговор и снять с нее напряжение. У него был еще ряд вопросов, которые могли показаться обеим женщинам еще более странными. – Скажите, Катя, а вы во сколько пришли вчера убирать подъезд? – Поздно пришла. Часов в десять вечера, наверное. – И сразу письмо увидели? – Да нет, убралась уже, а потом глядь, а оно лежит на полу. Я его и подняла… – А вы не помните, оно до этого на ящиках сверху лежало или его принесли, когда вы уже убирались? – Вот уж не могу сказать. – А входная дверь хлопала, когда вы были в подъезде? – Так… разве упомнишь? И дверь у вас тихая в подъезде. Ничего она не помнила, с этим пришлось смириться. Не помнила, встречался ли ей кто-то у подъезда, когда она только пришла убираться, не помнила, заходил ли кто, когда она уже работала там. Хорошо хоть запомнила мужчину, который ей подсказал номер квартиры Гурова. Это сосед, живший этажом выше, главный инженер в большой организации и вполне приличный человек. * * * У Орлова они собрались только в одиннадцать часов, когда солнце нещадно палило в окна генеральского кабинета, и пришлось опускать жалюзи и включать сплит-систему. Орлов потирал руки, глядя на акт экспертизы, который ему только что принесли. – Значит, проявился, гаденыш? Ладно, что у нас есть на него? – Ничего нет, – отрезал Крячко. – Кто был похож, те умерли, а третий без ноги и озлоблен на весь мир. Только на своей деревяшке далеко ему не ускакать. И не верю я, что Михно вдруг стал таким великим организатором, что все это провернул, дергая за ниточки из своего дома в деревне. – Не горячись, Станислав, – не поднимая головы, сказал Орлов. – Значит, отпечатков на письме нет, потожировые… ага, есть. И подлежат идентификации. – Только еще было бы с кем сравнивать, – заметил Гуров. – Спокойно, Лева, – поднял руку Орлов. – Если есть такая возможность, то мы ее и реализуем. Хуже не будет, зато достоверно будем знать, что это не они. Я распоряжусь, чтобы негласно собрали потожировые с ваших претендентов из списка. Пусть с троих, но и их отработаем. Дальше характеристика принтера. Ну, это нам понадобится, когда мы найдем человека. Тогда и будем вменять ему использование собственного принтера или чужого для шантажа старшего офицера полиции. Кстати, он тебе уже на почту что-то прислал? – Не знаю, – усмехнулся Лев. – Если он хоть что-то понимает в этих делах, то должен знать, что проще простого отправлять по электронке письма с уведомлением, так что легко выяснить, когда я его прочитал. А я вот не смог зайти в почту, и все. Времени не было. Правда, он и эсэмэсок пока больше не слал. – Ладно, что еще сделано? – Морозов с Захарченко перевернули весь микрорайон. Свидетелей похищения или убийства Штыревой не найдено. По ее последним контактам прошли плотно. Фотографии показывали нашей пятерке претендентов, никого не опознали. Попыток, скажем, каким-то способом завладеть ее квартиркой не зафиксировано, так что оснований полагать, что ее убили из-за квартиры, пока нет. – Все камеры наружного наблюдения, – продолжил доклад Крячко, – проверены. Ни одна не имела направления хотя бы примерно в нужную нам сторону. Вечерние опросы прохожих проведены. Половина действительно в указанное время регулярно ходит по этой улице. По нашим снимкам никого не опознали, бородатого не видели. – Черт, где он мог украсть бороду и парик? – хлопнул рукой по столу Орлов. – Ведь профессиональные же средства, не самодельщина. – Мы занимаемся и этим, – ответил Гуров. – Я велел ребятам из МУРа проверить все объявления о гастролях в Москве и, главное, в ближайшем Подмосковье в течение последнего месяца каких-либо эстрадных, цирковых или театральных коллективов. – Почему гастролеров? – спросил Орлов. – Хотя ты прав. Красть у своих, московских, опасно. А иногородние приехали и уехали. Логично! Глава 7 Капитан Морозов позвонил, когда Гуров и Крячко только вошли в свой кабинет после совещания у Орлова. – Что у тебя, Костя? – Гуров сразу отметил, что звонок не плановый и оперативник как минимум хотел о чем-то посоветоваться. Обычно они созванивались в конце дня, если ситуация не позволяла Морозову приехать к Гурову. – Есть одно заявление о краже у творческого коллектива, – сказал капитан. – Произошла она за шесть дней до убийства Левкина. – Подожди, – перебил его Лев, – а где данная кража произошла, при каких обстоятельствах? – В Щербинке. У них как раз торжества местного масштаба по поводу годовщины присоединения городского поселения к Москве. На торжества были приглашены творческие коллективы для выступления на нескольких площадках. Один из них – это эстрадный театр «Миражи» из Рязани. – Ну-ну, Костя, не тяни кота за хвост! – Я пока больше ничего не знаю, Лев Иванович. Пока только факт заявления о краже реквизита из гримерки. Я решил вам позвонить и сразу ехать туда. – Да, езжай, Костя. Если среди украденного есть парик и накладная борода, то по полной возьми у них копии протоколов. Упрутся – сразу звони мне! Гуров положил трубку на стол и задумчиво посмотрел на Крячко. Напарник еле заметно покачал головой. Да, старый друг прав, и интуиция говорит о том же. Через десять минут Гуров уже выехал в Щербинку. Пока он добирался до Щербинского УВД, Крячко уже успел организовать телефонограмму из главка МВД. И капитан Морозов, не знавший о телефонограмме и пытавшийся выполнить задание Гурова просто на голом энтузиазме, обомлел, когда одно появление полковника в здании УВД изменило ситуацию в корне. С Гуровым, а заодно и с Морозовым стали разговаривать предупредительно, приказы выполнялись быстро и точно. Молодой капитан пытался приписать это популярности Гурова и его харизме, пока не увидел телефонограмму. Однако уже через пару минут Константин забыл и о телефонограмме, и о своих попытках добиться информации без чьей-либо помощи. Морозов подошел к сидевшему за чужим столом Гурову и заглянул через плечо в протокол, в котором было перечислено похищенное из гримерной труппы рязанского эстрадного театра «Миражи». Сыщик тыльной стороной карандаша провел по строкам, где был указан парик, потом накладная борода, потом «костюм театральный «Коломбина». – Видишь, Костя? – Вот, значит, откуда и костюм, Лев Иванович. Это что же получается, он заранее спланировал все? Обе свои выходки, которые, по его мнению, должны были убедить вас в серьезности намерений? – Возьми, сними ксерокопию, – приказал сыщик и стал перебирать другие бумаги на столе. Начальник уголовного розыска УВД сидел напротив и хмурился. Гуров перерыл материалы по заявлению театра о краже, но нигде среди объяснений и протоколов так и не нашел никаких описаний, хотя не раз упоминался некий мужчина, который… Наконец в кабинет ввалился, явно запыхавшись, молодой оперативник, который пробежал глазами по лицам и остановил свой взгляд на Гурове. – Оперуполномоченный лейтенант Синицын, – представился он. – Сядьте, – кивнул на свободный стул Лев. – Рассказывайте все по порядку. Как обратились сотрудники театра из Рязани, что вы предприняли, что удалось установить? – Я тогда дежурил по управлению, товарищ полковник. Выезжал по их заявлению. – Это все, что вы можете сказать? – Не понимаю, товарищ полковник. – Лейтенант удивленно посмотрел на Гурова, потом на начальника уголовного розыска. Крупный плечистый майор покусывал губу и непроизвольно барабанил пальцами по крышке стола. Наконец он не выдержал и начал сам объяснять, что в тот день поступил телефонный звонок из Летнего театра в Центральном парке, что группа была на выезде, что Синицын отправился в театр один на личной автомашине. Но Гуров быстро прервал его: