Часть 12 из 34 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Кто предлагает?
— Полноте, да откуда же мне знать?! Разве вы называете свое имя почтовому ящику, в который собираетесь опустить письмо? И вообще, перестаньте на меня так смотреть! Я здесь совершенно ни при чем! И, между прочим, мне гарантировали, что вы — человек разумный, разобрались в ситуации и не станете вести себя агрессивно.
— Ваши наниматели поторопились давать гарантии от моего имени. Ладно, валяйте, выкладывайте, с чем пришли.
Михаил бросил на стол пачку сигарет и закурил. Голова у него вдруг начала разламываться — видимо, давала знать проведенная без сна ночь, — и он снова пожалел о том, что повел дело именно так, а не иначе. Если бы удалось договориться с начальством, сейчас в его распоряжении, помимо всего прочего, был бы весь арсенал медицинских препаратов, которыми пользуются спецслужбы. Глотнул бы пилюлю и был бы как огурчик, не спи ты хоть целую неделю…
— Сообщение у меня для вас простое, короткое, — сказал незнакомец, нервно пригладив редкие бесцветные волосы, сквозь которые предательски поблескивала зарождающаяся лысина. — Вам предлагается сотрудничество. Вы, со своей стороны, будете предоставлять партнеру кое-какую информацию. Срок сотрудничества определен в пределах от одного до двенадцати месяцев, по усмотрению вашего партнера…
— О какой информации идет речь? — сквозь зубы поинтересовался Михаил.
— Мне об этом ничего не известно, — заявил посредник. — Но представитель вашего партнера настаивал на том, что это должно быть очень хорошо известно вам. Все, что я знаю, это что информация будет касаться системы охраны и графика передвижений некоего лица — какого именно, меня не проинформировали, да мне это и не интересно.
Шахов еще крепче стиснул зубы. Слова посредника прозвучали, как выстрел, хотя чего еще он мог ожидать? Он подумал, что похож на больного раком, который, догадываясь, что его болезнь неизлечима, все же расстроился, когда врач сказал ему об этом прямо.
— Так вот, — продолжал посредник, — за этот пустяк партнер обязуется открыть на ваше имя банковский счет в одном из оффшоров и поместить на него два миллиона евро. Партнер также обязуется обеспечить вам и вашим близким беспрепятственный выезд в любую страну мира, какую только вы выберете.
— Щедрое предложение, — сказал Михаил. — А что, если я от него откажусь?
Посредник с недоуменным видом развел пухлыми короткопалыми ручонками. Теперь, когда он уверился, что насилие со стороны Михаила ему не грозит, манеры его сделались почти комичными, мутноватые глазки замаслились, а на бледных губах заиграла блудливая улыбочка.
— Помилуйте, — воскликнул он, — да откуда мне знать? Это, знаете ли, вам виднее, что тогда будет. Я же знаю одно: разумные люди от таких предложений не отказываются. Что до меня, то я дорого бы дал, чтобы оказаться на вашем месте.
— От всей души вам этого желаю, — искренне, с чувством сказал Шахов. — Но вы не сказали ничего конкретного: какая именно информация, кому, когда, как…
— Это предусмотрено, — успокоил его посредник. Порывшись в кармане, он выложил на стол мобильный телефон дешевой устаревшей модели. — Возьмите, это ваше. Следите, чтобы он всегда был при вас, включенный и с заряженной батареей. С вами свяжутся в ближайшее время и все подробно объяснят.
«Ловко, — подумал Михаил. — Теперь они могут быть уверены, что их переговоры со мной не прослушивают. А я не могу воспользоваться этой машинкой для связи с тем же Дорогиным по той простой причине, что они-то, вероятнее всего, этот аппарат слушают. Технически это довольно сложно, но выполнимо, а значит, я ни в чем не могу быть уверенным… Ловко!»
Он взял аппарат, зачем-то взвесил его на ладони и нажатием клавиши открыл телефонную книгу. Память аппарата, как и следовало ожидать, была пуста.
— В данный момент я не могу дать вам определенного ответа, — сказал он.
— А я его от вас и не жду! — воскликнул посредник. — Не жду, потому что не уполномочен на это. Обратной связи с вашим партнером у меня нет, где его искать, я не представляю и очень сомневаюсь, что теперь, после нашей с вами беседы, он снова выйдет со мной на связь. Фактически, я уже выполнил свою функцию — так сказать, мавр сделал свое дело, мавр уходит…
— Ну так проваливайте, — сказал Михаил.
— Право, не стоит так грубо…
— Проваливайте, я сказал! И больше мне не попадайтесь — раздавлю, как козявку.
— Вы не первый, кто мне угрожает, — вставая, с достоинством произнес посредник. — Угрозы — это пустое сотрясение воздуха. Были и такие, которые пытались свои угрозы осуществить. И где они? Нет их, сгинули! — Поднеся к губам вытянутую в горизонтальной плоскости ладонь, посредник легонько дунул на нее, словно сдул пушинку, показывая, какая судьба постигла его многочисленных недоброжелателей. — А я, как видите, продолжаю здравствовать. Чего и вам желаю, хоть вы и грубиян.
Сказав так, посредник подхватил с пола свой портфель и гордо удалился, помахивая им, как школьник, которого раньше времени отпустили с уроков.
Официантка принесла заказанный обед. Бесцельно поболтав ложкой в супе и вяло поковырявшись вилкой в картофельном пюре, Михаил расплатился и покинул ресторан. Долговязый оперативник вышел за ним следом, и Шахов увидел, как он садится в машину — не в знакомую черную «Волгу», а в новехонький «форд» с оранжевым плафончиком такси на крыше. Перед тем, как закрыть за собой дверцу, он обернулся и выразительно посмотрел на Михаила. Машина тронулась и сразу пошла на разворот. Шахов шагнул к бровке тротуара и поднял руку. «Форд» остановился, и он нырнул на заднее сиденье.
За рулем, к его некоторому удивлению, сидел Дорогин собственной персоной.
— Откуда ты взялся? Неужели с самого утра за мной мотаешься? — с неловкостью спросил Михаил, обменявшись с ним рукопожатием.
— Не обольщайся, — аккуратно вписываясь в поток уличного движения, ответил Сергей. — Я подъехал, когда мне сообщили, что с тобой заговорил посторонний. Что он тебе сказал?
— Ничего особенного, — пожал плечами Шахов. — Сказал, что он посредник, предложил два миллиона евро и свободный выезд в любую страну по моему выбору в обмен на кое-какую информацию.
Сидевший рядом с Дорогиным оперативник обернулся и смерил его заинтересованным взглядом.
— Я записал разговор, — добавил Михаил, — так что можешь на досуге прослушать. Впрочем, ничего, помимо уже сказанного, ты там не услышишь.
— Ну, мало ли, — сказал Дорогин и, не оборачиваясь, принял протянутый Михаилом диктофон. — Ты снял? — спросил он у оперативника.
Долговязый молча кивнул.
— Наши ребята сели на хвост посреднику, — сказал Дорогин, — так что через пару часов, надеюсь, мы будем знать, что это за птица. А он, случайно, говорил не с кавказским акцентом?
— С чего вдруг? По-моему, типичный русак…
— Просто известные тебе фотографии заказывал кавказец. Мы нашли мастерскую, где их отпечатали. Правда, толку от этого мало, потому что даже в советские времена, принимая заказ на печать фотографий, работники фотоателье не требовали у клиентов предъявить паспорт. Так что, если верить квитанции, фамилия нашего кавказца — Иванов. А зовут его, сам понимаешь, Иваном Ивановичем…
— Иван Иваныч Иванов всюду ходит без штанов, — вполголоса пробормотал долговязый.
Дорогин промолчал, но в его молчании так явственно сквозило неодобрение, что его почувствовал даже сидевший сзади Шахов. Ему подумалось, что Дорогин, наверное, хороший руководитель — как говорится, строгий, но справедливый, и что подчиненные должны его уважать.
— Что со связью? — спросил Дорогин.
— Презентовал мне мобильник, — ответил Михаил.
— Ну, вот и первая взятка от преступных элементов. С почином тебя, Мишель! А вообще-то, подумай. Два миллиона на дороге не валяются…
— Не подставляйся, — сказал Шахов. — У меня уже который день подряд руки чешутся дать кому-нибудь в бубен.
— Побереги свои руки, они тебе еще пригодятся для других бубнов. Дай-ка сюда этот вражеский телефон. Гена, займись.
Долговязый Гена молча взял у Михаила телефон, снял заднюю крышку и налепил на нее изнутри нечто, напоминавшее кружок обыкновенной самоклеющейся пленки черного цвета. Крышка с легким щелчком стала на место, и телефон перекочевал обратно к владельцу.
— Это жучок, — объяснил Дорогин. — Теперь мы сможем прослушивать ваши переговоры.
— Что за жизнь, — сказал Михаил. — Весь в датчиках, как какой-нибудь киборг — солдат будущего…
— Шел бы в строители, — посоветовал Дорогин. — Профессия уважаемая, востребованная, денег куры не клюют, и никаких тебе жучков, кроме древоточцев.
Михаил молча откинулся на спинку сиденья и стал смотреть, как за забрызганным окном проплывают переполненные транспортом и спешащими куда-то пешеходами московские улицы.
* * *
Ярко-красный полноприводной «додж», такой приметный, что в нем просто невозможно было заподозрить машину наружного наблюдения, стоял напротив кафе, в котором пять минут назад скрылся владелец и единственный сотрудник частного сыскного агентства «Доберман и Ко» Борис Олегович Лесневский. Выбравшись из своего «цивика», новизна и яркий дизайн которого находились в разительном контрасте с непрезентабельной внешностью владельца, господин Лесневский даже не дал себе труда оглядеться по сторонам. Впрочем, небезызвестный горбоносый шатен, напарник и непосредственный начальник небритого водителя Вахи, подозревал, что Борис Олегович видит и замечает куда больше, чем старается показать, в противном случае его давно уже не было бы в живых.
Небритый Ваха заметно нервничал: ему не давала покоя остановившаяся поодаль черная «Волга» с длинной антенной радиотелефона на крыше. Эта машина следовала за Михаилом Шаховым с самого утра, как привязанная, сильно осложняя жизнь экипажу красного «доджа». Наличие этой машины не было предусмотрено планом; она являла собой посторонний, неизвестный, а следовательно, угрожающий фактор, с которым приходилось считаться. Похоже было на то, что клиент с толком использовал предоставленную ему передышку и обратился к кому-то за помощью и поддержкой. Ваха не знал, где и кем он работает; в противном случае его беспокойство было бы куда сильнее.
Напарник Вахи, горбоносый Аслан, выглядел невозмутимым, хотя причин для беспокойства у него было куда больше, чем у небритого водителя. Природа наделила его острым умом, а получаемые родителями доходы позволили в свое время окончить университет. Высшее образование отточило его мыслительные способности, вооружив логикой и привив привычку думать системно, да и знал он чуточку больше, чем его напарник. Как и Ваха, он нисколько не сомневался в мудрости и предусмотрительности уважаемого Мустафы Акаева, который послал их на это задание. Но, в отличие от водителя, который знал о существовании шахмат только понаслышке, Аслан понимал: с точки зрения хорошего игрока мудрость частенько заключается в умении жертвовать своими фигурами ради достижения конечной цели. Впрочем, выбора у него все равно не было, поскольку альтернативой беспрекословному выполнению приказов уважаемого Мустафы служила мучительная смерть.
Отправляя их на задание, уважаемый Мустафа туманно рассуждал о каком-то великом деле, которое посеет в сердцах неверных страх перед воинами аллаха, о зеленом знамени ислама, что рано или поздно взовьется над всем миром, и прочих возвышенных вещах, не забыв упомянуть также о почете, уважении и богатстве, ожидающих храбрых джигитов в недалеком будущем. Эти рассуждения уже тогда, в самом начале, поселили в душе Аслана некоторое беспокойство: он знал, что великие дела не обходятся без великих жертв, и первыми обычно погибают те, кто находится на острие удара.
Смерти Аслан не боялся, но и не искал. Он был не прочь погибнуть в бою, прихватив с собой на тот свет как можно больше неверных, но пока что, судя по обстоятельствам, ему грозил скорее лагерный барак, чем славная смерть с именем аллаха на устах. Поджог бревенчатой развалюхи, торчавшей посреди заросшего сорняками огорода, кража денег с тощего банковского счета, слежка за женщиной и ребенком и ограбление квартиры, в которой не было ничего по-настоящему ценного, — все это сулило в перспективе не кровавую яростную перестрелку, а внезапный, когда его меньше всего ждешь, арест с унизительным лежанием лицом вниз на асфальте и неизбежными побоями, особенно мучительными оттого, что не можешь ответить ударом на удар. В тюрьму Аслану не хотелось, тем более что, с учетом прежних подвигов, срок ему светил пожизненный, а дежурившая напротив кафе черная «Волга» вызывала ассоциации именно с тюрьмой, а вовсе не с военными действиями. Поглядывая на нее, Аслан тревожился едва ли не больше Вахи, и лишь воспитанная в аудиториях юридического факультета привычка рассуждать, придерживаясь железной академической логики, помогла ему побороть волнение. Операция, судя по всему, намечалась очень масштабная, и все, что произошло до сих пор, было лишь подготовительным этапом. Уважаемый Мустафа был слишком мудр и прозорлив, чтобы допустить на этом этапе фатальную ошибку. Пожертвовать двумя своими лучшими джигитами в самом начале игры он тоже не мог: они, и Аслан в особенности, слишком много знали, чтобы сейчас, когда настоящее дело еще не началось, отдавать их въедливым дознавателям с Петровки.
Рассуждения Аслана были прерваны появлением Лесневского, который, выйдя из кафе, направился прямиком к своей «хонде». По сторонам он, как и раньше, не смотрел, а вид имел до крайности довольный, как и полагалось человеку его сорта, который успешно выполнил поручение, не только прилично на этом заработав, но и подложив ближнему здоровенную свинью.
Серебристый «цивик» приветливо пиликнул и дважды моргнул подфарниками, сообщая хозяину, что центральный замок отперт, а сигнализация отключена. Лесневский открыл дверцу, небрежно зашвырнул в салон свой потрепанный портфель и боком плюхнулся на водительское сиденье. «Хонду» качнуло на амортизаторах; смешно выставив наружу вытянутые ноги, Борис Олегович постучал ими друг о друга, сбивая с подошв грязную снеговую кашу, втянул ноги в салон и захлопнул дверцу. Из выхлопной трубы толчками пошел пар; вспыхнули белые фонари заднего хода, «цивик», пятясь, выбрался со стоянки и остановился, моргая указателем левого поворота и пережидая катящийся со стороны перекрестка плотный вал идущих впритирку друг за другом автомобилей.
Ваха, которому не было до Лесневского никакого дела, полез за сигаретами, и тут Аслан увидел, что черная «Волга» тоже завелась и потихонечку отчаливает от бровки тротуара с явным намерением последовать за серебристой «хондой».
Аслан являлся не просто исполнителем, а доверенным лицом Мустафы Акаева, наделенным большой свободой действий. Сейчас ему предстояло найти ответ на трудный вопрос: что делать дальше? Уважаемый Мустафа не любил, когда его беспокоили по пустякам; его интересовал конечный результат, а не мелкие детали. Он поручил это дело Аслану и ждал отчета об успешном выполнении поручения, а вовсе не панических воплей по телефону.
Те, что сидели в «Волге», несомненно, хотели проследить за Лесневским, чтобы выяснить, кто он такой и зачем встречался с Шаховым. Этому следовало помешать, даже если придется на время оставить клиента без присмотра. В конце концов, куда он денется? Если бы хотел податься в бега, уже убежал бы. Но бежать ему некуда, он это знает, а скоро будет знать еще лучше…
— Заводи, — сказал он Вахе таким напряженным голосом, что небритому и не в меру разговорчивому водителю даже в голову не пришло задавать вопросы и, тем более, спорить.
Огромный красный «додж» тронулся с места, нахальнейшим образом вклинился в поток движения, едва не послужив причиной аварии, и, вздымая колесами облака грязной водяной пыли с мокрого асфальта, устремился в сторону Садового Кольца. Терпеливо ждавший своей очереди выехать на дорогу Борис Олегович Лесневский проводил его задумчивым взглядом, сделал губами пренебрежительное «пф!» и решительно выбросил из головы то, что считал чепухой на постном масле и вообще пройденным этапом. Разумеется, он узнал эту приметную машину и живо связал ее появление со встречей в кафе. Этого следовало ожидать: Борис Олегович вовсе не думал, что кавказцы поверят ему на слово, и был готов к проверке. Теперь, когда клиенты своими глазами убедились в том, что дело сделано с присущей Борису Лесневскому ловкостью, ему оставалось лишь получить вторую половину оговоренной суммы гонорара, чтобы забыть об этих сынах гор навсегда.
Бориса Олеговича всегда смешила манера кавказцев сравнивать себя с горными орлами. Кого они больше всего напоминали, так это попугаев — шумных, крикливых, ярко и безвкусно одетых, экзальтированных и, в большинстве своем, решительно бестолковых. Они и вели себя, как попугаи: слетались огромными стаями, опустошая округу, поедая все, что подвернется под горбатый клюв, и портя то, чего не могли проглотить. Огромный, вызывающе красный «додж», на котором разъезжали его клиенты, служил лишним тому подтверждением, поскольку был проявлением их сорочьей любви к блестящим цацкам. Придя к такому выводу, Лесневский выехал, наконец, на дорогу, переключил передачу, и мощный юркий «цивик» помчал его в контору, где Бориса Олеговича ждали другие дела.
Сидевший за рулем черной «Волги» молодой оперативник из агентства Дорогина едва ли вообще обратил внимание на красный полноприводной «додж»: он, не отрываясь, следил за «хондой» Лесневского, да и нарушителей правил дорожного движения в Москве всегда хватало. А с другой стороны, как их не нарушать? Если попробовать ездить по столице, соблюдая все правила и ограничения, далеко не уедешь, это медицинский факт…
Соблюдая все меры предосторожности, он ехал за машиной Лесневского, отставая от нее на два-три корпуса и при всяком удобном случае прячась то за троллейбус, то за двухэтажный автобус с туристами, то за оранжевый муниципальный мусоровоз. Человек, встречавшийся в кафе с новым клиентом «Ольги», явно не подозревал о слежке: он двигался по прямой, не совершая резких неоправданных маневров, явно направляясь домой или на рабочее место — словом, в свое логово, обнаружить которое и должен был следивший за ним оперативник. Наблюдать за клиентом остался сам Дорогин, подъехавший к кафе на замаскированном под такси «форде». Это означало, что шеф придает этой работе большое значение: раз уж он сам взялся за дело, значит, оно того стоило.
Размышляя об этом, водитель черной «Волги» вслед за серебристой «хондой» свернул с Садового Кольца. Он не заметил, как давешний красный внедорожник снова появился поблизости, а именно прямо за ним. Впереди на светофоре загорелся красный, идущие тремя плотными колоннами автомобили начали тормозить. Между «Волгой» и машиной Лесневского вклинился тяжелый самосвал. Довольный этим прикрытием, которое даже не пришлось искать, оперативник плавно затормозил, и в это время сзади послышался сильный удар, бросивший «Волгу» вперед, под самосвал. Крышка багажника и капот, сминаясь, встали дыбом, заскрежетал металл, со звоном посыпалось битое стекло, а из пробитого радиатора с шипением и свистом ударила струя горячего пара с брызгами охлаждающей жидкости.
Прошло какое-то время, пока оперативник осознал, что жив и, кажется, невредим. Ударом ноги распахнув заклинившую дверь, он выбрался на дорогу и увидел виновника аварии — громадный красный «додж», въехавший в багажник его «Волги». Сваренный из толстых стальных труб прочный «кенгурятник» лишь слегка погнулся от удара, который превратил «Волгу» в груду металлолома; к потерям, понесенным противником, можно было отнести две из четырех укрепленных на «кенгурятнике» противотуманных фар, и это было все. Что же до «Волги», то, глядя на нее, было трудно поверить, что этот искореженный хлам когда-нибудь удастся снова превратить в автомобиль.
— Ты что делаешь, э?! — кричал, выбираясь из правой передней дверцы «доджа», рослый горбоносый шатен в модном полупальто. — Где права купил, слушай? Кто так тормозит?!
— А кто дистанцию держать будет?! — игнорируя его, закричал на смуглого небритого водителя «доджа» мигом включившийся в назревающую свару оперативник.
— Какой дистанция? — забыв о падежах, с сильным кавказским акцентом орал водитель. — Где ты в Москве видел дистанция? Езжай в свой деревня, там тебе дистанция будет, а здесь ездить надо по-человечески!