— Перестань, дорогой! — перебил кавказец. — Зачем лишнее говорить? Зачем одному умному человеку другого умного человека пугать? Никого я не хочу пальцем трогать, и с тобой ссориться не хочу! Два умных человека всегда договориться могут, разве нет? — Мне нужно больше денег, — сказал Шахов. — Вот это я понимаю, — с оттенком уважения протянул кавказец. — Это совсем другой разговор, хотя и преждевременный. Сначала посмотрим, как работать станешь, а потом обсудим твое предложение. Почему нет? Для хорошего человека ничего не жалко! Михаил снова криво усмехнулся, затягиваясь сигаретой. Легкость, с которой его собеседник согласился увеличить и без того фантастический гонорар, говорила о многом. Разумеется, платить ему никто не собирался. Где-то уже лежал предназначенный для него патрон, и стыл на ледяном мокром ветру облетевший кустик, под которым со временем выкопают неглубокую могилу, где найдет последний приют майор ФСО Михаил Шахов. — Извини, дорогой, — продолжал тем временем кавказец. — С тобой приятно говорить, но меня ждут дела. Откуда они все время берутся, слушай? Плодятся, как блохи! Не успеешь с одним покончить, как вместо него три новых появляются! Теперь слушай меня внимательно, — снова переходя на деловой тон, сказал он. — Сделаешь так… Выслушивая несложные инструкции, Михаил с горечью констатировал, что на то, чтобы припереть его к стенке, кавказцу понадобилось совсем немного времени. Впрочем, торговаться он не умел никогда, так что и пробовать, наверное, не стоило. Дослушав до конца, он прервал соединение, сунул телефон в карман и отправился в ванную, чтобы привести себя в порядок перед выходом из дома. * * * Валерий Алехин загнал машину в подземный гараж, аккуратно зарулил на свое парковочное место, заглушил двигатель и выбрался из кабины. Заперев центральный замок, он не отказал себе в удовольствии по-хозяйски похлопать машину по сверкающему черным лаком переднему крылу. Этот бешено дорогой, звероподобный японский пикап с полным приводом был куплен всего неделю назад, и Валерий до сих пор не мог им налюбоваться. Он испытывал почти сексуальное возбуждение, разглядывая его зализанные, массивные формы, серебристый блеск огромных титановых дисков и игру света в хрустальных гранях раскосых фар. Это была не просто машина, а зримое и более чем весомое свидетельство преуспевания, которого добился робкий паренек, некогда явившийся покорять столицу из глухой провинции. Правда, некоторые коллеги, посмеиваясь в кулак, выражали по поводу пикапа легкое недоумение: дескать, зачем ведущему популярной телепередачи, практически безвыездно живущему в Москве, понадобился фермерский грузовичок? Или иначе: зачем потребовалось присобачивать к такому роскошному, престижному и безумно комфортабельному авто грузовую платформу? Что на ней возить — деньги, ящики с виски или, быть может, сложенных в аккуратный штабель красоток из модельного агентства? Эти шуточки чувствительно царапали самолюбие до сих пор не избавившегося от некоторых провинциальных комплексов Валерия, но он не подавал виду, что задет. Колкие замечания коллег были продиктованы завистью, а что такое зависть окружающих, если не еще один признак твоего успеха? Валерий Алехин работал на частном телеканале, где вел одну из многочисленных передач, делающих рейтинги на раздувании дешевых сенсаций. Его программы представляли собой дикий винегрет из реальных фактов, правдоподобных с виду версий и фантастических домыслов. В ход шло все, от пьяной поножовщины до военных конфликтов и снятых камерой мобильного телефона неопознанных летающих объектов. Алехин был признанным мастером дутых разоблачений, способным в два счета превратить любую муху в крупного, упитанного слона. Если же в руки Валерию ненароком попадал слон, то на телевизионных экранах он представал чудовищем величиной с Эверест, поступь которого потрясала планету, вселяя сладкий ужас в сердца обывателей. Валерий Алехин чувствовал себя потрясателем умов, властелином общественного мнения, под дудку которого готова плясать огромная страна. Так было до недавнего времени. Конечно, нельзя сказать, что в последние три месяца Валерия преследовали сплошные неудачи, но аналитики начали отмечать падение рейтингов его программы — медленное, но неуклонное. Коллеги отводили глаза и шушукались у него за спиной — так ему, по крайней мере, казалось; начальство хмурило брови, морщилось и разговаривало отрывисто и односложно — опять же, не столько в реальности, сколько в его воображении. Умом Валерий понимал, что сгущает краски, но интуиция подсказывала, что день, когда его мрачные фантазии воплотятся в жизнь, уже не за горами. А Варвара Белкина, эта холеная стерва, эта пышногрудая акула, этот прожженный ветеран всеми забытых информационных войн, сказала прямо: дескать, дерьмо остается дерьмом, сколько бы сахара и взбитых сливок ты на него ни высыпал, и рано или поздно даже самый тупой зритель распробует, чем ты его на самом деле пичкаешь. Каково?! Это уже была не фантазия, а факт, тем более неутешительный, что по глазам коллег Валерий видел: они целиком и полностью разделяют мнение Белкиной. Это можно было с легкостью списать все на ту же зависть, испытываемую закатившейся звездой телевидения к сверхновой, затмившей своим блеском ее изрядно потускневшее сияние. Но Валерий Алехин был не настолько глуп, чтобы не понимать: в словах Варвары Белкиной содержится изрядная доля горькой правды. Старая истина, гласящая, что «пипл все схавает», не утратила своей актуальности. Вот только пресловутый «пипл» уже успел пресытиться и хлебом, и зрелищами, сделался переборчив, и угодить ему становилось труднее день ото дня. Это была гонка, бесконечный супермарафон на выживание, и Валерий Алехин, боясь признаться в этом даже себе самому, начал чувствовать, что выдыхается. Он вздохнул и, напоследок еще раз похлопав машину по плавно закругленному крылу, неторопливо зашагал к лифту. В вестибюле он сделал остановку, чтобы проверить почту, и немного поболтал с охранником, скучавшим за столиком, что притаился под сенью приземистой пальмы с чешуйчатым волосатым стволом и растопыренными, остроконечными, как кинжалы, листьями. Обсуждать с охранником Валерию Алехину было нечего, но ему нравилась та граничащая с подобострастием почтительность, с которой приветствовала жильцов немногочисленная обслуга новенькой, с иголочки, многоэтажной башни, в которой он полгода назад приобрел квартиру. В почтовом ящике, помимо газеты и парочки рекламных проспектов, обнаружился продолговатый конверт. Конверт был самый обыкновенный, почтовый, без картинки; что показалось Валерию странным, так это отсутствие марки, штемпеля отделения связи и даже адреса. На конверте было написано: «В. Т. Алехину, лично, конфиденциально». Надпись была сделана не от руки, а напечатана на машинке с архаичным шрифтом и прыгающими вверх-вниз, не до конца пропечатанными буквами. Валерий представил, как кто-то загоняет конверт под валик старенькой пишущей машинки — какой-нибудь «Москвы», а то и антикварного «Ундервуда» — и старательно печатает двумя пальцами, подолгу выискивая на клавиатуре нужную букву. «Очкарик какой-нибудь», — подумал он. Воображение заработало, мигом нарисовав прокуренную, заваленную книгами и какими-то картонными папками тесную комнату, придвинутый к подслеповатому окошку старый письменный стол с утопающей в разрозненных бумагах пишущей машинкой и вдохновенного безумца с растрепанной бородой, в очках с толстыми, как бутылочные донышки, стеклами, спешащего донести до широкой общественности свой опыт общения с представителями инопланетного разума… или, быть может, с соседями по коммуналке. Правда, вдохновенный безумец в растянутом трико и шерстяных носках вряд ли сумел бы просочиться мимо охранника в вестибюль, чтобы подбросить свою писанину в почтовый ящик. Да и откуда ему, недотыкомке, знать, где живет популярный телеведущий Алехин? Валерий уже открыл рот, чтобы потребовать у охранника объяснений, но передумал. Если бы у охранника было что ему сообщить, он сделал бы это, не дожидаясь наводящих вопросов. А если ему, скажем, дали на лапу, чтобы он на время ослеп и оглох, он тем более ничего не скажет, только руками разведет: ничего не видел, ничего не знаю. Говорить с ним бесполезно, как и с почтальоном, которого запросто могли перехватить у подъезда и попросить за небольшую мзду опустить вот этот конверт в нужный почтовый ящик. «Да ладно, — подумал Валерий. — Чего, в самом деле, раньше времени пыль до неба поднимать? Сначала нужно посмотреть, что там, в этом конверте. Надеюсь, это не белый порошок неизвестного происхождения…» На ощупь в конверте не было ничего, кроме миниатюрного компакт-диска. Алехин озадаченно хмыкнул: компакт-диск никак не вписывался в картинку, нарисованную его воображением. Он и пишущая машинка с прыгающим архаичным шрифтом принадлежали к разным историческим эпохам, и их сочетание выглядело так же нелепо, как постовой милиционер с каменным топором или горбатый «запорожец» с гоночным спойлером и бортовым компьютером. — Что-то не так, Валерий Тимофеевич? — окликнул его охранник. — Да нет, все в порядке, — встрепенувшись, ответил Алехин. И, не сдержавшись, все-таки спросил: — Сюда посторонние не заходили? — Да откуда? — пожал плечами охранник. — Никого не было, только жильцы. Ну, и еще почтальон. А что? — Нет, ничего, все нормально, — успокоил его Валерий, не ожидавший иного ответа. В лифте он, не утерпев, надорвал конверт. Внутри, как он и предполагал, обнаружился маленький компакт-диск, никак не маркированный и без сопроводительной записки. На белый порошок со спорами сибирской язвы он ничуть не походил, на хитроумное взрывное устройство — тоже. Пожав плечами, Алехин сунул его в карман и вышел из лифта. В принципе, все было ясно. Популярность имеет свои издержки, и периодическое появление вблизи твоего жилища поклонников, фанатов и просто придурков, вбивших себе в голову, что ты один во всем белом свете можешь решить их проблемы, относится к их числу. Валерий давно привык к тому, что информация приходит к нему самыми разными, порой совершенно невообразимыми путями. Подавляющее большинство поступающих таким манером новостей оказывались обыкновенным мусором, но в этих грудах навоза порой встречались информационные жемчужины или, по крайней мере, факты, достойные некоторого внимания — те самые мухи, умело поработав над которыми, можно было получить некое подобие слона. Очутившись дома, Валерий снял пальто, повесил на плечики пиджак, с облегчением стащил с шеи галстук, расстегнул ворот рубашки и первым делом приготовил себе порцию виски со льдом. Пройдя в кабинет, он поставил стакан на стол, уселся в кресло и включил компьютер. Пока антивирусная программа со сводящей с ума неторопливой дотошностью сканировала содержимое файлов и папок, Алехин сунул в зубы длинную коричневую сигарету и щелкнул зажигалкой. — Если девушка разлюбит, я печалиться не буду, — пробормотал он строчку из врезавшейся в память дворовой песни. — Закурю я сигарету, и о ней я позабуду… Ему пришло в голову, что Госпожа Удача, она же Фортуна, — тоже особа женского пола, и вести себя с нею надлежит соответственно. Как? Да очень просто! Основной принцип такого поведения четко сформулировал еще Александр Сергеевич Пушкин: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Вот так-то, господа! Что толку бегать за этой ветреной девкой и ползать перед ней на коленях, моля о благосклонности? Плюнь на нее и спокойно занимайся своим делом, и обязательно придет день, когда она почувствует недостачу чего-то привычного и спохватится: а что, собственно, происходит? Почему это никто не семенит за мной по пятам, не теребит за подол и не падает в ноги при всяком удобном случае? Чем это он так занят, что совсем забыл про меня? Что? Работает? Сам?! Ну, надо же! И чего только на свете не бывает… И она станет сама дергать тебя за рукав, предлагая разные варианты, один другого заманчивее: деньги, славу, высокие рейтинги, должности и вообще все, чего душа пожелает. Вот тогда-то и надо, не мешкая, хватать ее, верткую, за что попало, валить на спину, задирать ей подол и иметь, как душа пожелает. Так что главное тут, господа, терпение. Как говорится, терпение и труд все перетрут… Непонятно как очутившийся в почтовом ящике компакт-диск мог быть первым признаком того, что Госпожа Удача, наконец, решила обратить на Валерия Алехина свое царственное внимание. Почему бы и нет? Что он, хуже других? Антивирус, наконец, завершил работу. — Ну-с, посмотрим, что тут у нас, — благодушно произнес Алехин и хлебнул виски. — Сигарета, сигарета, ты одна не изменяешь, я люблю тебя за это, ты сама об этом знаешь, — напевал он, вставляя диск в приемный лоток дисковода. Квадратный пластмассовый язык с характерным звуком втянулся в узкую щель на передней панели системного блока; дисковод зажужжал, пискнул, внутри него зашуршал, вращаясь с бешеной скоростью, диск — возможно, до отказа забитый ничего не стоящей чепухой или вовсе пустой, а может быть, содержащий что-нибудь этакое, сенсационное. Валерий Алехин покуривал, глядя на экран и стряхивая пепел в сверкающую гладкими хромированными боками глубокую пепельницу. Судя по возникшему на мониторе значку, компакт-диск содержал какую-то видеозапись. Валерий включил воспроизведение, пригубил виски, затянулся сигаретой и приготовился смотреть. На экране возникло изображение какого-то грузного, остро нуждающегося в бритье человека лет сорока пяти. Его густая смоляная шевелюра пребывала в полном беспорядке, грубо связанный свитер с растянутым горлом напоминал тряпку, которой долго мыли полы в привокзальном сортире. Смуглое лицо было наполовину залито кровью, струившейся из рассеченной брови, и человек время от времени промокал кровь рукавом. В алюминиевой пепельнице, что стояла перед ним на дощатом столе, дымилась плохо затушенная сигарета, и Алехин заметил, что фильтр ее тоже испачкан кровью. На заднем плане виднелась грубо оштукатуренная стена, до половины замазанная синей масляной краской того гнетущего, свинцового оттенка, какой до сих пор можно встретить в так называемых казенных домах — в отделениях милиции, в тюрьмах и даже в некоторых захудалых больницах, не ремонтировавшихся со времен царя Гороха. Однообразие этого унылого фона нарушалось обитой листовым железом дверью с прорезанным в ней окошечком. Окошечко было закрыто квадратной заслонкой, посреди которой зиял круглый любопытный глаз смотрового отверстия. Эта дверь и, в особенности, сделанные для лучшего обзора округлые выемки в дверных откосах красноречиво свидетельствовали о том, где именно велась съемка. — Ваше имя и воинское звание? — спросил безликий и бездушный, как у робота, голос за кадром. — Габуния Зураб Вахтангович, полковник государственной безопасности Грузии, — ответил арестант. Он говорил с сильным кавказским акцентом, да и внешность имел весьма выразительную. В былые времена обладатель подобной внешности не мог и шагу ступить по Москве, не предъявив паспорт. Теперь же смуглые брюнеты родом с Кавказа, из Закавказья и Средней Азии бродили по Москве в таких количествах, что столичная милиция давно махнула на них рукой, переключив свое внимание на гастарбайтеров из Украины, Белоруссии и Молдовы. — С какой целью пытались пересечь государственную границу Российской Федерации? — Для выполнения задания руководства. — Расскажите о задании. Арестованный промокнул рукавом сочащуюся из раны на лбу кровь и начал рассказывать. Чем дольше он говорил, тем шире раскрывались глаза Валерия Алехина. Забытая сигарета, истлев до самого фильтра, обожгла ему пальцы. Алехин зашипел и, не глядя, ткнул ее в пепельницу, а потом сделал основательный глоток из стакана. Запись обрывалась на полуслове, но это не имело значения: главное было сказано отчетливо и недвусмысленно и представляло собой информационную бомбу такой взрывной силы, что по сравнению с ней гостинцы, сброшенные американцами на Хиросиму и Нагасаки, выглядели детскими хлопушками. Алехин залпом допил виски, а потом сходил на кухню и приготовил себе крепчайший черный кофе без сахара. Вернувшись, он еще раз просмотрел запись. Она выглядела подлинной, но, наученный горьким опытом, Валерий не торопился откупоривать шампанское и праздновать победу. Он жил один и частенько брал работу на дом. Это предполагало наличие под рукой целого ряда специальных программ для работы с видеороликами. Разумеется, его бытовому персональному компьютеру было далеко до тех монстров, которыми пользовались техники в Останкино, но кое-что мог и он. Провозившись часа полтора и выпив литр кофе, Валерий с удовлетворенным вздохом откинулся на спинку кресла и закурил очередную сигарету. Запись не носила никаких следов монтажа, наложения речи и прочих компьютерных штучек-дрючек, при помощи которых скучное интервью с каким-нибудь специалистом по разведению аквариумных рыбок можно превратить в исповедь маньяка-убийцы и принципиального каннибала, поедающего мясо своих жертв. Она была подлинная, и это означало полную и окончательную победу на всех фронтах. В его руках была самая настоящая сенсация из тех, что даже не нуждаются в раздувании. Дымя сигаретой, он задумался о том, что ему делать с этой сенсацией. По зрелому размышлению представлялось сомнительным, что ему позволят вот так, запросто, взорвать эту бомбу в эфире. Откровенно говоря, информация была из папки с грифом «Совершенно секретно», и это, помимо всего прочего, хотя бы отчасти объясняло, каким образом конверт с диском ухитрился попасть в почтовый ящик так, что охранник в вестибюле ничего не заметил. А, да к черту охранника! При одной мысли о том, на какой риск пришлось пойти человеку, сделавшему эту копию со служебной видеозаписи ФСБ, по всему телу начинали бегать зябкие мурашки. Тому, кто способен на это, тупой мордоворот из охранного агентства не помеха… Разумнее всего было бы просто изломать этот диск на мелкие кусочки и выбросить в мусоропровод. Но поступить так с сенсацией не смог бы ни один настоящий журналист, и в самую последнюю очередь — Валерий Алехин. Во-первых, решил он, надо попытаться уломать шефа. В конце концов, после того, как репортаж выйдет в эфир, перекрывать кислород будет уже поздно, а значит, незачем. Ну, разве что из мести, чтобы свести счеты… Но, если вдуматься, за что тут мстить? Это же будет выступление не против действующей власти, а, наоборот, за. Еще как за! Геройский корреспондент геройского телеканала В. Алехин показал всему миру истинное лицо новоявленных врагов государства Российского — нате, глядите, чем эти джигиты на ваши денежки занимаются, какие пакости затевают! А еще православные… Верно говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Вспомнив о тех, кто финансирует режим господина Саакашвили, Валерий почувствовал неожиданный прилив вдохновения. Посетившая его идея была из тех, которые обычно рождаются после принятия внутрь литра виски, коньяка или простой русской водки, когда тормоза полностью отказывают, и человека охватывает лихорадочная жажда деятельности. В таком состоянии люди звонят своему начальнику и открытым текстом выкладывают все, что думают о его манере руководства и о нем самом, пристают к чужим женам на глазах у мужей, танцуют на столе в костюме Адама и выкидывают массу других несуразных, не лезущих ни в какие ворота фокусов. Валерий подозрительно покосился на бутылку виски и придирчиво проанализировал свое самочувствие. Уровень жидкости в бутылке не понизился, и чувствовал он себя трезвым, как стеклышко. Ну, еще бы, после целого литра кофе! Тогда он потушил окурок, закурил новую сигарету и принялся обдумывать свою идею. Нынешний политический режим Грузии существует по принципу «кто платит, тот и заказывает музыку». Кто платит, известно; далее, из самых общих соображений следует, что, раз известные люди продолжают вкладывать в этот марионеточный режим немалые деньги, они должны быть заинтересованы в его дальнейшем существовании. Значит, громкий скандал им ни к чему, и они постараются его избежать. А какой самый простой способ избежать скандала? Правильно, заплатить за молчание… — Ха! — воскликнул в тишине пустой квартиры Валерий Алехин. Примерно полгода назад на каком-то приеме он познакомился с помощником пресс-атташе американского посольства Ричардом Джексоном. Поговаривали, что Джексон связан с ЦРУ. У Валерия такие разговоры всегда вызывали пренебрежительную ухмылку: ну, нельзя же, в самом деле, быть такими наивными! Сами посудите, как человек, занимая такую должность, может избежать подобной связи? А если даже он не работает на ЦРУ — черт их там разберет, этих америкосов, с их хваленой демократией, — то наверняка знает кого-то, кто поддерживает со штаб-квартирой в Лэнгли постоянный прямой контакт. И потом, при чем здесь вообще ЦРУ? Подобные вопросы как раз и находятся в компетенции мистера Джексона, который по долгу службы и по мере своих сил обязан следить за тем, чтобы в российских средствах массовой информации его родная Америка представала белой и пушистой. Вот и пусть следит! А как ему, интересно, понравится такой анонс телевизионной программы: «Соединенные Штаты финансируют покушение на президента России»? Неужели он пожалеет миллиончик-другой зеленых американских рублей за то, чтобы такая программа никогда не вышла в эфир? Думается, просмотрев копию записи, любезно предоставленную в их распоряжение Валерием Алехиным, господа из Госдепартамента США раскошелятся, даже не пикнув. А когда денежки лягут на счет, можно будет подумать, уничтожить запись или все-таки порадовать ею телезрителей. И сумму с американцев можно запросить немалую. Пожалуй, к чертям миллион-другой! Пускай господа из Госдепа прикинут, сколько журналист Алехин выручит от продажи записи сразу нескольким независимым телеканалам. Арабская «Аль-Джазира», например, ничего не пожалеет за такую возможность принародно плюнуть в физиономию дядюшке Сэму. Это тебе не ролик про журналиста, швыряющегося ботинками в Буша! Порывшись в записной книжке, Валерий отыскал номер Ричарда Джексона и, пока варево не остыло в горшке, лихо настучал его на клавиатуре домашнего телефона. На другом конце линии включился автоответчик, и записанный на пленку голос помощника американского пресс-атташе предложил оставить сообщение после звукового сигнала. Алехин представился и напомнил, где и при каких обстоятельствах они познакомились, а затем попросил о встрече, настойчиво упирая на то, что дело очень важное и не терпит отлагательств. Покончив с этим, он немного поколебался, а потом не устоял перед искушением и быстро набрал по памяти еще один номер. — Алло, Варвара? — сказал он, дождавшись ответа. — Это Алехин тебя беспокоит. Извини, что поздно. Не разбудил? Нет? Ну, и отлично. Так я, говоришь, кормлю народ дерьмом со взбитыми сливками? Да нет, я не обиделся. Я на женщин не обижаюсь, особенно на таких, как ты. Каких именно? Красивых. Умных. Интеллигентных. Профессиональных. А главное, умеющих четко и доходчиво формулировать свои мысли. Нет, я ничего не нанюхался. И не надо сейчас ничего формулировать, я тебя уже наслушался. А теперь ты меня послушай, Белкина. Пускай я торгую дерьмом, но и я умею раскопать кое-что стоящее. Такое, что тебе и во сне не снилось! Да-да, не сомневайся! Скоро я вас всех заткну за пояс, и в первую очередь тебя, курица крашеная! Я… Он замолчал, потому что на том конце провода с грохотом швырнули трубку. Судя по голосу, Белкина уже успела хорошенько заложить за воротник. Ну, или куда она там закладывает — за бюстгальтер, что ли? И, если в начале беседы ее голос звучал иронически, с легкой пренебрежительной насмешкой, то к концу разговора она пришла в бешенство. И это было так прекрасно! Ничего, подумал Валерий, пускай побесится. То ли еще будет! Улыбаясь, он налил себе полный стакан виски, вернулся за компьютер и стал копировать сенсационный репортаж из чекистского застенка. На всякий случай он сделал целых три копии и только после этого выключил компьютер и отправился на кухню, чтобы приготовить себе поздний ужин. Глава 9 Ближайшее интернет-кафе находилось примерно в двух кварталах от дома. Михаил отправился туда пешком, поскольку, оставшись без машины, не имел иного способа преодолеть это мизерное по московским меркам расстояние. По дороге он еще раз хорошенько все обдумал, придя к выводу, что Дорогин прав: информацию, которую от него требовали шантажисты, вряд ли смог бы проверить даже человек, имеющий постоянный и беспрепятственный доступ в резиденцию главы государства. Охрана таких людей, как действующий президент, напоминает айсберг: снаружи видна только самая верхушка, в то время как наделенная чудовищной ударной мощью основная часть надежно скрыта от посторонних взглядов в непроницаемо темных океанских глубинах. Того, кто звонил по телефону, интересовала именно эта, подводная часть — пока лишь в самых общих чертах, но чувствовалось, что вскоре любопытный кавказец захочет узнать подробности. Что ж, эта тема давала неограниченный простор для фантазии; Михаил мог, ничем не рискуя, как преувеличить, так и приуменьшить известные ему факты до любого разумного предела. В самом деле, если сомневаются, пускай пойдут и пересчитают! А в таком деле, как покушение на президента, даже один неучтенный снайпер-невидимка, один-единственный охранник с пистолетом, о существовании которого никто из участников покушения даже не догадывается, может сыграть решающую роль. Подобные дела, думал он, невозможны без тщательного планирования, проведенного на основе данных глубокой разведки. А если разведданные оказываются ложными, план обречен на провал. Потому что все эти детальные, просчитанные до мелочей планы имеют один общий изъян: их может нарушить любая непредвиденная случайность: от заклинившего затвора до не вовремя попавшей в глаз соринки. Что уж говорить о десятке-другом автоматчиков, о которых в плане нет ни слова, и которые вдруг, будто из-под земли, вырастают на пути ударной группы!