Его так и подмывало сразу вдавить педаль газа в пол и рвануть вперед на максимальной скорости, давая разрядку нервному напряжению. Именно поэтому он затянул ручной тормоз и неторопливо закурил сигарету, намертво задавливая инстинктивный порыв суетиться и метаться из стороны в сторону, как ошпаренный таракан. Ему дали трое суток; было неизвестно, родится ли у него за это время спасительный план, но что спешка до добра не доводит, он знал наверняка. Михаил внимательно огляделся по сторонам, но слежки не заметил. После перестрелки в гаражном кооперативе за ним перестали таскаться по пятам, будто поняв, наконец, с кем имеют дело. Но это вовсе не означало, что наружное наблюдение снято; возможно, понюхав пороха, приставленные к нему топтуны стали осторожнее. Наконец, двигатель прогрелся. Шахов отпустил ручной тормоз, включил передачу и плавно, как на экзамене по вождению, тронул машину с места. Он проехал примерно полдороги, когда его внимание привлек раздавшийся сзади сигнал клаксона. Он машинально бросил взгляд на спидометр, хотя и так знал, что едет с небольшим превышением скорости. Правда, в Москве нынче развелась тьма-тьмущая водителей, для которых сто километров в час по городу — вообще не скорость. Скорость для них — это максимум того, что позволяет мощный двигатель дорогой иномарки, а нормальная езда — это не прямолинейное и скучное движение из точки А в точку Б, а бесшабашный слалом, непрерывная игра в салочки со смертью. Клаксон снова заныл, казалось, прямо над ухом, из зеркала заднего вида по глазам ударили короткие вспышки яркого света. Михаил посмотрел в зеркало, ожидая увидеть оскалившуюся хромированными прутьями радиаторную решетку какого-нибудь «хаммера» или «лендровера», но позади него, почти прижимаясь к багажнику, отчаянно сигналя и моргая фарами, шел белый грузовой микроавтобус «форд», на заляпанном грязью капоте которого виднелась броская надпись «МОСГОРСВЕТ». — Совсем оборзел, что ли? — изумился, несмотря на свое бедственное положение, Михаил. — Чего тебе, тварь отмороженная? Он быстро оценил дорожную обстановку, предположив, что, занятый своими невеселыми мыслями, упустил из виду что-то существенное. Но все было в порядке: он ровно шел в крайнем правом ряду на скорости, более или менее совпадающей со скоростью транспортного потока. Машина двигалась ровно, не рыская, а значит, о целости покрышек можно было не беспокоиться. Зеркала на месте, масло не течет… Ну, и чего ему, в таком случае, надо? Не переставая раздраженно сигналить, микроавтобус вклинился в плотный ряд автомобилей в соседнем ряду и поравнялся с «десяткой» Михаила. — Лети, лети, — проворчал Шахов, бросив на него быстрый косой взгляд через плечо. — Аппарат у тебя для этого самый подходящий. Авось, долетаешься, гонщик… «Гонщик», однако, и не думал никуда лететь. Поравнявшись с машиной Михаила, он сбросил скорость и двигался с ним, что называется, ноздря в ноздрю, полностью заслоняя обзор с левой стороны своим грязным бортом с надписью «Аварийная Мосгорсвета» и какими-то телефонными номерами. — Урод, — проворчал Шахов, который терпеть не мог водителей, толком не знающих, чего они хотят. Урод, он же гонщик, не ограничился достигнутым и вдруг начал, не меняя скорости, подаваться вправо, притираясь к машине Михаила. Шахов прибавил газу, но впереди возникла широкая грязная корма рейсового автобуса, который с солидной медлительностью ползущей по своим делам черепахи, чадя выхлопной трубой, катился по маршруту. Скорость пришлось сбросить; микроавтобус тоже притормозил и подался еще правее, почти вплотную прижавшись к «десятке». Наступил момент, когда малейшее неверное движение могло стоить Михаилу бокового зеркала, а то и крыла вместе с дверцей; в зеркале справа было отлично видно, что зазор между бортом машины и высоким бордюром составляет никак не больше пары сантиметров. — Что ж ты делаешь-то, сволочь? — сквозь зубы процедил Михаил. Словно в ответ, микроавтобус резко увеличил скорость, вырвался вперед и сразу же вильнул вправо. Его задние фонари вспыхнули сквозь слой грязи рубиновыми огнями, и Михаил, которому просто некуда было свернуть, ударил по тормозам. Машина встала, как вкопанная, и сразу же заглохла, поскольку Шахов забыл выжать сцепление. Белый грузовой «форд» косо замер впереди, перегородив ряд, из его выхлопной трубы толчками выбивался белый дымок, тормозные огни продолжали гореть. Мимо, рявкая сигналами, проносились машины, в воздухе грязным туманом висела тончайшая взвесь из выхлопных газов, капелек воды и частиц песка и соли. — Отлично, — произнес Михаил, которому в данный момент был буквально до зарезу нужен козел отпущения. Он вынул из наплечной кобуры пистолет, снял его с предохранителя и положил в карман пальто, а потом толкнул дверь и выбрался из машины. В уши ударил похожий на шум водопада оглушительный гул оживленного шоссе, ноздри втянули сырой воздух с запахом выхлопных газов. Захлопнув дверь машины, Михаил неторопливо двинулся вперед. А когда из кабины микроавтобуса начал задом наперед выбираться водитель в оранжевом рабочем комбинезоне с белыми вставками, Шахов опустил руку в карман, где лежал пистолет, и ускорил шаг. * * * Помощник пресс-атташе посольства Соединенных Штатов Америки в России Ричард Джексон сидел в своем кабинете и читал свежие газеты — вернее, делал вид, что читает, в то время как мысли его в данный момент бродили где-то очень далеко. Иногда друзья в шутку называли Ричарда «Стонуолл Джексон», то есть Джексон Каменная Стена, по прозвищу генерала Джексона, прославившегося во время войны между Севером и Югом. Прозвище это намекало на твердость характера и было не таким уж шутливым, как могло показаться человеку, не имевшему чести водить с Джексоном близкое знакомство. Он действительно умел быть твердым, но это не мешало ему оставаться человеком незлобивым, общительным и дружелюбным. Словом, помощник пресс-атташе Ричард Джексон как нельзя лучше подходил под классическое определение «хорошего парня», и то, что происходило в последние два дня, ему активно не нравилось. Сегодня с утра мистер Джексон отпустил свою секретаршу, переключил все звонки на себя, включил автоответчик и заперся в кабинете. Его босс укатил на открытие очередной выставки — какой именно, он запомнить не потрудился, поскольку в случае нужды мог без труда это узнать, просто заглянув в свой органайзер. Отправляясь туда, господин пресс-атташе по-отечески потрепал Джексона по плечу и велел оборонять крепость до его возвращения. Зная любовь босса к такого рода мероприятиям, оканчивавшимся, как правило, по-русски обильным банкетом, Джексон не без оснований предполагал, что сегодня его уже не увидит и что «оборона крепости» будет держаться на нем одном до завтрашнего утра. В некотором роде это было ему на руку: являясь настоящим «хорошим парнем», Ричард Джексон не любил ловчить и изворачиваться, хотя и владел этим искусством в совершенстве. Усилием воли отогнав тревожные мысли, Джексон попытался сосредоточиться на газетах, внимательное изучение которых входило в круг его должностных обязанностей, но вскоре, зевнув в кулак, с раздражением отшвырнул их от себя. В прессе опять не было ничего интересного — сплошной финансовый кризис пополам с постепенно затихающими отголосками российско-украинского газового скандала. Обсуждалась также тема скорого приезда в Россию Рауля Кастро, причем выглядело все так, словно кубинский лидер вознамерился пересечь океан только затем, чтобы отведать шашлыков в Завидовской резиденции российского президента. В принципе, хорошему парню Джексону было глубоко начхать на то, с какой целью приезжает в Москву дряхлый кубинский геронтократ. Маразматическая тирания этого их Острова Свободы все равно дышит на ладан, и на нее можно больше не обращать внимания. Главное, что Кастро едет сюда не для переговоров о новой попытке размещения на Кубе русских ракет, а остальное — чепуха, пускание пыли в глаза. Гораздо хуже было другое. Упоминание о резиденции в Завидово снова вызвало в памяти видеозапись, оказавшуюся в распоряжении этого раскапывателя помоек… как бишь его — Алехина? Да, Алехина. В плане, который представившийся полковником грузинской госбезопасности человек называл «Укус змеи», упоминалась именно эта резиденция, на территории которой якобы должно было состояться покушение. Данная видеозапись, по мнению Ричарда Джексона, и не его одного, представляла собой грубую провокацию российских спецслужб. Наилучшим подтверждением этому служил тот факт, что русские до сих пор не обратились с соответствующими запросами ни в МИД Грузии, ни в посольство США. Запись наверняка была сделана в каком-то изоляторе временного содержания представителями ФСБ или погранвойск и носила сугубо служебный характер. Это означало, что в Кремле о готовящемся покушении должны знать, а подобное знание предполагает вполне однозначную реакцию. Если покушение действительно планируется, то запись — это не просто улика, а отличный инструмент воздействия на политических оппонентов — ту же Грузию и даже Соединенные Штаты. Тем не менее, обнародование записи недопустимо. Конечно, эффект от показа фальшивки в какой-нибудь телевизионной программе будет не тот, что от просмотра подлинного интервью пойманного с поличным грузинского полковника в узком кругу министров иностранных дел трех государств, но шума она наделает много. Недоказанное обвинение — все равно обвинение, это знает любой грамотный специалист в области пиара. А на репутации Белого дома, не говоря уже о Тбилиси, и без того хватает неопрятных пятен… На столе опять зазвонил телефон. Звонили из города; Джексон взглянул на табло автоматического определителя номера, вздохнул, поморщился и включил на автоответчике громкую связь. — Алло, Дик? — послышался из динамика взволнованный мужской голос. — Дик, это Алехин. Помните меня? Мистер Джексон снова поморщился, слегка покоробленный этим панибратским обращением. Какой он ему Дик, этому болтуну? — Дик, умоляю, возьмите трубку! — взывал в тишине кабинета голос популярного телеведущего Валерия Алехина. — Послушайте, я не понимаю, что происходит. Мне казалось, мы с вами обо всем договорились, а теперь вокруг творится что-то странное. За мной по пятам день и ночь таскаются какие-то подозрительные типы, кто-то звонит мне по телефону и дышит в трубку… Мистер Джексон протянул руку, не глядя, взял со стола одну из лежавших там газет и закрылся ею. Газета оказалась свежим номером «Аргументов и фактов». Помощник пресс-атташе смотрел на отпечатанные типографским способом строчки и набранные крупным шрифтом заголовки, но не мог ничего прочесть, словно перед ним была не газета, а кирпичная стена. «Я хороший парень, — мысленно повторял он, как заклинание. — Я хороший парень и действую на благо своей страны». — Дик, если вы имеете к этому отношение, вам лучше бросить эти штучки, — продолжал тараторить Алехин. — Отзовите своих людей, это в ваших же интересах! Учтите, я отдал копию записи надежному человеку, и, если со мной что-нибудь случится, она немедленно выйдет в эфир. Немедленно, слышите? Мистер Джексон скривился, не опуская газеты. Ему подумалось, что парламентариям всего мира давно пора собраться вместе и издать международный закон, под страхом сурового наказания запрещающий писателям и сценаристам вставлять в свои произведения этот замшелый трюк с компроматом, якобы помещенным в «надежное место» или переданным на хранение «надежному человеку». Сколько можно, в самом деле?! Этот Алехин — просто дурак. Мало ему того, что накачал неприятности на собственную голову, так он еще норовит втянуть в них кого-то из своих знакомых. А что до немедленного выхода записи в эфир, тут мистер Джексон готов биться об заклад, что Алехин берет его на пушку. Времена, когда опьяневшие от внезапно обретенной свободы и вседозволенности российские средства массовой информации бесконтрольно вываливали на головы публике все, что удавалось нарыть пронырливым журналистам, давно миновали. Официально цензура в России отсутствовала, но с некоторых пор каждый главный редактор начал очень хорошо понимать, какую информацию стоит обнародовать, какую следует попридержать, а о какой и вовсе лучше всего забыть, будто ее и не было. Интервью, которым Алехин вздумал шантажировать госдепартамент Соединенных Штатов, относилось именно к последней категории. Война между журналистами и спецслужбами в России закончилась решительной победой последних. Нынче стало модным говорить не о провалах, а об успехах непримиримых борцов с международным терроризмом. Освещать такие успехи — дело ответственное, не терпящее неточностей, а следовательно, требующее консультаций со специалистами по каждому мало-мальски важному вопросу. А если бы упомянутые «специалисты» были заинтересованы в обнародовании записи, они передали бы ее средствам массовой информации по официальным каналам, а не подбросили тайком этому трусливому шантажисту… В голове у него промелькнул резонный вопрос: а зачем понадобилось действовать подобным образом, если это провокация спецслужб? — но Джексон решительно отмел его в сторону, как абсолютно неуместный. В конце концов, он, Ричард Джексон, не директор ЦРУ, а всего лишь помощник пресс-атташе, и решение подобных вопросов находится далеко за пределами его компетенции. По воле случая оказавшись втянутым в эту историю, он сделал все, что мог: передал информацию специалистам и умыл руки. Остальное его не касается; получит Алехин свои четыре миллиона или множественные переломы ребер и конечностей — это его, журналиста Алехина, личное дело. — Перезвоните мне на мобильный, как только сможете, — сказал Алехин и повесил трубку. В ответ ему из-за развернутой газеты медленно выдвинулась сжатая в кулак рука с отставленным средним пальцем: пользуясь тем, что его никто не видит, мистер Джексон коротко и исчерпывающе выразил свое отношение к журналисту Алехину и его проблемам. Сунув мобильник в карман, Валерий Алехин повернул ключ зажигания. Мощный двигатель послушно и почти бесшумно ожил, наполнив комфортабельный салон едва ощутимой вибрацией. Было начало четвертого дня, но уже начинало смеркаться. На город опять опустился сырой оттепельный туман, с неба сыпался редкий мокрый снег, который таял, едва успев коснуться асфальта. У большинства автомобилей уже горели фары, и Алехин, который был аккуратным водителем и, как зеницу ока, берег новенькую машину, тоже включил свет. На дороге лучше быть заметным; твердых гарантий безопасности это, конечно, не дает, но существенно увеличивает твои шансы закончить поездку без неприятных происшествий. — Америкос поганый, — сквозь зубы процедил Алехин, имея в виду мистера Джексона. — Что ж ты прячешься-то, сволочь? Он покосился на освещенные окна квартиры Белкиной. Ему пришло в голову, что у Варвары из-за него могут случиться неприятности, но он отмахнулся от этой мысли: сначала следовало разобраться со своими собственными проблемами, а уж потом, если останется время, можно подумать и о Белкиной. В конце концов, если за нее и возьмутся, так только после его, Валерия Алехина, смерти, в реальность которой он не верил. Он находился на пике успеха, имел деньги, связи и полезные знакомства, да и времена как-то незаметно переменились, и убивать тех, кого можно запросто купить, стало уже не модно. Так что с ним, а заодно и с этой стервой Белкиной, все будет нормально. Ну, а если с ней что-нибудь случится, сама виновата. Нечего задирать нос и корчить из себя крутую профессионалку… Он почувствовал, что немного успокоился, и выбросил Варвару из головы. Прогнать внезапно всплывшее в памяти видение ее обнаженных на всю длину, до самого верха, стройных ног оказалось труднее. Несмотря на тревогу и, чего греха таить, обыкновенный испуг, воспоминание о том, в каком виде Белкина открыла дверь, вызывало приятное волнение где-то внизу живота — пожалуй, Валерий знал, где именно. Он подумал, что прогресс и цивилизация, при всех их несомненных плюсах, имеют массу недостатков. И один из них — то, как рьяно писаные и неписаные законы защищают слишком много возомнивших о себе самок гомо сапиенс. Все-таки хорошо было питекантропам! Приглядел себе бабу, дал ей по шее в качестве комплимента, оттаскал за волосы, укусил за ухо, швырнул на шкуры или прямо на голую землю и пошел решать демографическую проблему. Представив себе, как делает нечто подобное с Белкиной, Валерий по-настоящему возбудился. Теперь это обещало продлиться довольно долго, он себя знал. И вольно же ей средь бела дня расхаживать по дому чуть ли не голышом! Вот так и происходят изнасилования, и кто в этом виноват, если не сами бабы? Они думают, что закон их защитит, а того, дуры, не понимают, что закон природы на миллион лет старше и в миллион раз справедливее уголовного кодекса… Алехин вздохнул. Внешне Варвара Белкина целиком и полностью соответствовала его вкусу, и он дорого бы дал за то, чтобы провести с ней хотя бы одну ночь. Но обычный путь от холодноватого приветственного кивка в коридоре телецентра до постели, предусматривающий цветы, подарки и ужин со свечами, был для него заказан. Валерий уже пробовал пойти этим путем и получил от ворот поворот, причем в такой форме, что с этого, собственно, и началась их с Варварой вражда. Он и карьеру-то сделал отчасти затем, чтобы доказать этой сучке, что она ему в подметки не годится. А потом, бог даст, выбиться в начальники, вызвать ее, стерву, к себе в кабинет и поставить вопрос ребром: либо ты спишь со мной через «не хочу» — сию минуту, прямо тут, на столе для совещаний, и далее по первому требованию, — либо освобождаешь рабочее место. Воображение заработало на всю катушку, принявшись рисовать картинки одна другой волнительнее. Это напоминало полнометражный порнофильм и действовало похлеще виагры. Валерий понял, что нужно принимать меры. Принять меры было совсем не трудно. Он знал парочку адресов, по которым в любое время суток можно было найти симпатичных, веселых и сговорчивых девчонок, готовых за умеренную плату снять сексуальное напряжение хоть у бешеного носорога. При этом безопасность и море удовольствия гарантировались; правда, девочки были не шибко большого ума, но Алехин и не собирался обсуждать с ними творчество Сервантеса или перспективы развития ядерной физики. Так и поступим, решил он. А Белкина пускай корчит из себя недотрогу, пока ей не стукнет шестьдесят, когда на нее уже и за деньги ни один мужик не позарится… Перспектива заночевать в борделе имела еще, по крайней мере, два плюса. Во-первых, вечер, проведенный в компании профессионалок, отвлечет его от тревожных мыслей, а во-вторых, там он будет в большей безопасности, чем дома, где ему уже в каждом углу мерещится киллер с большим пистолетом. Открыв бардачок, он вынул оттуда плоскую металлическую фляжку, свинтил колпачок и сделал приличный глоток. Коньяк обжег пищевод и разлился в желудке приятным теплом. Преодолев искушение глотнуть еще, Валерий спрятал флягу, передвинул рычаг автоматической коробки передач и дал газ. Тяжелый пикап плавно тронулся с места и покатился к выезду со двора. Там, где он стоял, на мокром асфальте осталась маслянистая лужица тормозной жидкости, но Алехин ее, разумеется, не заметил: в отличие от владельцев дряхлых драндулетов, водители новеньких иномарок редко интересуются тем, что творится под днищем их машины. Выезжая на улицу, он с чувством глубокого удовлетворения отметил тот факт, что большого красного внедорожника «додж» нигде не видно. Возможно, слежка ему просто почудилась. В конце концов, бывают же на свете совпадения! Да нынче в Москве этих «доджей» развелось, как бездомных собак! Помнится, когда несколько лет назад в Новом Орлеане случилось наводнение, эксперты предрекали появление на российском автомобильном рынке огромного количества реанимированных американских «утопленников». Конечно, дилеры клянутся и божатся, что их товар не имеет к тому наводнению никакого отношения, но факт налицо: американских авто в России стало, как грязи, и стоят они, хоть и недешево, но все-таки заметно меньше, чем должны бы стоить, будь с ними все в порядке… Машинально, по свойственной любому уважающему себя водителю привычке бросив взгляд в зеркало заднего вида, Валерий сильно вздрогнул: красный «додж» был тут как тут. Мрачно и угрожающе поблескивая включенными фарами, он следовал за пикапом Алехина, отставая от него не более чем на пять метров. Процедив сквозь зубы грязное ругательство, Валерий сильнее надавил на газ. Разрыв между двумя машинами увеличился, а потом начал медленно, но неуклонно сокращаться. Алехин снова увеличил скорость. — Врешь, не возьмешь, — пробормотал он. Пришло время показать, на что способна его машина. Судя по маячившему в зеркале забрызганному грязью номерному знаку, «додж» был зарегистрирован на имя нынешнего владельца года два, если не все три назад, в то время как пикап Валерия едва прошел обкатку. Объем двигателя у обеих машин примерно одинаковый; при таких условиях любой мало-мальски сведущий человек может с уверенностью утверждать, что новехонький «японец» даст сто очков вперед уже успевшей покататься по российским дорогам «американке». Валерий понимал, что в этих рассуждениях имеется один существенный изъян. Если он и имел преимущество в лошадиных силах и маневренности, в полной мере использовать его можно было бы на пустой загородной трассе, а никак не в центре Москвы. Оставалось полагаться только на водительское мастерство, но как раз по этому поводу Валерий Алехин испытывал сомнения. Он имел приличный стаж безаварийной езды, но настоящим мастером, увы, не стал, предпочитая вести себя на дороге по принципу «тише едешь — дальше будешь». Мечта окончить курсы экстремального вождения так и осталась мечтой, исполнение которой привычно откладывалось на потом. Остановившись на красный сигнал светофора, он решил во что бы то ни стало оторваться от преследования парой глотков коньяка. Фляжку, на дне которой плескалось еще граммов пятьдесят его любимого напитка, Валерий бросил на соседнее сиденье, чтобы потом, когда возникнет нужда, не тянуться за ней через весь салон. Он подумал, не пристегнуться ли ему, но тут на светофоре включился желтый, и он утопил педаль газа. Пикап бархатисто рыкнул и устремился вперед, оставляя за собой на асфальте тонкую дорожку тормозной жидкости. Сидевший за рулем красного «доджа» небритый Ваха указал на нее напарнику, заговорщицки подмигнул и резким толчком педали бросил свою машину вперед, почти протаранив задний борт пикапа. Начиная паниковать, Алехин увеличил скорость, но красный «додж» упорно следовал за ним по пятам, не давая увеличить отрыв. Перед въездом на путепровод Валерий притормозил — вернее, попытался это сделать, но педаль, как в страшном сне, провалилась под его ногой, не оказав ни малейшего сопротивления. Забыв о ручном тормозе и тех немудреных способах аварийного торможения, которым его когда-то учили в автошколе, Валерий раз за разом давил на педаль, но это не оказывало никакого влияния на самоубийственную скорость входящего в крутой вираж пикапа. Он влетел на путепровод по широкой дуге, двигаясь со скоростью около ста тридцати километров в час и напоминая выпущенный из пращи камень. Неуправляемая траектория вынесла пикап на полосу встречного движения; он пересек ее наискосок, каким-то чудом избежав целой серии лобовых столкновений, ударился передним колесом о высокий бордюр, отделяющий проезжую часть от пешеходной дорожки, и воспарил над землей, медленно переворачиваясь на лету. Валерий Алехин зажмурил глаза, на миг ощутив полное спокойствие человека, который сделал все, что было в его силах, и больше не может как-либо повлиять на ход событий. В следующее мгновение пикап с грохотом ударился о перила ограждения, проломил их и вместе с градом обломков рухнул на проходящую под путепроводом дорогу. Спешащий на строительную площадку тяжелый цементовоз с установленной на платформе бетономешалкой врезался в него и потащил перед собой. Искры, высекаемые из асфальта, воспламенили сочащееся из пробитого бензопровода топливо, и к тому моменту, как цементовоз остановился, искореженный пикап уже горел. Водитель грузовика выскочил на дорогу и попытался извлечь Алехина из разбитой машины, но тут огонь добрался до бензобака, и тот взорвался со звуком, похожим на глухой кашель. Добровольный спасатель с воем покатился по мокрому асфальту, пытаясь сбить охватившее его одежду пламя. Подоспевшие водители других машин потушили его, обдав струями углекислоты из огнетушителей. Справиться с огнем, который с аппетитом пожирал то, что осталось от новехонького пикапа, и уже пробовал на вкус кабину цементовоза, они оказались не в силах. Отойдя на безопасное расстояние, люди смотрели, как огонь набирает силу, и, указывая друг другу на пролом в ограждении путепровода, возбужденно обсуждали происшествие. Съехав с путепровода, красный «додж» притормозил на противоположной стороне дороги. — Хорошо горит, — с удовлетворением констатировал небритый Ваха. В его голосе чувствовалась сдержанная гордость профессионала, отменно справившегося с трудной и ответственной работой. — Хорошо, — согласился Аслан и зевнул в кулак. — Теперь отвези меня к Мустафе и отправляйся домой. Проверь, все ли там в порядке, позвони мне и ложись спать. Мы сегодня заслужили отдых. — Э! Покажи мне, кто заслужил его больше, чем мы с тобой! — воскликнул темпераментный Ваха и включил передачу. Красный «додж» тронулся и неторопливо покинул место происшествия за пять минут до приезда милиции и спасателей, которым, увы, уже некого было спасать. Глава 13