Соляной городок размером с квартал. Его доминанта – тот самый стеклянный свод, о котором писал Кузьма Сергеевич и который сегодня все называют куполом. А вместо Цепного моста – Пантелеймоновский. По качающемуся Цепному мосту косяком ходили классики, ещё не ведая, что они классики. А мы ходим по Пантелеймоновскому, нерадивые студенты. Может, всё дело в этом – в разных мостах?.. Пушкин тоже ходил, живя одно время «у Цепного моста, против Пантелеймона, в доме г. Оливье». «Против Пантелеймона» – это значит напротив храма Святого великомученика и целителя Пантелеимона: единственного, что осталось на этом месте с петровских времён. Нет ни верфи, ни соли – одно название. Но оно всё держит. Человек из скайпа Звонок – и строгий голос: – Так. Ты про Муху пишешь? Я вздохнула, выдохнула – и с его стола упали листы бумаги… Тут нет ничего удивительного, за исключением того, что вздохнула я в Питере, а листы упали у него в Москве. – Да не хочу я писать про Муху! – Муха – это фон; пиши про себя. – Про себя – пожалуйста: меня сегодня похвалил преподаватель рисунка. – Поздравляю. А что он сказал? – «Какая красивая барышня!» – Так это он Создателя похвалил, а не тебя. Дикий гул заглушает его слова. – Что это?! Боже, что это?.. – Самолёты летают. – Они летают прямо у тебя в квартире? – Почти. Тут рядом аэропорт, я же говорил тебе… Так, не уходи от темы. Почему ты не хочешь писать о Мухе? – Я хочу писать роман о тебе. – И что ты напишешь? – Как ты кормил бабочку апельсинами… А начну я так: «По его квартире летают самолёты…». – Нет, это мой роман. А ты пиши свой – про Муху. Спасай литературу. И вообще я не понимаю… – Тут человек из скайпа начинает сердиться. – Если издатель ждёт от тебя книжку, почему ты валяешься на диване и думаешь про всякую ерунду?! – Ты считаешь, что это не похоже на написание книги? – Ну как тебе сказать… – Кстати, мне сообщили, что книжка должна быть три авторских листа. Три листа – это семьдесят страниц? – Как – три листа?! Это будет брошюра, что ли?! – Но ты же сам говорил – сто страниц написать… – Я говорил «хотя бы». Книжка должна быть шестьсот страниц! – Тогда я смогу её набрать только такими символами:?????!!!!?!?!?!??!?!??!?!??!?!??!?!?!??!?!?!??! Может прокатить за современное искусство. В зале ожидания В изостудию Эрмитажа я поступила по конкурсу в пять лет. Все дети пришли с нарисованными принцессами и цветочками, я пришла с «Изгнанием из рая». Толстенную папку с работами (жаль, что нельзя было принести с собой и разрисованные дома стены) приняли на рассмотрение. Взрослые не верили, что в эту изостудию можно поступить без блата, который, по слухам, нужен везде, даже когда тебе пять лет. – Ну что, что?! – спрашивали родители. – Что тебе там сказали? – Не помню. – Как это?! А ты вспомни! – Не помню, – честно говорю я. – Но это же важно! Они работы твои смотрели? – Смотрели. – И что сказали? – Не помню. Родные в растерянности. – Вспомнила! – радуюсь я. – Они сказали: идём, девочка, мы покажем тебе, где выход. – И это всё?! – Да. Пауза. И отчаяние: – О боже!.. Если моего ребёнка с такими шедеврами не примут в Эрмитаж, я вцеплюсь в горло Пиотровскому! В назначенный день мама стояла у стенда и долго смотрела в список о зачислении, забыв от волнения мою фамилию (у мамы и папы разные фамилии, потому что они состоялись до того, как поженились). Домой она ворвалась с тортом и криком: – Справедливость торжествует! – Она всегда торжествует. А ты не знала об этом? – снисходительно ответила я, наслушавшись сказок. Горло директора Эрмитажа было вне опасности, его шею по-прежнему украшает элегантный шарф. На протяжении шести лет я ходила в Эрмитаж по субботам. Зима. А сейчас мы нарисуем зиму. Весна. А сейчас мы нарисуем весну. Рисуешь весну, приносишь, а тебе говорят: – Ты нарисовала небо, какого не бывает. Выходишь на улицу – и видишь небо, какого не бывает. – Мы не будем учить вас рисовать, – говорили нам в изостудии. – Этому будут вас учить стены Эрмитажа. Он ваш. И он действительно был наш. Со всеми его сокровищами, выставками и новогодними карнавалами, где мы, как правило, изображали из себя древних греков и в предпраздничной суете можно было услышать такие разговоры взрослых: – Здравствуйте, это вам звонит мама Сизифа. Или: – Это папа Геракла, прошу прощения за поздний звонок… Эрмитаж был единственным моим окном в жизнь. Форточкой. Дело в том, что в школу я не ходила до 6-го класса: аллергия. Кругом были мои личные враги: пыль, коты, собаки, цветы, морской бриз, чужие духи, чужие носки и т. д. Даже из музеев, где пыль священна, мы выбегали очертя голову.