Четкость и незыблемость их вертикалей подчеркивали копошащиеся внизу фигуры. В морозном воздухе хрустально звенели разноголосые матерные выкрики, но звуков ударов я не слышала: похоже, весло и бита не были пущены в ход. Осторожно приблизившись, я подсветила кучу-малу у подножия невозмутимых истуканов фонариком, встроенным в мобильник. Взгляд сразу же зацепился за ярко-желтое пятно. В нем я с понятным удивлением опознала резинового утенка, с которым любит плавать в ванне наш с Андрюшей сынок. Что делает на поле боя детская игрушка? Тут из кучи рук и ног, неприятно напоминающей о легендарном синявинском спруте, только уже обутом-одетом по сезону и погоде в валенки и варежки, выпросталась особо буйная конечность. Она с размаху накрыла утенка, и тихую зимнюю ночь опять огласил тоскливый скрипучий вопль. Ах, вот оно что! Игрушку со свистулькой мобилизовали и назначили сигналкой! Носком ботинка я отодвинула крикливого утенка подальше, сама же наклонилась, приглядываясь. Я уже видела, что кучу-малу венчает Семен, а под ним копошатся еще двое, предположительно – Митяй и долгожданный зайчик, но как-то непохоже было, что они дерутся. А в разноголосых матерных возгласах чувств было много, а информации – ноль. Поэтому я громко спросила традиционное: – А что это вы тут делаете? И сдавленный голос Митяя из середины сложного бутерброда сердито ответил: – Ну наконец-то, Ляська! Явилась! Живо нож неси! – Нож?! – Я испугалась. – Нет, погодите, нельзя так сразу! Давайте сначала поговорим с ним, расспросим, как он докатился до жизни такой… – Ляся, нож, чтобы леску разрезать! – перебил меня Митяй, добавив еще несколько непечатных выражений, в цензурном переводе сводящихся к банальному «вот бабы дуры!». – Мы все запутались тут, встать не можем! – Хорошие, значит, силки! – На меня напал нервный смех. Хихикая и утирая слезы, я сбегала в сарайчик и вернулась с ножом. – Дай сюда, – Семен, верхний в пирамиде, забрал у меня инструмент. – А ну, замерли все! Куча послушно застыла. Я присела на корточки и подсветила фонариком, Семен повозюкал туда-сюда ножом и слез с Митяя. Митяй, облегченно крякнув, тоже пополз в сторону, и я наконец увидела, кого мы все, включая голосистую уточку, пленили. Глазам своим не поверила! – Дядя Петя? Это вы?! Дядя Петя Дятлов, покряхтывая, сел и ощупал себя: – Я, я… Вроде даже живой… – Петр Петрович, придется вам объясниться, – строго объявил наш участковый, но все-таки протянул руку, помогая своему соседу подняться. Дядя Петя встал и замер, согнувшись, потер филейную часть: – Похоже, копчик отбил… Он поднял голову, увидел поигрывающего битой сурового молчуна Бурякова, пробормотал: – Привет, Семен… – и заозирался искательно: – А на кого я это… приземлился? Он еще завопил как резаный? – А, это птичка была, не беспокойтесь. – Я тоже огляделась, но не в поисках резиновой игрушки, а соображая, куда бы усадить изрядно помятого пожилого человека. – Митя, Сема, помогите дяде Пете, давайте его вот на тот пень… – На колоду для рубки дров? – заметно дернулся Петр Петрович, явно неправильно трактовав мою заботливость. – А перед тем ножом хотели… – Нож был нужен, чтобы разрезать силки, – постаравшись не обидеться, спокойно объяснила я. – А силки зачем? Митяй строго кашлянул: – Зачем, зачем… Это вы нам, Петр Петрович, объясните, зачем вы к высокохудожественным истуканам полезли? С какой такой целью? – С нормальной целью, – буркнул дядя Петя, медленно опустившись на предложенную ему колоду. – Хотел своими глазами увидеть, что же так напугало тут мою жену, что она чуть не спятила. И, вижу, в самом деле есть чего бояться! Схватили, напали, ножом угрожали… У вас тут секта какая-то, что ли? – Он покосился на истуканов. – Языческая… С жертвами кровавыми… – Петр Петрович, вам самому бы надо голову проверить! – не сдержалась я. – Откуда вообще такие дикие фантазии? – А меньше надо книжки библиотечные тырить, – ехидно сказал Митяй. – Нечистая совесть – она вам, гражданин Дятлов, еще не такие муки устроит! – Что, проболтался Епифанов? – Дядя Петя понурился, вздохнул. – Ну, за книжки я отвечу, если надо. А более ни в чем не виноват. – А в несанкционированном проникновении в чужое домовладение? – нажал участковый. – Тайно, под покровом ночи? – Твою ж дивизию, проникновение! – дядя Петя хлопнул себя руками по бокам, стрельнул взглядом в меня. – Да у гражданки Пеструхиной территория толком не огорожена! Вам бы тут не силки вязать, а забор нормальный поставить! – И то правда, – сказал свое веское слово молчун Семен и вручил мне биту. – Возвращаю за ненадобностью. Пойду спать уже. Мы с Митяем и дядей Петей проводили его взглядами. Потом гражданин Дятлов осторожно встал с колоды, снова потер свою тыльную часть и объявил, явно не ожидая ответа и возражений: – Пойду и я. Спокойной ночи, если у вас такие вообще бывают, язычники… Он хохотнул, и я поняла, что про язычников – это шутка, но все равно нахмурилась. Не хватало нам новой легенды – про кровожадных пеструхинских идолопоклонников! – Не волнуйся, жене своей дядь Петя ничего не расскажет, – успокоил меня Митяй, безошибочно угадав мои мысли. – Он теперь Дятлиху беречь будет от потрясений, чтобы она реально в психушку не загремела. Так что все останется строго между нами. Ты, Ляська, это… Спать уже иди. Сарайчик я сам закрою. Спорить не было ни сил, ни желания. Я подобрала с истоптанного снега резиновую уточку и с ней на руках пошла в дом. Спать. Утро вечера муд… В голову упорно лезли исключительно непечатные слова – наслушалась я нынче матерных выкриков. Нет, спать, спать. И будем оптимистично надеяться на лучшее… Разбудили меня звуки, спросонья и с похмелья показавшиеся диким грохотом. Неужто снова столбы мои рухнули?! Я подскочила на кровати и тут же со стоном опустилась обратно: голова чуть не лопнула. – Вижу, ты проснулась, пьяница! – прогрохотал надо мной, распластанной, грозный голос. – Боженька, ну зачем ты так? Подумаешь, немножко выпила, – прохныкала я и, поскольку гром и молния меня не поразили, осмелилась приоткрыть один глаз. Лик, окруженный красным золотом нимба, просиял ехидной улыбочкой: – Боженьку зовешь? Что, плохо тебе? Я присмотрелась и узнала подругу – свежую, румяную, в аккуратной короне из рыжих кос. – Лизавета, изыди, – плаксиво попросила я. – И без тебя тошно. – А нечего самогонку на троих с мужиками жрать, – укорила меня Лизка и протянула стакан с мутной жижей. – На, пей уже. Это огуречный рассол, Митяй велел напоить тебя сразу, как проснешься. – Мой брат – святой человек! – умилилась я. Села в постели, подрагивающей рученькой взяла стакан и маленькими глоточками, как лекарство, выхлебала рассол. Удивительно, но мне и в самом деле сразу же стало лучше! То ли рассол у тетки Веры такой чудодейственный, то ли это великая сила самовнушения… – Выползай, я завтрак тебе готовлю, – Лизка вышла и снова загрохотала на кухне. На завтрак была глазунья, щедро посыпанная петрушкой. – Куда мне три яйца? – вяло удивилась я, садясь за стол. – Митяй шесть съел, – сообщила подружка, придвигая мне тарелку. – Ты лопай давай! Яйца – это не только белок, но и аминокислоты, защищающие печень от токсинов. А в петрушке витамин С, магний и калий, она помогает вывести те самые токсины и отбивает запах перегара. – Давай отложим лекцию о здоровом питании? Мне сейчас тяжело слушать, голова болит, – пожаловалась я. – Тяжело слушать – сама рассказывай, – легко согласилась Лизка. – Как вышло, что ты наклюкалась, ты же у нас малопьющая?