– Над каньоном, за реку, через дорогу, а там лес. – Чтобы не нервировать подружку дополнительно, я добросовестно перечислила все увиденное сверху на своем воображаемом птичьем пути. Лизка кивала в такт сказанному, потом помотала головой: – Не просто лес! Там бурелом! – А ведь и точно! Бурелом, получается, строго напротив моего двора! – Я демонстративно восхитилась, хотя на гениальное это открытие, если честно, все-таки не тянуло. – Я вижу, ты по-прежнему не понимаешь, – посетовала подружка. – Алиса, ворюга пер украденные деревянные головы со двора прямиком в бурелом. Но транспортировал он их явно по-разному, ведь пододеяльник у нас пропал лишь однажды. В итоге первая и вторая головы были благополучно доставлены из точки А (Алисин двор) в точку Б (бурелом), а в третий раз преступник не смог одолеть всю дистанцию. И я думаю, это потому, что заснеженная дорога в каньоне гладкая, мягкая, а вот лед на реке неровный, в торосах и трещинах. Пододеяльник там порвался бы моментально, и вор это понял! Улавливаешь, к чему я? – К тому, что третья голова осталась где-то в каньоне! – Я вскочила и отняла у подружки чашку с недопитым чаем. – Хорош рассиживаться, бежим искать третью голову! – Бежим, – согласилась она. – Только палки-копалки возьми, пригодятся. Смеркалось. Оранжевое вечернее небо в треугольном разрезе каньона смотрелось апельсиновой долькой. Мы с подружкой с ускорением шли в закат, и если бы та же Дятлиха увидела нас таких – возбужденных, растрепанных, со щетками для пола в руках, то в ведьмы записали бы уже не только Лизку, но и меня тоже. По счастью, мы никого не встретили. Паранормальные спрутопоклонники в каньоне уже не роились – Митяй успешно разогнал их, а наши деревенские не совершают моционов на ночь глядя, в вечерний час сидят дома, смотрят телик и ужинают. Мы резво топали по каньону, периодически делая выпады щетками в сторону подозрительных выпуклостей. Нашли таким образом прохудившееся ведро, поломанный овощной ящик и одинокий рыбацкий сапог, такой огромный, что мне сразу же захотелось вписать его в какую-нибудь легенду. Типа, сошлись как-то в поединке спрут и великан, и одолел в жестокой схватке первый второго, один сапог от великана остался… Я даже остановилась, продумывая детали смертельной битвы гигантов, и так получилось, что третью голову обнаружила Лизка. Резная башка истукана стояла себе у подъема на гору, успешно заменяя собой удобную нижнюю ступеньку. – Сколько же людей прошло тут, не подозревая, что они попирают ногами произведение искусства! – посетовала я, бережно, как археолог, обметая щеткой резное дерево. – Мы тоже попирали, – напомнила Лизка. – Даже дважды: поднимаясь к метеостанции и спускаясь обратно. Слушай, не очищала бы ты ее так тщательно, под снегом голова твоя пень пнем, пусть постоит неприметной еще ночку, а утром мы ее заберем. – Никаких «утром», мы заберем ее прямо сейчас! – Я обняла деревянную голову, показывая, что больше с ней не расстанусь. – Как мы ее заберем, она тяжелая, а у нас даже веревки нет! – У нас телефон есть. Звони моему брату, своему мужу, нашему участковому! Муж, он же брат, он же участковый, пришел с веревкой и дровяными санками Буряковых. То ли всерьез похвалил нас с подружкой, то ли сыронизировал: – Какие же вы находчивые! Чуть недоглядишь за вами – уже нашли себе… приключение… Точно, сыронизировал. – Зато теперь проблема с пропавшими головами решена на все сто процентов! – порадовалась Лизка. – Нельзя считать, что дело раскрыто, пока преступник не найден, – возразил ей Митяй, устраивая деревянную голову на саночках. А потом было в точности как у классика: – Ну, мертвая! – крикнул малюточка басом, рванул под уздцы и быстрей зашагал. Впервые за несколько дней этим вечером я уснула счастливой. Правда, ставни на окнах так и не закрыла – опять забыла. Проснулась я рано – выспалась. Сразу вспомнила, что деревянные головы благополучно вернулись, и улыбнулась нависшей надо мной кошачьей морде. Шурина круглая физиономия была похожа на оранжевый воздушный шар. Или на рассветное солнышко… За окном зарождалось прекрасное, мирное, бестревожное утро. Лежа на кровати, в темной раме окна я видела серебристо-розовые переливы светлеющего неба, и это абстрактное полотно было достойно вернисажа. Выставка! Меня будто шилом кольнули. Вся мирная безмятежность моментально стекла с меня, как потоки воды с вынырнувшего на поверхность кита. Или спрута. На спрута я, путаясь в одеяле руками-ногами, была больше похожа… Вскочив с кровати и сэкономив драгоценные секунды на поисках тапок, я босиком ринулась вон из спальни. Шура, который в ожидании завтрака уже воссел на пороге кухни – только что салфетку под подбородком не повязал и столовые приборы в лапы не взял, – вопросительно скрипнул: – Ми-и-и? Мимо, мол, бежишь, хозяйка, с чего бы это, пищеблок-то у нас прямо по коридору! – Пять минут, – обронила я через плечо, сворачивая к лестнице на чердак. С гулким стуком пересчитала голыми пятками ступеньки, ворвалась в свой кабинет, бегом припустила к столу с компьютером и далее – прямиком в интернет. Зашла на сайт частной художественной галереи «Плеяды», которой единолично владеет Максим Соколов, брат моего мужа и… кто он мне? А, вспомнила: деверь, смешное слово… Если у нас с Максимом возникнут какие-то разногласия и я стану его пилить, можно будет сказать, что я занимаюсь резьбой по деверю… Тьфу, о чем я? Всегда, когда волнуюсь, излишне много болтаю. Ну-ка, ближе к делу. Для предстоящей выставки на сайте галереи была создана отдельная страница. Я пробежала глазами размещенные там зазывные анонсы и хвалебные статьи об участниках, потом отыскала список последних, ожидаемо нашла в нем знакомые имена, и мне все стало ясно! – Мо? – Да, уже можно идти завтракать, – я закрыла макбук и вслед за подпрыгивающим от нетерпения котиком покинула свой чердачный кабинет. Было еще слишком рано, чтобы бежать по деревне с криком «Эврика!», поэтому я старательно тянула время. Даже блинов напекла, а это дело не быстрое. Выпила сначала кофе, потом еще чаю, дважды покормила Шуру, всегда готового к приему пищи, кое-как дождалась восьми утра – и наконец побежала по деревне не с криком, а со стопкой еще горячих блинов. – О, блинки! А что, разве уже Масленица пришла? – обрадовался нашему с блинками появлению Митяй. Он с бодрым кряканьем приседал на открытой веранде – делал утреннюю гимнастику, встав под окнами так, чтобы его было видно из кухни. Красовался перед Лизкой, не иначе. Я, пока бежала, запыхалась, поэтому оставила открытым вопрос о Масленице и мимо братца, потянувшегося стащить верхний блин, с разгону проскочила в дом. – Что?! – тетка Вера испуганно охнула и села, держась за сердце. – Они опять пропали? Я молча помотала головой, брякнула тарелку с блинами на стол и согнулась, пытаясь отдышаться. Лизка, испуганно моргая и приоткрыв рот, не глядя перевернула свой бутерброд и стала намазывать его маслом с другой стороны. Я разогнулась, выставила одну руку вперед: – Спокойствие, только спокойствие! Ничего плохого не случилось, наоборот… Митяй, сопя, протиснулся мимо меня в кухню, бухнулся на лавку, сцапал блин, сунул его в рот и, волшебным образом не утратив прекрасной дикции, внятно молвил: – Так ты на этот раз с хорошей вестью? Ладно, тогда не будем тебя убивать. Лизка, шмякнув на тарелку свой двусторонний бутерброд, стрельнула в шутника таким взглядом, которым кого другого и впрямь убить можно было. Но участковый у нас крепкий, практически бронебойный. Он совершенно невозмутимо придвинул к себе пустую тарелку и выразительно огляделся в поисках наполнителя для нее. Хозяйка дома опомнилась и вернулась к своим обязанностям кормящей матери, свекрови и тетки. – Кашки, Ляся? Овсяная с изюмом и яблоками. Я не успела отказаться – передо мной мгновенно материализовалась полная тарелка. В руку сама собой прыгнула ложка, тут же нырнула в кашу, повезла ее в машинально открывшийся рот. Тетка Вера одобрительно похлопала меня по плечу, Митяй удовлетворенно кивнул, Лизка облегченно вздохнула, и все застучали ложками. – А компотику нет? – спросила я, ополовинив свою тарелку. Тетка Вера подхватилась: – Сейчас из погреба достану! – и умелась из кухни, загремела дощатым люком в коридоре. – Это была военная хитрость, – шепотом сообщила я брату и подруге. – Мне нужны ты и ты, а тетке Вере лучше ничего не знать. В ее присутствии чистосердечного признания не будет – вор не захочет, чтобы о нем разболтали всей деревне. – Так ты узнала, кто вор? – обрадовалась подруга. – И он все же наш, пеструхинский? – огорчился участковый. – Крошки мои, за мной! – вставая, скомандовала я. Мы тихо и быстро, чтобы за нами не увязалась любопытная тетка Вера, сбежали из дома и сели в «девятку», которую Митяй уже успел вывести за ворота. – Куда ехать? – Я покажу, давай вперед.